Богатыри переглянулись. Навидались за жизнь лихих-то людей, знают какие бывают, только вот этот никак на такого не походил. Сморчок сморчком…

Сообразив, что ему не верят, он, переводя пьяные глаза с одного на другого, спросил со значением.

— Кузьму Залетова кто обнес?

Поле этого мужичок горделиво выпятил грудь, и ничего не сказал. Мол, я ничего не говорил, а вы, вроде, не дураки, сами догадаетесь.

— Да ты, брат, на все руки мастер! — притворно ужаснулся Гаврила. — Ни в клети не в запоре от тебя грош не спрячешь.

— А чего его прятать? Есть грош — так и пропей его с добрыми людьми.

Егоршка снова попытался выпятить грудь, но силы уже не те. Плечи опустились, и он плавно припал к столешнице щекой. Через мгновение гость уже сопел. Похоже, не видел он разницы где лежать и кемарить.

— Хорошего человека привел, — кивнул Гаврила хазарину. — Знающего да разговорчивого. Верной дорогой двинулся. Угадал, можно сказать…

Подняв голову гостя за волосы, Избор посмотрел в мутные глаза, вздохнул.

— Да-а-а-а. Это если знает чего, то долго еще молчать будет.

Осердясь, Исин спихнул гостя под стол, но тот так и не проснулся. В раздумье хазарин подержал у того над головой кувшин с пивом, но передумал добро переводить и налил в свою кружку.

— Не о том, ты Исин с гусляром говорил.

— А ты иди и «о том» поговори, — обидевшись сразу на всех, ответил хазарин. — Вон там еще один соловей ходит.

Сотник закрылся от друзей кружкой, словно других дел не было.

— Точно…Ходит один. — Присмотревшись пробормотал Гаврила… Только ошибся он. Гусляр не бездельно бродил, а прямо шел к их столу. Похоже, сообразил, что Исин не получил от его конкурента того, что просил, и решил попробовать.

Этот на старика никак не тянул. Возраст, правда, уже показывал себя редким седым волосом на голове и морщинами, но руки крепко держали гусли. Подошел, поклонился.

— Угостите, богатыри. А я вас песней потешу…

Исин отодвинул ногами пьяного Егошу, освобождая место для гусляра.

— Садись, песельник. Развей нашу тоску.

Тот уселся, положил гусли на колени.

— Что ж спеть вам? Про битвы кровавые, про богатырей чужедальних? Про Бову-королевича? Или про битву на Калиновом мосту? — скучноватым голосом спросил он, словно заранее знал, что войнам нужно.

Друзья переглянулись. Отчего бы и про это послушать, но про битвы и прочее они и сами могли много чего порассказать.

— Про Гаврилу Масленникова знаешь? — ехидно спросил из-за кружки Исин. — А то есть у нас тут любитель про Гаврилу-то послушать.

Масленников только кулак хазарину показал. Сейчас Гаврилова душа не побоищ просила, а чего-то грустного, утешительного…

— А спой-ка ты нам про дела трудные, про дела неподъемные… — сказал он. — Знаешь такие былины?

Гусляр сообразил, что не просто сидят люди, жизни радуются, а скорее какие-то неприятности пивом заливают…

— А спою-ка я вам про Святогора-богатыря, — предложил он. — Про его неудачу…

— У Святогора — да неудача? Это ты, гусляр край перешел, — начал подниматься из-за стола Гаврила. Не лучший день сегодня для всех них выдался, а уж скомороху над святым насмехаться позволить…

Гусляр рассмеялся. Не нагло, а с осторожностью, обращая сказанное в шутку.

— Самонадеян ты воин. Считаешь, что раз кто силен, то никого посильнее него рядом не окажется? И на больших богатырей неподъемные дела сваливались.

— Это ты, что ли посильнее? — набычился Гаврила, мерея глазом фигуру гусляра — вдруг и впрямь тот покрепче будет, чем с первого взгляда показался.

— Да куда уж мне… — махнул рукой тот. — А вот спою про Святогора тогда и узнаешь, как оно бывает. Уж на что всем богатырям богатырь, а вот и на него неподъемное испытание нашлось.

Гаврила посопел немного, но вовремя вспомнил, что не силой мериться сюда пришел, а поесть, да людей послушать.

Поняв, что разрешение получено гусляр произнес распевно, уже настраиваясь на былину.

— Спою я вам, люди добрые, про Святогора-богатыря, нашего заступника. Про подвиги его богатырские, да про жизнь нелегкую…

Под насмешливым взглядом Исина, Гаврила пододвинул певцу кружку и, соглашаясь, кивнул. Тот негромко, и с душой запел про стародавнего богатыря. Шум на соседних столах стал затихать, и голос гусляра вольно полетел по притихшему залу…

Очень скоро гости кто, подперев голову, кто, напротив, стиснув кулаки до белых косточек, слушали певца. Такого они еще не слышали.

Певец пел о том, как Святогор бродил по Руси и наткнулся на сумочку переметную. Попытался поднять её — сил не хватило — жилы у богатыря полопались, чуть кровью не изошел…

Избор представил себя на его месте, почувствовал, как от нечеловеческого напряжения лопаются в руках жилы, кровавый пот выступает на лбу, заливает глаза…

Он цапнул Гаврилу за руку.

— Вот бы нам тут рубашечку.

— А? — Гаврила вынырнул из повествования. Кулаки богатыря ветвились жилами, костяшки побелели от напряжения.

— Личико-то Святогор наверняка рукавом вытирал. Вот вам и кровь…

Гусляр умолк и с рокотом струн сгинуло наваждение, где каждый чуял себя стародавним богатырем, искоренял Зло и боролся с врагами. Вознаграждая себя за песню, гусляр ухватил кружку, поднес к губам…

— А что, добрый человек, это быль или сказка? — спросил Гаврила, дождавшись, пока кружка опустится на стол. Пальцы его вздрагивали, словно нестерпимо хотелось выпустить когти и вонзить их в гусляра.

Певец, не замечая этого, отхлебнул из новой кружки, не торопясь утерся.

— Так кто ж его знает? Это то, что народ помнит. А быль это или сказка только Алчедар знает.

Исин сглотнул, поставил кружку и, опережая всех, спросил:

— Кто такой этот Алчедар? Где прячется?

Гусляр ухмыльнулся.

— Да нигде он не прячется… Чего князьям-то прятаться? Начальник он тиверский. Князь или как они там своих высших называют, мне неведомо.

— А что знает?

Гусляр пожал плечами, примериваясь к куску птицы, но не решаясь взять. Уж больно вид у Гаврилы получился грозный.

— Слышал я, что это все в тех местах и случилось. Так что если узнать чего — тебе туда. Старики тамошние может и помнят.

Народ в зале загомонил, к певцу потянулись руки, потащили его к другим столам, а товарищи смотрели друг на друга, и каждый знал, что мысль у них сейчас одна на всех. И вовсе не о том, чтоб послушать еще что-нибудь из богатырской жизни.

— А что? — просил наконец Избор. — Какой-никакой, а след. Пока ничего другого нет — и этот сойдет.

— Точно! Придем к этому Алчедару и спросим! — кулак Исина грохнул по столу. — Пусть попробует отказать князю Киевскому!

— Князь Киевский нынче в большом отдалении пребывает. По другую сторону волшебства, — напомнил Избор и поежился, вспомнив лиловый кисель. — Так что… Только на себя нам надеяться надо.

— Так в первый раз что ли? Добром не отдаст — силой возьмем.

Никто хазарину не возразил. Понятно, что все так и будет.

— Бывал я там, — задумчиво сказал Гаврила. — Хорошее место. Для того кто внутри, конечно. А ежели кто воевать придет… Стены… Рвы… Да втроем… Может статься, что наших трех мечей для такого дела может и не хватить…

Киевлянин тряхнул головой, вовсе прощаясь с надеждой отвоевать замок.

— А как-то по-другому? Ну, выкупить, что ли… — предложил Избор. Денег не было, конечно, но ведь деньги украсть куда как проще, нежели замок захватить.

— По-другому это и называется — своровать, — объяснил Исин, — Деньги- то нам кто даст? Деньги тоже где-то красть придется, так уж проще сразу нужной вещью озаботиться.

Никто ему не возразил, и всем стало ясно, что другого пути нет — ищи не ищи…

— Ну, хорошо… В городище-то мы войдем. А вот в сам замок, к князю. Не думаю что любого туда пускают… До ворот-то дойдем. А вот дальше что? В сокровищницу нас добром никто не пустит… А там, поди стена…

Он замолчал, представив преграду.

— Тут через стену надо… — донеслось из-под стола.