— Это баранина, — с придыханием ответил Первый. — Поражаюсь тому, что ты даже этого не знаешь.

— В посёлке мы чаще всего питались овощами да кашами. Очень редко удавалось урвать гуся или куру. И даже так, это не идёт ни в какое сравнение с тем, что я ем сейчас. — я невольно улыбнулся, запихивая в свой рот очередной кусок сытного стейка. — Ладно, выкладывай давай, что ты хочешь мне поведать на сей раз?

— Слушай внимательно, — Первый решил перейти сразу к делу. Эта черта в нём мне нравилась больше остальных. — Род Багратион княжеский, и вдобавок он самый влиятельный на юге. Во всяком случае, так было в то время, когда я правил Империей. Во время кровопролитной войны за влияние на юге они смогли разбить всех своих врагов и занять главенствующую позицию в княжестве. Я помню их и то, с каким остервенением они проливали здесь кровь. Исходя из этих фактов, ты никто другой, как Княжич Багратион, поздравляю. Это хорошо, но меня смущает новость о твоей помолвке. К тому же, меня очень смущает та девица. Голову даю на отсечение, она что-то замышляет.

— Например? — я беспристрастно продолжал жевать мясо, закатывая глаза и стараясь не сбивать себе аппетит россказнями Первого.

— Пока не знаю, но уверен, скоро мы это поймём, — он решил не отвечать напрямую. — Кстати, я всё думал над твоей ветвью…

— И? — он словно на мозоль надавил, и я даже оторвался от стейка. — Что с ней?

— Не знаю, поможет ли тебе это, но я знаю одного человека, который добился высот, обладая той же ветвью, что и ты.

Я выдохнул и снова приступил к трапезе, ожидая, что Первый продолжит рассказ.

— Его зовут — Паундер. И прозвище он такое получил не просто так. Он — искусный убийца, знающий толк в своём деле. Он — Императорский палач, и именно он перерезал тебе горло.

Слова Первого заставили меня поперхнуться, и недожёванный кусок мяса вылетел вперёд, покатившись по столу. Стукнув себя по груди, я заметил растерянный взгляд отца, прыгающий то на меня, то на кусок мяса. Отложив в сторону приборы, мой отец поправил ремень на поясе и откинулся на спинку своего стула.

— Давид, что гложет тебя? — спокойным голосом произнёс мужчина. — Переживаешь из-за свадьбы?

— Немного, — без утайки ответил я и кашлянул, всё ещё постукивая себя по грудине. — Я ведь никогда не видел свою невесту.

Отец широко улыбнулся:

— Понимаю твои переживания, — на удивление, его совсем не смутили мои слова, и он одобрительно кивнул. — Я тоже не видел твою мать до свадьбы. Когда мой отец объявил о нашей помолвке, я был готов рвать и метать! Отчасти я так и поступал.

Он улыбнулся и отвёл взгляд, целиком отдавшись воспоминаниям. Похоже, меня ждала трогательная речь отца к сыну. В душе что-то неприятно закололо, и я ощутил, как душа Давида борется с моей, не желая так просто отдавать своё место. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не отрубиться и продолжить слушать мужчину. Не хотелось вот так отбирать у него этот момент и портить резким пробуждением настоящего Княжича. Бесспорно, произойди это прямо сейчас, он бы всё испортил.

— Помню, как в последний вечер перед отъездом сидел на террасе, пил вино и смотрел на северные горы Ардунача. Ох, никогда прежде, до того момента не мог подумать, что буду скучать по родовому Гнезду, даже не покинув его пределы. Мысли мои тогда были полны переживаний. Я представлял, как отправлюсь в неизвестные края, ради женитьбы на той, кого даже не знаю и в самом конце разочаруюсь, увидев страшненькую, горбатую и облысевшую девку. Деваться мне было некуда, пришлось переступить через свою гордость.

— Что в итоге? — я заинтересованно подался вперёд, пытаясь сыграть Княжича. Сам того не заметив, я вник в историю и, кажется, в самом деле увлёкся. — Ты разочаровался?

— Конечно же нет! — отец встал из-за стола и подошёл к окну, устремив свой взгляд наружу. — Впервые увидев твою мать, я потерял дар речи. Тогда мне казалось, что я никогда больше не смогу и слова вымолвить, настолько она была прекрасна. Она была столь красива, что мне хотелось прыгать и плясать от счастья. И самое удивительное, я тоже ей понравился. Это было видно невооружённым взглядом, но не моим. Об этом мне сообщил мой поручный. Свадьба была пышная, на неё прибыли все знатные дома с округи. Дарили подарки, восхваляли мой Род и желали нам процветания, но мне было на всё это наплевать. Я смотрел лишь на неё и не мог найти в себе силы, чтобы отвести взгляд. Должен признать, я и не хотел. Она была удивительной. Я до сих пор не могу подобрать нужных слов, чтобы описать её красоту. Было в ней что-то сказочное, необыкновенное, тянущее меня к ней с неодолимой силой. Никогда не мог с ней спорить, а когда хотел, то сразу вспоминал любимую фразу твоего деда: «Красота всегда права, такой у неё обычай».

Отец повернулся ко мне и улыбнулся:

— Ты весь в неё, Давид. Смотрю на тебя и вижу в тебе всё то, что мне полюбилось в ней. Её голубые глаза, золотистые волосы и острые черты лица. Тебе досталось от неё самое лучшее, и это удивительно. Никогда бы не подумал, что моя кровь проиграет, и в итоге ты родишься копией своей матери, — отец горько выдохнул и вернулся за стол. — Оно и к лучшему. Остальное ты забрал у меня. Ты вырос очень сильным, и это меня радует. Тебе не стоит боятся этой помолвки. Уверен, судьба благоволит тебе, и ты сможешь разглядеть в той девушке свою любовь. Даже если нет… я верю, у тебя получится её отыскать. Рви зубами, но добейся своего! Я верю в тебя, Давид! Из тебя выйдет замечательный наследник. Ты только послушай, как звучит: Князь Давид Анзорович Багратион, глава Рода Багратион, хранитель Гнезда! Придёт день, и ты сможешь так называться, возьмёшь в руки Тёрн, и никто не посмеет тебе возразить! — он кивнул на полуторный меч, висящий на стене, над камином. — Тогда ты вспомнишь мои слова и поймёшь, что я был прав.

Я не знал, что ему на это отвечать. Пускай я и находился не в своём теле, но я всё равно испытывал тёплые чувства к этому человеку. Он не был мне настоящим отцом, но и сказать ему о том, что его сына больше нет — не мог. Мой отец не дал мне той любви, которую я от него желал. Давал, но… когда жизнь моя пошла под откос, отца подкосило следом, и наши светлые деньки закончились, не успев начаться. Возможно, потому я никак не мог подобрать нужных слов, чтобы ответить, как подобает.

— И не говори, — серьёзно произнёс Первый. — Мужик он хороший, сына своего любит. Попробуй сыграть роль Давида, тебе не помешает научится актёрской игре. Знатным часто приходиться притворяться теми, кем мы не являемся. И помни о том, что не все мы хотим играть уродов и злодеев, даже если таковыми являемся. Таким ты всегда успеешь стать, если захочешь, это куда проще, но так ведь скучно, правда?

Благодаря поддержке Первого, я таки смог найти в себе нужные слова:

— Спасибо, отец, — я уверенно посмотрел в его глаза и радушно улыбнулся. — Ты очень добр ко мне даже тогда, когда я этого совсем не заслуживаю. Мне стыдно признавать, но я страшился свадьбы, пока не услышал твои слова. Они переубедили меня, и теперь я уверен, что мне не о чем переживать. Я поеду на свадьбу и приеду назад с женой, а может, и детьми! Мне льстят твои слова, но я не собираюсь останавливаться на достигнутом. Я хочу стать значительно сильнее и возвести наш Род на новый уровень! Вот увидишь, ты будешь гордиться мной и ещё не раз напомнишь всем о том, какой у тебя вырос сильный сын!

Санкт-Петербург.

Бордель «Услада».

В приглушённом свете тусклых неоновых ламп находился мужчина средних лет с потёртой бутылью хорошего и очень дорогого вина. Почёсывая обросшее щетиной лицо, он щурился, разглядывая входящих одна за одной девушек. Когда поток красавиц прекратился, и в комнату вошли все, кого вела перед собой хозяйка заведения, мужчина скривился, чертыхнулся и присосался к бутылке. Смиренно ожидая, пока он закончит, девушки стояли, не стесняясь при этом подтянуть повыше юбку и сверкнуть упругими бёдрами.