— Отсталый же ты тип, Федосей, хоть и герой страны. У нас тут чего только нет и все на электричестве, а тебе отсталый самовар подавай. Жан Жак Руссо, а не передовой советский гражданин. Поповщина какая-то получается, не находишь?

— Нет. Не нахожу…

Федосей потянулся и мечтательно сказал:

— Под сиреневым кустом бы посидеть и чтоб самовар рядом тихонько так «пых-пых-пых»…. И чтоб пирогов свежих, а не сухарей…

— Ну, шоколаду швейцарского хочешь?

— Ну его… Надоел, — мотнул головой Федосей.

— Комчванство, — поставил диагноз товарищ. — Швейцарский шоколад ему не нравится. А изюму? Из Узбекской ССР?

Малюков опять замотал головой.

— Надоело ждать.

— Сейчас это наша работа, — серьёзно сказал Деготь. — Ждать и быть в готовности.

— А то я не понимаю, — проворчал Федосей. — Дай, что ли шоколадку…

Откинувшись на спинку стула Деготь дотянулся до полки и стушил шоколадку. Держа ее как кусок колбасы перед собачьим носом, перед Федосеем он предложил:

— А пойдем на воздух, а то я здоровое тело наблюдаю, а вот дух…

— А пойдем, — после секундного колебания согласился Малюков. — Развеемся…

.. Не идеальная, конечно, позиция, но ничего лучше им не выпало.

С командирами троек князь говорил с глазу на глаз. Мало ли что… Мало ли кто чекистам попадется, так что каждый командир знал только одно — ровно в 16–00 его расчет с определенного места должен выпустить максимально возможное число мин по некоей цели. Там же он раздал и засургученные пакеты с координатами этой цели — хотя какая тут может быть секретность? Тем более, учитывая дальность стрельбы бомбомета понятно было, что в той стороне только одна стоящая цель и есть — пусковая площадка. Не по цементному же заводу стрелять прикажут или по общежитию обувной фабрики? Значит все-таки по площадке, хотя и она, конечно, размеров не маленьких — куда там палить, но уж верно учли это отцы-командиры. Корректировка стрельбы не предусмотрена, значит, координаты точны и от них требуется не жалеть мин. Выпустить столько, сколько позволят им господа чекисты, прежде чем доберутся до них.

Удастся выпустить пять мин хорошо. Десять — отлично. В этом случае хотя бы одна — две, да попадут в нужное место.

На часах — без пяти минут четыре пополудни.

— Приготовились…

— Да чего тут готовиться? — щуря глаз сквозь папиросный дымок, спросил первый номер. Не спросил даже, а просто показал, что услышал и готов действовать по приказу.

В тройку к капитан-лейтенанту попали два недоучившихся студента. Классово чуждых молодых людей новое общество отторгло от себя, не дав доучиться и они горели желанием доказать, что могут помнить обиды. Воинской дисциплины в них не было нисколько — обычные злые домашние мальчики: Семен да Леонид.

— Крышу разберите…

-..и начинай торговлю!

Это второй номер. Шутник, оказывается. Хотя как сказать…

С маскировкой у них все отлично получилось! Почти посреди площади поставили ларек, и надпись приколотили — «ОВОЩИ». Пролетарии тут же начали по своему обычаю в очередь строиться, но им сказали, что торговля начнется только завтра, когда товар с базы привезут, а то б затоптали.

Сегодня за фанерными стенами ларька, что поставили вчера вечером, лежали обломки ящиков, в которых ночью привезли бомбомет и два десятка мин. От бомбомета пахло смазкой и керосином. Машинка им досталась новенькая, еще в масле, словно вчера только вытащили её со склада. Всю ночь соскучившийся по оружию капитан-лейтенант разбирал и чистил боевое железо, словно завтра ему предстояло доверить бомбомету свою жизнь…

На самом деле все было совсем не так. Это железо не берегло их жизни, а напротив, подвергало опасности. После первого же выстрела большевикам станет ясно что за овощная палатка тут появилась, кто стреляет и где сидит… Только как же иначе?

Встав на деревянные козлы, Леонид раздвинул крышу. Сразу стало светлее. Сургуч под пальцами рассыпался колючими крошками, треснула, разрывая бумагу прошивная нитка.

— Семен, постерегите снаружи…

Их товарищ приложил руку к козырьку студенческой фуражки и вышел наружу. Ему первому придется вступать в бой, если их обнаружат.

Капитан — лейтенант невольно усмехнулся этой никчемной вообщем-то мысли. «Если»… Это ж кем надо быть, чтоб не обнаружить в городе стреляющий миномет! Не настолько же они там поглупели?

— Координаты цели…

«Бабах!» — грохнуло где-то впереди.

Согнувшийся над бомбометом Леонид выпрямился. Они переглянулись. Капитан-лейтенант перевел взгляд на свой хронометр.

— Мы опаздываем? — нервно спросил студент.

Старший отрицательно покачал головой, уверенный в своих часах.

— Нет. У кого-то из наших нервы сдали… Или часы спешат.

Студент, наконец, сообразил, что стрелок оказал им невольную услугу, ценой которой может оказаться жизнь. Их жизнь… С некоторой завистью глядя на капитанский хронометр, студент сказал.

— Да уж не у каждого такой вот Буре….

Секундная стрелка добегала последний круг.

— Ну, что, господин студент… Раньше начнем — быстрее закончим?

Студент с миной в руках застыл над стволом. На лице его читалось такая радость, что каплея слегка покоробило. Мстить — да, разумеется, но месть это долг, а никак не радость…Ладно, в сторону философию…

— Первая пошла!

Мина выскользнула из пальцев и нырнула в пропасть ствола.

Бах!

Ларек подпрыгнул, и из щелей повалила пыль и дым, а студент затряс головой.

— Вторая!

Одна за другой, одна за другой мины выпрыгивали из ларька, словно бешеные лягушки.

— Третья!

— Четвертая!

Внутри все заволокло дымом. В воздухе летала солома, какие-то накладные… С минуту из-за грохота ничего не было слышно, но чуть позже за деревянной стенкой рассыпались выстрелы. Очнулись большевики.

— Выстрел!

В промежутке между выстрелами стала слышна перестрелка совсем рядом. В дощатой стене барака стали появляться дырки от пуль. За грохотом не слышно стало стрельбы, но это никак не отменяло её. Свиста пуль они не слышали, но отверстия в фанере появлялись не сами собой.

— Выстрел!

Бах!

— Стреляйте, юноша. Справитесь сами?

Леонид посмотрел на каплея очумелыми глазами, кивнул, не столько услышав, сколько сообразив, что от него требуют.

Каплей выскочил наружу, готовясь увидеть броневик и роту солдат. Это однозначно решало бы их судьбу, но на площади обнаружились только два милиционера. Они заняли позиции — один за театральной тумбой, другой — за углом бревенчатого обывательского домишки. Это давало неплохой шанс остаться в живых!

…Осень на Свердловской пусковой площадке прочно вступило в свои права. Меж гравийных дорожек сиротливо холодным ветром болтались высохшие травинки тимофеевки. Тихо. Только где-то далеко трещал, приближаясь, мотоцикл. Разминая затекшую спину, Федосей подошел к турнику.

— Смотри. Сейчас тебе тело покажет…

Он подпрыгнул, чтоб уцепившись за перекладину закрутить «солнышко», но за спиной оглушительно грохнуло, и какая-то неведомая сила перекинула его через деревянные столбы турника. Короткий полет окончился предсказуемым приземлением. Приложившись о землю, космонавт потерял дыхание и, хватая воздух ртом, смотрел как над ним проносятся куски черепицы и кровельного железа. Он еще не понял что происходит, как грохнул второй взрыв. Поднявшая его сила еще пару раз перевернув его бросила в лицо перемешанную с травой землю и только после этого оставила в покое, заинтересовалась чем-то другим. Чем? Протерев слезящиеся глаза, Федосей успел увидеть как там, где только что курил водитель, опадает земля и рушатся, складываясь вовнутрь, легкие деревянные стены. Одна из них на его глазах обрушилась на грузовик, кособоко стоящий на пробитых скатах из радиатора которого, словно кровь из живого тела, толчками текла вода.