— Могут и не знать, — спокойно ответила Катя. — Тут нужно звонить и разбираться. Хотя это нам на руку. Если Лавров и в самом деле не знал об этом и сейчас начнёт просить помощи у союзников, то в момент начала битвы это станет нашим козырем.

— Почему?

— Потому, что Лавров резко останется без союзников и не будет готов вести битву на наших условиях. Но, с другой стороны, он может попросту забить на это и понадеяться, что победителя никто не станет судить. Особенно после того, как по всем каналам рассказали о том, что именно мы начали войну. Как ни крути, на его стороне Империя, и нам нужен общественный резонанс, чтобы всё прошло гладко.

— Общественный резонанс, говоришь… — я нахмурился. — И что мы будем с этим делать? Есть знакомые, кто может протолкнуть правду в «СМИ»?

— Есть, но вряд ли кто-то за подобное сейчас возьмётся. Тут нужные реально серьёзные люди. Не уверена, что даже мой отец сможет найти нужные точки давления.

— Ясно… — я тяжко выдохнул, понимая, что мне снова придётся звонить Голицыну. А ведь в прошлый раз я слишком грубо себя с ним повёл. На взводе был, вот и не рассчитал. Как бы он сейчас меня куда подальше не послал. — Я попробую решить вопрос.

И стоило мне достать телефон, чтобы позвонить Ивану Павловичу, как телеведущая вдруг снова заговорила.

«Прошу прощения! К нам поступила новая информация! Оказывается, мы ошиблись, и Род Громовых не объявлял войну Роду Лавровых. Напротив, это Род Лавровых объявил войну Роду Громовых. Ведение воин аристократов — это сложная работа, и в ней есть множество подводных камней. Так и в этот раз. Война была объявлена в тот момент, когда Лавров Юрий Венедиктович, единственный и неизменный ген-директор корпорации „Промотех“, назначил за голову Громова Александра Юрьевича награду в размере одного миллиона Орланов. Исходя из правил ведения войны аристократов, этот жест расценивается как начало войны. Иными словами, Род Лавровых лишается всех преимуществ и не имеет права созывать союзников. Повторяюсь, не имеет права созывать союзников! Все, кто в данный момент ведут охоту за Громовым Александром Юрьевичем, должны немедленно прекратить сие действие. В ином случае, любого, кто продолжит преследование, ждёт казнь! Правила останутся неизменным до момента окончания войны! Император уже подтвердил всё вышесказанное мною!»

— Понятно, выключай, — сухо произнёс я, когда ведущая начала рекламировать канал и утверждать, что они будут первыми, кто расскажет обо всех событиях этой войны. Даже обещали вести прямую трансляцию с полей битв при помощи вертолётов. — В жопу эти «СМИ».

— Я тоже так думаю, — Катя без раздумий выключила телевизор, но улыбка не спадала с её лица. — А я ведь говорила, что так будет! Ха-ха! Одного не пойму, кто на них надавил? Или они знали, но реально ошиблись?

Хотел ответить Кате, как на телефон вдруг пришла смс от Вишневского с кратким, но очень понятным содержанием.

«Новости смотрел? Уверен, что да. Не благодари. Пришлось достать ещё один козырь из рукава, но оно явно того стоит, верно? В любом случае, этого всё равно мало, чтобы отплатить тебе за то, что ты для меня сделал.»

— Кажется, я знаю, кто нам помог… — моё лицо само по себе расплылось в улыбке. — Вишневский, чтоб его, Рома!

Катя с Марией посмотрели на меня с удивлением, и я поспешил убавить их пыл.

— Успокойтесь. Уверен, вы желаете его как-нибудь отблагодарить, но не сейчас и не сегодня. Сначала нужно завершить войну. И когда мы это сделаем, тогда все соберёмся и отпразднуем это дело. Только без фанатизма, ладно?

— Саша! — Катя крикнула это так громко, что у меня чуть уши не заложило.

— Чего ещё? — непонимающе посмотрел на неё. Она вся покраснела.

— Я тебя люблю! — вдруг выпалила она, чем сильно удивила не только меня, но и Марию, и Кару. Даже Няшка, сидящая на потолке, и Лютый, спящий по центру гостиной, удивлённо посмотрели на нас. Я и вовсе впал в ступор.

— Я тоже тебя люблю! — выпалила Мария.

— Девчонки, вы чего?

Они молча переглянулись и ринулись ко мне в объятия. Я едва устоял на ногах.

— Да что с вами?

Ни Катя, ни Мария не желали мне отвечать. Они молча упёрлись мне в грудь головами и улыбались. Мне не осталось ничего, кроме как обнять их покрепче и сказать:

— Я тоже вас люблю, — впервые это сказал, но так приятно стало на душе. И девушки в этот момент обмякли в моих руках. Не знаю почему, но мне очень захотелось им во всём признаться. Именно здесь и сейчас. Но перед этим я обратился к Чудику. — Чудик. Я ведь могу и Катю, и Марию, приобщить к Роду по-настоящему?

— Хочешь использовать на них «Зерно»? — в голове послышался его заинтересованный голос. — Да, ты можешь это сделать. У тебя достаточно сил.

— И как мне это провернуть?

— Это не сложно. Самое главное…

Я не знаю, сколько мы так стояли, но Чудик мне всё объяснил. Это и в самом деле было не сложно. Самое главное, чтобы люди, на которых я хочу использовать «Зерно», знали об этом и были согласны. А там, одно касание, желание и всё — дело сделано.

Оставалось только понять, как рассказать об этом им. С Марией всё не так сложно, она — Знатная и поймёт меня на полу слове. А вот Катя… Она вряд ли смирится с той мыслью, что мы с Марией изначально знали о том, о чём не знала она. Поймёт, это точно, и не откажется, ведь мысль о том, что мы сможем жить вместе вечно, её точно обрадует. Но обидится она сильно, и это плохо. Мне бы хотелось подобного избежать.

Но делать нечего. Я должен с ними поделиться этой новостью. Иначе велик риск того, что всё пойдёт не по моему плану, и тогда я их потеряю. А я не хочу их потерять. Я хочу, чтобы у меня всегда была возможность их вернуть. Ведь я сказал правду, я их люблю.

— Катя, Мария, — я посмотрел им в глаза, но говорить было очень тяжело. — Есть одна вещь, о которой мне хочется с вами поговорить, а тебе, Катя, признаться.

Я ощутил, как воздух вокруг вмиг словил напряжение, исходящее от девушек. Особенно, от Кати.

— Только мне? — Катя нахмурилась. — Но не Марии?

Я кивнул и посмотрел на Марию. Она тоже напряглась. Видимо, поняла, о чём я хочу поговорить.

— Видишь ли, я не мог рассказать тебе об этом раньше. Но сейчас, когда я понимаю, что иного выхода нет, я готов.

— О чём? — Катя смотрела на меня так, будто я её предал, и мне от этого становилось не по себе. — Не томи!

— Честно, я даже не знаю, как о таком сказать.

— Да что⁈ — было видно, что она уже успела себя накрутить. Вдруг взглянула на Марию. — Ты залетела? Так и знала! То-то я думаю, что у тебя пузико появилось!

— Ч-чего? — Мария дар речи потеряла и посмотрела на свой живот. — Какое пузо?

— Залетела? — я чуть воздухом не поперхнулся и рассмеялся. — Катя, ты всё не так поняла!

— Точно? — Катя нахмурилась и бросила на Марию злобный, пронзающий взгляд. — Тогда что там такое, что знаете только вы двое?

Я вздохнул, набрал полную грудь воздуха, выдохнул и решился-таки это сказать.

— Дело в том, что мы с Марией…

Поместье Лавровых

За два часа до сражения

— Где мой пиджак⁈ — разъярённый Юрий Венедиктович не мог поверить в то, что увидел и услышал по телевизору. — Света!

К его глубочайшему сожалению, никто ему не отвечал. Все восемь жён уже покинули поместье, как только узнали об объявлении войны. Лавров знал, что ни одна из них не останется с ним в трудное время, но, чтобы все сбежали ещё до того, как всплыла новость об его оплошности с контрактом… Остались только дети, но и те уже давно разъехались, кто куда. Пожалуй, только его старший сын Костя сподобится приехать.

— Да что же такое… — больной и уже постаревший, Юрий Венедиктович никак не мог представить, что всё сложится именно так. Приказ «Контрмеры», поступивший после уничтожения единственного их филиала в РИ, не оставил у Юрия выбора, кроме как сделать то, что они просят. И он даже подумать не мог, что это действие приведёт к подобному! — Потеря прав ведения войны аристократов? Что за чушь! Я не объявлял сопляку войну! Почему мои юристы этого не заметили⁈ Такими темпами мы и в самом деле!..