— Верно. Это опять наша маленькая частная война. Вы готовы?

— Погодите… Как это представляется сделать? Десант?

— Да.

— Нас порежут еще на подлете.

Генерал бодро улыбнулся.

— Вот на этот счет можете быть совершенно спокойны. Есть план, и он уже реализуется…

…Папиросный дым уходил в форточку, но какая польза от отверстия в окне, величиной с почтовую открытку? Тут бы дверь настежь, да окно нараспашку… Только нельзя. О вещах, что тут обсуждались, никому из посторонних знать не полагалось, а уж тем более тем кто любит подслушивать под чужими окнами, для кого подслушивание и подглядывание профессия с окладом жалования и хорошим пайком..

— Если мы ищем способ парализовать стартовую площадку, то их у нас не так много.

— Аэроплан?

— Нет. На тот единственный, что остался у нас после налета на Красную площадь, мы можем рассчитывать только теоретически.

Князь стряхнул пепел в блюдечко.

— Почему? — спросил барон. — Вы не доверяете умению пилота? Или его мужеству?

— Напротив, барон. Если я чему и доверяю, так это людям. Ну и, разумеется, я доверяю собственному здравому смыслу.

Он вздохнул.

— Мы не сможем организовать достаточно близко к городу взлетную площадку и сохранить все это в тайне. Также и вооружение… Чем заправить пулеметные короба у нас найдется, а вот бомбы… Если б у нас была парочка «Муромцев» я бы рискнул, но…

Он поморщился, покачал головой.

— Прибавьте к этому же противостояние местной противовоздушной обороны… Там ведь, насколько я помню, есть и пулеметы и несколько истребителей?

— Да. Есть..

— И лучемет на базе броневика?

— Есть…

— Ну и чего вы ожидаете от одного самолета при таком раскладе?

Ответа князь не получил. Тогда отодвинул от себя чашку жестом сдерживаемого раздражения, объяснил, хотя объяснений никто и не требовал.

— Наш единственный самолет сотрут в порошок еще на подлете. Мы потеряем и пилота и машину, и, что самое главное, мы ничего не добьёмся… Да и нет в этом никакой неожиданности… Что нам ходить старыми дорогами? Держа на площадке самолеты, большевики на это и рассчитывают. Нужен новый, неожиданный ход.

Барон пустил пару колец и сказал, как о давно обговоренном.

— Альтернативой налету может быть обстрел площадки из тяжелых орудий со складов местного артучилища, но еще в прошлый раз принято решение, о нецелесообразности этого из-за не менее сильной охраны училища. Разве обстоятельства изменились?

Мысли неизбежно ходили в круге их возможностей. Что толку предлагать атаку площадки аннибаловыми слонами, если нет ни слонов, ни Ганнибала?

— В части училища — не изменились, но у нас появились новые возможности.

Он довольно улыбнулся. Тщательно скрываемая даже от своих тайна просилась на язык, ведь делать подарки также приятно, как и получать их.

— В нашем распоряжении теперь есть шесть бомбометов системы капитана Стокса! Если мы правильно ими распорядимся, то этого должно хватить на…

— Сколько? — не поверил своим ушам барон. Осипшим от волнения голосом он переспросил. — Сколько, сколько?

— Шесть! — с удовольствием повторил князь.

— Откуда?

— Какая вам разница? Они есть и хватит с вас этого…

Голос князя стал деловит и серьезен.

— Теперь ваша задача подобрать не менее шести точек для обстрела площадки не дальше полукилометра от неё. А хорошо бы и поближе.

— Шесть, — заворожено повторил барон, не веря своему счастью. — Да мы с этим… — голос его задрожал. — Да мы с этим… Да мы там все расчихвостим! Вообще все!

Он замер прикидывая что-то, и как-то внезапно потух.

— Когда, вы говорите, это надо будет сделать?

— Послезавтра.

С горькой обидой ребенка, незаслуженно лишенного сладкого, барон возразил.

— Нет… Нет! Да там же не будет почти никого! Возможно, только один или два корабля!

Князь кивнул.

— Верно.

— Надо подождать! — решительно, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся, заявил барон. — Раз есть бомбометы, то логичнее подстеречь всю группировку. Всю. И всех под орех разделать… В пыль… Чтоб пух и перья…

По горящим глазам барона видно было, что он уже представляет, что и как будет происходить.

— Нет, барон, — охладил его пыл князь. — Все будет не так… Умерьте свою кровожадность.

Князь смотрел на него, прищуриваясь от дыма и словно бы и не слыша собеседника.

— Нам нужен именно этот день, и именно этот корабль. Он ни в коем случае не должен взлететь. Вы понимаете? Ни в коем случае!

…На борту катера, крашенного обычной для черноморских судов шаровой краской, ярким пятном выделялась название — «Красная Звезда». На 14-м году Октябрьского переворота, надо сказать, не самое редкое название для судна. В Гаграх и в соседнем Сухуме, вероятно, стояла не одна посудина с подобным названием, честно возившая рыбу и рыбаков в море и обратно, однако…

Разница между всеми кораблями мира и этим катером была в двух вещах. Во-первых, надпись на борту этого катера делал не похмельный маляр, а проверенный со всех сторон ОГПУ боцман, а во-вторых — возил катер не рыбаков с кефалью или барабулькой, а самого товарища Сталина.

Не всегда, конечно, но большей частью.

Мотор на малых оборотах негромко урчал, и нос катера легко резал зеленоватую черноморскую воду. После вчерашнего шторма, море стелилось прозрачным мягким стеклом, уходящим к далёкому горизонту, ничем не напоминавшую ревущую стихию, способную утопить в себе не то что катер, а корабль размером и поболее.

Сейчас-то с обоих бортов и с кормы расстилалась ровная, как скатерть, темно-синяя поверхность, чуть-чуть забеленная пенными барашками, а вот вчера…

Ворошилов незаметно тряхнул плечом. С морем шутки плохи…. Тут только и надежда на команду и на надежность посудины.

Четверо моряков и трое гостей смотрели на вырастающие прямо из моря заросшие лесом горы. Сталин, покрутив в руках незажженную трубку, убрал в карман. Воздух был хорош, под стать виду на берег.

— Товарищ Сталин! Радиограмма!

Генеральный оглянулся на голос и тут идиллическую тишину морской прогулки распугал хлесткий винтовочный выстрел.

Неожиданность заморозила всех. Одинаковыми движениями люди вскинули головы, словно не веря свои ушам. Необстрелянных тут не было, и винтовочный выстрел могли отличить от любого мирного звука.

Наркомвоенмор Ворошилов среагировал раньше других. В секунду он оказался между Сталиным и берегом и подножкой сбил того на палубу.

— Назад! В море!

Бах!

Второй выстрел все поставил на места. Завопил ревун, и опасно накреняясь, катер развернулся. Длинная очередь ушла в сторону берега, стреляные гильзы звонко пробарабанили по палубе, но, опустошив диск, пулемет смолк.

На борту имелись два ручных пулемета, но куда тут стрелять? Лес… горы… Это катер был как на ладони, а стрелка найди еще в кустах.

Ворошилов прижал генерального к палубе. Близкий берег скрылся за тонким железом борта. Подсознательно Климент Ефремович ждал, что вот-вот в звенящем от напряжения железе появится круглая дырка, сквозь которую в последний момент можно будет увидеть берег, только секунды бежали и — ничего… Кося на них прищуренным глазом, охранник, положив на железный поручень ствол маузера, выцеливал движение на берегу. Наркомвоенмор машинально оценил выдержку — не палил чекист, куда ни попадя на глазах у высокого начальства, а высматривал врага.

Коба лежал спокойно, поглядывая на откатившуюся в сторону фуражку.

Бах!

И опять грохот далекого выстрела и ни посвиста пули.

— Стрелять не умеют, засранцы, — пробормотал Сталин негромко. Ворошилов, разглядывавший берег в щель между листами железа, бросил взгляд на вождя и отвернулся к опасному берегу.

— Эй, Клим, встань…

Ворошилов не ответил.

То ли не слышал, то ли не захотел услышать. При желании не услышать за ревом уходящего от берега катера можно было бы все что угодно…