— Ну, это мы уже видели, — прозвучал голос Исина. — Дальше-то что?

— Погоди, — остановил его Избор. — Дай хоть поговорить людям — сто лет не виделись…

— А чего разговаривать? — просил Гаврила сам у себя. — Захотим — так хоть вшестером поговорим. Как это все тут делается уже ясно. Давай? Чего тянуть-то?

Его отражение, а может быть и сам он, настоящий, кивнуло.

— Давай!

Они обнялись и словно в омут бросились обратно под арку.

Дрожь, потемнение в глазах… Гаврила невольно закрыл глаза и от этого споткнулся и повалился в траву.

Один.

— Вот как-то так…

Неспешно он поднялся и отряхнулся, глазами отыскивая Исинов, но там теперь стоял только один. Не Правый, не Левый, а основной и единственный. Сын своей хазарской матери.

— Что ж, — сказал Избор, подводя черту под всем, что случилось. — Если не с кем будет в зернь играть, то теперь знаете куда приходить.

— Да что там, зернь-то… — взвился Исин. — Мы теперь можем сразу на все четыре стороны идти. Нас теперь много. Кто-нибудь что-нибудь да найдет. Любой слух проверим. Найдем! Из-под земли достанем!!

Немного погодя на поляне было уже не протолкнуться.

Около побросанных кое-как мешков и вещей сидели, лежали и бродили двадцать четыре человека. Настроение витало в воздухе какое-то расслабляющее. Все как один понимали, что все самое неподъемное уже сделано. Осталось сделать совсем немного — все этой толпой разбрестись по окрестностям и сыскать одного разединственного богатыря. Если уж они втроем собирались сделать это, то что говорить о такой куче достойных людей которым сделать это — раз плюнуть…

Ну, а если все же что-то не получится, ну сложится так, то всегда можно будет прийти сюда же и превратить себя в вовсе уж устрашающее число воинов.

Каждого тут стояло-ходило-сидело по шесть штук и один из Гаврил, самозвано присвоивший себе старшинство, вразумлял собравшихся.

— …так-то, братцы… Нам теперь работы хоть и непочатый край, а сделать мы её должны. Только на нас у волхвов надежда.

Семь остальных Гаврил кивали, переговариваясь друг с другом. Исины и Изборы его тоже не очень-то слушали — и так все знали, что придется делать: сразу после того, как Гаврилы стали раздваиваться, Избор с каждым из них беседовал, отозвав в сторонку, и решил, что урону в уме новые их товарищи, хоть и не поворачивался язык называть их иначе как братья, не понесли и головами один от другого не отличались, а значит, в голове каждого из них имелось то, что они и так знали. После этого и он с Исином несколько раз прошли сквозь камень.

Остановив речистого Гаврилу, один из Изборов сказал:

— Да что тут языком трепать? Все и так все знают. Давайте-ка так поступим. До ближайшего места, где люди живут, вместе доберемся, а там — расходимся и ищем, что попадется: реликвии военные, что от старых богатырей остались, к самим богатырям присматриваемся, вдруг, кто из достойных на глаза попадется…

Встретимся через неделю в корчме…

— В какой?

— В самой наилучшей, конечно… — ответил Гаврила, подкидывая на ладони немалый мешочек с золотом и серебром. Его жест машинально повторили все другие Гаврилы. — Кстати, едой-то озаботились?

Тут все засуетились, поскольку Масленников оказался прав. Все так увлеклись друг другом и золотом, что о еде позабыли, а ведь наверняка ужинать и завтракать придется в лесу и на такую ораву еды точно не хватит…

Организовав кольцо-цепочку, изборы-исины быстренько побросали сквозь камень дорожные мешки, обеспечив себя провизией на несколько дней.

— Ну, хватит, — сказал, наконец, Гаврила, уставший от суеты. — Поднялись и пошли…

Приложив ладонь козырьком ко лбу и поглядев на клонящееся к закату солнце, добавил:

— Нам еще ночлег готовить…

На мгновение все застыли — понимали, что расходиться придется по трое, но вот кого выбрать в попутчики… Один из Изборов, чувствующий тоже, что и все, хмыкнул:

— Ладно… Я ж говорю — до корчмы вместе пойдем. А кто с кем — по дороге разберемся…

Шли дружной толпой, временами оглашая окрестности взрывами хохота. Среди деревьев становилось все темнее. Когда стволы стали сливаться в непроходимую стену они поднялись по пологому склону холма.

— Сушняк, сушняк захватывайте, — подал голос кто-то. — Костер запалим, каши наварим…

Это воодушевило всех и уже подуставшие люди зашуршали по кустам. Вскоре всей гурьбой они собрались на вершине холма. Вниз уходил пологий склон, залитый спускавшимся за край земли солнцем.

Они стояли на вершине холма и смотрели, как оно садится, одеваясь в дымку плотных облаков.

— Ну, что пора и о ночи подумать? — сказал один из Гаврил.

— Мои мысли читаешь! — хохотнул другой Гаврила. — Вон там станем…

Солнце скатывалось за Земной круг, погружая лес в темноту, а у подножья холма несколько деревьев обступили облюбованное место, оставив меж собой полянку шириной в десяток сажен. Туда и направился первый Гаврила.

За ним потянулись все остальные, спускаясь вниз компаниями, по три-четыре человека.

— Эй! — крикнул вдруг кто-то. — Эй!

Удивление билось в этом крике. Не страх, не предчувствие опасности, а удивление. Человек, сверху не понять кто, в одно мгновение исчез.

Не упал, просто пропал, словно растворился в воздухе.

Потом второй, третий… Внизу остался только один из Исинов, нелепо растопыривший руки в накрывшей его тени от деревьев.

— Назад!!! — заорал кто-то, но люди и сами сообразили. Все бросились назад, словно наступавшая тень стала водой, и они могли спастись от неё на вершине холма, но тщетно. В поднявшемся шуме — не разобрать было, что кто кричал — солнце скатилось вниз, и тень добежала до вершины холма. Гаврила оглянулся. Избор стоял чуть в стороне с обнаженным мечом, словно это могло чем-то помочь. Снизу с выпученными глазами поднимался Исин, тоже со сталью в руке.

— Спрячьте, дурни…

Произнеся это, киевлянин только понял, что и сам держит клинок в руке. Выручил вбитый жизнью навык встречать опасность с оружием в руках. Какое-то время они стояли, надеясь на чудо, только Боги не спешили.

Масленников первым уселся на траву. Рядом, прижимаясь к нему плечам, уселись товарищи. Они сидели тесно, словно хотели доказать самим себе, что не одни.

В один миг все пошло прахом. Ноша, только что казавшаяся такой легкой, вдруг опять стала неподъемной. Мгновение — и все. Словно ветер дунул и унес… Никому ничего и объяснять не пришлось.

— Вот и конец волшебству, — вздохнул Исин. — Все коту под хвост.

— Богам виднее — отозвался Исин, покусывая губу. — Видно слишком многого мы захотели. Похоже, Боги считают, что мы и сами справимся….

— Ага, — поддержал его Избор, — а то повадились чуть что на волшбу надеяться…

Гаврила покосился на него и подумал: «А что еще тут скажешь? Не кусать же локти в самом-то деле? Вон у хазарина морда какая унылая… Подбодрить бы их как-нибудь…»

Перехватив его взгляд, сотник как-то тускло улыбнулся.

— А ты чего такой?

— Какой? — переспросил Гаврила.

— Спокойный как конь. Неужто не жалко?

— Так не в первый же раз… — подумав немного, сказал киевлянин.

Что у Исина, что у Избора брови полезли вверх. Гаврила пожал плечами.

— Случалось со мной такое уже.

— Ну-ка, ну-ка…

Масленников помолчал, словно вспоминая что-то.

— Выпили мы тогда много… И пошел я вперед. Или в лес… Сейчас точно уже не помню. Точно не в степь…

Гаврила задумчиво оглянулся, словно хотел увидеть лес — не тот ли самый.

— Заколдованный? — спросил хазарин, понизив голос, но киевлянин только рукой махнул небрежно. Мол, заколдованный или нет, не так уж и важно. Мелочь это незначительная.

— Иду я, иду и вдруг вижу впереди…

Исин подался вперед.

— …я сижу.

Хазарин вздрогнул.

— Что?

— Я сижу! — повторил Гаврила.

— Колдовство?

Киевлянин опять отмахнулся.

— А я не с пустыми руками шел. У меня с собой кувшин вина имелся. Подошел к себе, рядом сел. Сидим, молчим. Друг другом любуемся… А что думаю, просто так сидеть. Предложил себе выпить. Хорошо я не отказался. А ведь мог бы обидеться, но ничего. Потом думаю чего это мы тут сидим, когда у меня дом есть. Пошли домой ко мне, пока меня там нет.