Это было красиво. Это было мужественно.

А то, что происходило на глазах Тома было совершенно лишено романтизма… Луна — это не Земля. Тут не было и десятой доли той романтики, что наполняла книги Лондона.

Конечно, и тут имелись трудности. Вот, например, скафандр. Как, находясь в этой машине для жилья вытереть пот со лба? Этих сложностей писатель не знал, а и знал бы — не написал.

Скафандр мешал работе, но Порридж уже приноровился к нему. Двинув вперед совковую лопату, Том вогнал её в поверхность золотоносного поля. Благородного металла вокруг валялось столько, что воображение преставало воспринимать его как ценность. Блестящие камушки — не более.

Большевики тоже относились к золоту без почтения.

Они сгребали его большими, похожими на снегоуборочные, лопатами, неизвестно из чего сделанными к большому коробу. Дальше золото поднималось в один из кораблей. Их стояло рядом аж четыре штуки. Внешне почти одинаковые — устремленные вверх конусы, но за неделю работы Том уже научился отличать их друг от друга. Ближе всех, под погрузкой, стоял «В.Ленин», чуть дальше уже заваленный золотом под завязку «Третий Интернационал», за ним — «Карл Маркс». «Лунник», на котором они прибыли сюда и жили, стоял вроде бы наособицу, чуть в стороне.

Что это было за место, Порридж не знал, но знакомой скалы со срезанной вершиной тут не наблюдалось. Им, собственно так и сказали, но верить всему чему тут говорили, он не собирался. Известное дело — большевики. С ними ухо востро держи.

На третий день к работающим в поле присоединился и сам бригадный генерал. Его, и еще пятерых старших офицеров, продолжали держать отдельно и для того, чтоб увидеть своих людей ему ничего не осталось сделать, как выйти на работу.

Как и всем ему выдали лопату, но он вместо того, чтоб работать принялся ходить от человека к человеку и разъяснять всем, что своей рабской работой на большевистских вождей они губят западное общество. До Тома он не дошел, но ему рассказали товарищи. Что-то он там говорил о древних египтянах и непосильном труде…

Генерал пытался объяснить, что все это золото — ловушка, вред для Америки! Он, может быть, и объяснил бы, если б ему дали, но большевики, не будь дураками, быстренько вернули его на корабль. Беспокоились большевики, по мнению Тома, напрасно. Народ и не собирался восставать — все были заняты золотом. Оно притягивало к себе и вязало по рукам и ногам.

А что касается рабского труда… Не чувствовал Том себя рабом. Ну, ни капельки! Если все-таки генерал и был прав, сравнивая их с египтянами, то этим самым древним египтянам можно было только позавидовать. Порридж с удовольствием поддел лопатой кучу мелких самородков. Сколько уместилось — осталось на лопате, остальное посыпалось обратно.

Как это можно понять — золото и — ловушка? Быть того не может. Ошибается, наверное, генерал…

Он все призывал восстать. А против чего восставать? Против самой высокооплачиваемой работы в мире? Они копали золото не задаром, а за очень хорошие деньги, да и как тут восстанешь? Закроют люки, оставят тут, как раньше пиратов оставляли на необитаемых островах, и что тогда? Тут ни пальм, ни бананов, ни воды, ни воздуха. И вообще тут ничего нет кроме золота.

Он попытался вытереть рукой вспотевший лоб, но куда там. Пришлось шевелить кожей лба, стараясь сбросить щекочущие капли. Опершись на лопату, астронавт стал разглядывать корабли. Один из них еще точно стоял пустой.

Один час работы, четыре часа отдыха, потом еще один час работы с самым благородным металлом на свете.

А неплохо было бы захватить парочку этих красавцев. Сколько там, интересно золота?

Или может быть прав бригадный генерал?

В шлеме негромко «запикало». Скафандр давал знать, что воздуха осталось на четверть часа. Пора было заканчивать работу и двигать на ужин…

…Стало традицией, что после работы астронавты собирались все вместе, и Федосей приходил к ним поговорить по душам. Не мог он сидеть спокойно, когда за стеной сидели простые люди, с которыми можно было потолковать о жизни. Первое время встречали его настороженно, видели в нем врага, но со временем все как-то образовалось. Конечно и сейчас Федосей чувствовал на себе разные взгляды — и любопытные, и откровенно враждебные, но любопытных было все-таки больше.

— Здравствуйте господа пираты!

Американцы заулыбались, весело загудели, понимали, что шутка такая у большевика. Это приветствие стало уже своеобразным ритуалом.

— Жалобы, пожелания, есть?

— Гамбургеров бы… — крикнул кто-то.

Он развел руками.

— Потерпите немного. На Земле будут вам гамбургеры.

Том до сих пор старавшийся не разговаривать с большевиком поднял руку, устанавливая тишину.

— Господин большевик. Тут вопрос у меня есть…

Он солидно прокашлялся, добиваясь тишины.

— Вот генерал говорил, что мы тут своими руками Америку гробим… Это так, господин большевик?

Федосей присмотрелся к нему, прищурился.

— Вы по-моему золото копаете, не гробите кого-то… Разве не так?

Американец неопределенно качнул головой.

— А кто вас знает, что вы с этим золотом сделаете… Так что вы, коммунисты, Америке готовите? Только честно.

Ждал Федосей этого вопроса, готовился к нему, потому и отбросив веселость, ответил серьёзно.

— А это смотря что вы понимаете под Америкой… Если Америка для вас Ротшильды и Рокфеллеры, то точно, для них ничего хорошего марксизмом не предусмотрено. А если Америка это те, кто трудится на полях на заводах и в лабораториях… То им наши планы только на пользу.

— А у меня Америка одна. Моя страна!

«Рано им про политэкономию, — подумал Федосей — Не поймут пока…»

— Ну тогда ничего с твоей Америкой мы не сделаем… Что можно с ней сделать? Это с золотом что угодно можно сделать, а с Америкой… Да вы и сами знаете что к чему. Что вот вы, Том, со своей долей собираетесь сделать?

О! Это была тема к которой можно было возвращаться раз за разом… Поговорить про это всякому было интересно. Услышать можно было и что-то дельное, что самому в голову не пришло.

Вокруг стало тихо. Том пожал плечом.

— Я-то? Мне скрывать нечего. Понятное дело — в банке на доллары поменяю и куплю чего-нибудь. Только и вы не увиливайте, ответьте…

Большевик покивал так, словно это все само собой разумелось.

— Вот и мы что-нибудь нужное приобретем.

— Так у вас там все общее. Что можно купить? — удивился американец.

— Вы бы, Том, в гости к нам как-нибудь приехали бы… Во-первых, не все там у нас общее, а во-вторых, можно ведь и не для одного себя купить? Можно ведь для всех… Вот мы для всех и купим. Что-нибудь полезное. Завод Форда, например.

— И что? Вывезете?

— Нет. Зачем же? Начнем в нем социализм строить — восьмичасовой рабочий день, отпуска рабочим, профсоюзы… Вот и начнется лучшая жизнь для трудящихся.

Один за другим корабли уходили вверх.

У Тома язык не повернулся бы сказать «в небо». Не было тут никакого неба, только черная пустота, колючие звезды и серп Земли. В беззвучном вакууме, подпираемые столбами лилового пламени набитые золотом пирамиды уходили к ней, к воздуху, воде, кока-коле и гамбургерам.

Первым к Земле стартовал «Карл Маркс». Из тучи пыли за ним ринулся «Владимир Ленин», следующий, почти невидимый за завесой золотой пыли — «Третий Интернационал». Луна вздрагивала, золотое облако в солнечных лучах густо сверкало, словно там пускали свои цветные шутихи китайцы.

До кораблей было чуть меньше мили, и зрелище получилось впечатляющим. Только вот как бы не последним в их жизни. Об этом думал наверняка не только Том. Они своими руками загрузили стальные громады золотом, и работе пришел конец. А может быть не только работе. Честно говоря, мало кто удивился бы, если б «Лунник» ушел с остальными кораблями. Для большевиков это было бы наилучшим способом сохранить тайну золота — замуровывали же фараоны строителей своих пирамид для пущей секретности, может быть большевики из таких же? Не зря, может быть, бригадный генерал все вспоминал о древнем Египте…