Генеральный смотрел на Тухачевского, стараясь не упустить мыслей заместителя наркомвоенмора – о важных вещах говорил ведь товарищ, только в этот сентябрь, теплый и солнечный, хотелось думать не о международном положении и накатывающейся, словно вал, войне, а о расстеленной на траве бурке, о пышущих жаром багровых углях, о шашлыке и прохладном кахетинском.

Однако вот жизнь расслабиться не позволяла.

Чуть повернув голову, Сталин посмотрел на карту за плечами Тухачевского. Вдоль всей Западной границы СССР алыми язычками пламени торчали красные флажки.

Провокации…

Провокации на границах с «санитарным кордоном» шли непрерывным потоком. Пахло порохом, пахло большой кровью. В воздухе витало ощущение приближающейся мировой бойни. Только немного подождать и… Все начнется.

Тухачевский, уловив отрешенную задумчивость Генерального, умолк.

– Продолжайте, товарищ Тухачевский. Мы вас внимательно слушаем…

Поглядывая в папку, замнаркомвоенмор продолжил:

– …С сопредельной территории обстрелян из ручных пулеметов митинг в приграничном селе Сулица.

На советско-румынской границе аэропланы без опознавательных знаков обстреляли поезд на перегоне Черновцы – Винница. Вечером того же дня при попытке перейти государственную границу СССР рассеяна и частично истреблена пытавшаяся прорваться на нашу территорию конная банда. Погибло двое пограничников.

Советско-польская граница. За два дня произошло восемь обстрелов наших погранзастав из тяжелого оружия. Отражено двенадцать попыток пересечения границы СССР мелкими бандгруппами. В ходе боестолкновений погибли девять пограничников. Ранено тридцать шесть бойцов и командиров. В зоне ответственности восьмого погранотряда речные катера польской пограничной стражи обстреляли наши секреты.

Советско-эстонская граница. Четыре минометных обстрела погранзастав. Пограничники предотвратили подрыв моста…

Тухачевский отложил папку.

– На всей приграничной территории отмечается активизация белогвардейского и националистического подполья. Участились нападения на советский и партийный актив. Резко, в разы, увеличилось число попыток контрабандной доставки подрывной антисоветской литературы на Украину и в Белоруссию.

Он усмехнулся.

– Представляете, товарищ Сталин, в Польше даже начала работать радиостанция, распространяющая антисоветские материалы…

– Ваши выводы, – остановил его Сталин.

– Я думаю, что враги недвусмысленно выражают свое желание воевать с Советским Союзом. Как бы нам ни хотелось сохранить мир, это уже вряд ли удастся. Наше спокойствие…

Он запнулся.

– Наше миролюбие расценивают как слабость. А слабых всегда бьют.

Карта за спиной Тухачевского колыхнулась, словно хотела слететь со стены, кавалерийской буркой улечься на плечах заместителя наркомвоенмора.

Сталин вспомнил двадцать седьмой год, когда тот же Тухачевский, может быть, даже с буркой на плечах писал приказы о «трупе белопанской Польши» и во главе красных казачьих частей двигался на Варшаву, рассчитывая, что этот путь выведет его к Берлину и Парижу… Да что он… Не он один. Все рассчитывали… «Даёшь Варшаву, даёшь Берлин!»

Не получилось. Польская буржуазия сумела заморочить своим рабочим и крестьянам голову так, что верности классу они предпочли верность нации. Но ничего. Все можно повторить. История любит настойчивых.

– Ваше предложение?

– Отвечать ударом на удар. Воевать!

Сталин промолчал. Сочтя его молчание колебаниями, замнаркомвоенмора добавил:

– Необъявленная война уже идет, товарищ Сталин. Сколько же можно терпеть провокации на границах?

Сталин, щурясь, продолжал смотреть на Тухачевского.

«Мало ему прошлого раза, что ли? Да нет… Скорее всего просто не понимает. Все-таки военный, а не политик… Не понимает, что нужно только совсем немного подождать и Польша сама объявит войну СССР. Хоть и наплевать на европейское общественное мнение, а все же… В их глазах лучше уж быть жертвой, чем поджигателем войны».

Ему очевидно было то, о чем замнаркомвоенмора даже не задумывался. СССР мог бы обойтись и без войны, а вот поляки – никак. Пилсудчикам война была необходима как воздух.

Тут все по Марксу – объективные интересы правящего класса. Бывший осколок Российской империи не имел возможности нормального развития. Западу польские товары не нужны – своих хватает, а вот кусок СССР себе урвать, Украину или Белоруссию, например, вот и будет рынок сбыта. Эксплуатируй новые колонии…

На словах, конечно, все будет, скорее всего, оформлено как федерация Польши, Украины и Белоруссии. А на самом деле – колонии…

Что характерно, радетелям о благе народном – недобитой буржуазии белорусской да украинской на это наплевать. У буржуев свой интернационал. Им не важно, в каком качестве, важно, чтобы без Советской власти, чтоб поместья свои да земли назад вернуть…

И ведь не только говорят – действуют!

Только вот недавно товарищ Ягода, зампред ОГПУ, докладывал, как раскрыли в Киеве контрреволюционную организацию социалистов-федералистов, связанных с петлюровцами в Польше…

Сталин поднялся и подошел к окну.

Не показывал товарищ Сталин беспокойства, но никуда оно не девалось. Нападут! Нападут!!

Самое для них время силу нашу пощупать – за спиной Франция. По её свистку не только Польша – вся свора кинется: и Румыния, и Финляндия, и Эстония с Латвией…

Не так страшны, конечно, эти эстонии-румынии, но стоит только чуть конфликту разгореться, как обязательно вмешаются «старшие братья»: Франция начнет, двинет войска на помощь, и никакой Леон Блюм их не остановит. Не тот это вопрос, чтоб на него надеяться… А за Францией и Британия потянется…

Скверно…

Сталин вздохнул.

Каменный, в серебристых прожилках, красноармеец, что стоял на письменном приборе меж двух чернильниц, одной ногой опирался на половинку земного шара. Каблук сапога стоял на Британской Индии, а всё остальное омывали океанские волны. Боец стоял прочно, словно право имел мыть сапоги в Индийском океане. А вот в жизни все было не так определенно.

Есть, конечно, кое-что в запасе у СССР из военно-технических новинок, только ведь и Запад не спит… Сталин вспомнил фотографии изрезанных и исколотых Арарата и Джомолунгмы и передернул плечами. В одной из комнат Кремля и сейчас стоял как напоминание недоразрезанный булыжник, величиной с лошадиную голову. Смертельный луч разрезал его больше чем наполовину, оставив на месте разреза каменные слезы…

А СССР пока нечем ответить на это. Нечем… Так уж получилось, что как раз сейчас боевая станция ничего не могла и примерно полгода еще ничего не сможет… Изъездили белые диверсанты станцию так, что восстанавливать боевой модуль и восстанавливать. Виновные в этом, разумеется, уже наказаны, но дела это не меняет. Станция пока бесполезный кусок металла. Работают, конечно, ленинградцы, но и они не боги. Что можно, делают, а если нельзя больше?

Он вздохнул, понимая, что упустил возможность щелкнуть Запад по носу, да одну из самых лучших. Так что случись чего, не исключено, что, как и в Гражданскую, опять придется в одиночку против всей Антанты воевать да, вдобавок, почти голыми руками. А не хотелось бы, честно говоря.

Все тут собравшиеся знали, что о союзниках или хотя бы о тех странах, к которым можно было бы без большой опаски повернуться спиной, не приходилось и мечтать.

Нет, к сожалению, союзников у первого в мире государства рабочих и крестьян. Поляки? Исключено. Прибалтийские республики? Тоже нет. Финны? Вот немцы могли бы… Пожалуй, единственные в Европе – могли бы… Только не те немцы, которые есть сейчас, а те, которые могут быть в перспективе.

А пока нет не только союзников, но и просто сочувствующих.

Он опять подумал о немцах.

Германия могла бы повлиять на ситуацию, например перекрыть дорогу французам, только вот вопрос, сделают немцы это или нет.

Еще в двадцать шестом году Германия под нажимом СССР взяла на себя обязательства не пропускать через свою территорию чужие войска. Только ведь этому обещанию уже четыре года, и как поведет себя Германия сегодня, никто сказать не мог… Правительство Брюинга могло выполнить обещание, а могло и не выполнить. Между немцами двадцать второго года и нынешними – дистанция огромного размера.