— Ага… ты докажи сперва. Слово герцога все наши слова перевесит. Скажет — мать умом после родов тронулась, сама дитёнка прятала и лечить не давала… Или что другое скажет, но выкрутится.

Я по-рыбьи глотала воздух, но его категорически не хватало. Грудь сдавила дикая, непреодолимая боль. К своему ужасу, я прекрасно понимала, безнадёжность, о которой рассказывала кухарка. Ведь у нас то же самое — все равны перед законом, но некоторые ровнее.

— А побег?

— Куда она побежит? — хмыкнула кухарка. — Во-первых, больная. Во-вторых, герцог сразу найдёт. Он её ауру хорошо помнит, ему даже метка не нужна…

— Но она же умрёт! — выпалила я. Получилось невероятно громко, народ в кухне замер.

— Умрёт, — глухо признала краснощёкая. — Госпожа колдунья, мы знаем, но… поймите, тут поделать нечего. Мы… мы просто стараемся, чтобы дожила по-человечески. Всё лучше, чем в выгребной яме, по велению герцога, утонуть.

От этих слов не просто замерла, впала в ступор. А кухарка добила:

— Госпожа колдунья, я знаю о чём говорю. Кабы был способ, думаете, не исхитрились бы? Исхитрились… но нет у нас ничего. Герцог над всеми, а закон… он в таких делах не работает. Если что попроще, тогда да, а тут…

Мир перед глазами поплыл, но не от слёз, нет… Просто всё происходящее казалось психоделическим сном, да ещё боль в груди…

— Вам лучше вернуться в свои покои, госпожа, — так же глухо, так же безысходно. — Хотите, Вирта проводит?

Я сумела кивнуть, на слова сил не осталось.

…Вирта оказалась очень смышлёной девочкой — она вела так, чтобы не столкнулась с другими гостями. И за руку держала, чтобы я не потерялась. А я могла… я в тот момент многое могла. А думалось, почему-то, об Эрике.

Такой лоснящийся, сытый, холёный… Он сейчас развлекается, улыбается, пьёт дорогое вино. Вокруг кружат дамы, увешанные драгоценностями, как жаба бородавками, посылают красноволосому полные обожания взгляды. Жизнь кипит и пенится, цветёт невероятными красками, дарит надежду на счастливое, безоблачное будущее… Эрик уверенно глядит вперёд, рассыпает обещанья… а рядом, в чулане, который некогда был камерой для особо опасных преступников, умирают двое его подданных. Самых слабых, самых беззащитных. И помочь им никто не может. Никто!

Я бы могла попросить Вереза вывести нас из замка. Но что делать дальше? Я — чужая в этом мире, ни кола, ни двора. Она… Чёрт, ну почему всё так сложно? Почему так несправедливо?

«Ты можешь попросить Эрика,» — сказал Верез.

Я только головой покачала.

Без толку. Несколько часов назад, наши отношения перешли в другой формат. Огненный монстр показал, что колдунья из чужого мира ему безразлична. Если б это было не так, он бы пришел за мной… по крайней мере, после того, как оказалась в камере, которая скрывает метку.

— Ваши покои, — пискнула Вирта. Положила мою ладонь на ручку двери.

В отдалении послышались чьи-то шаги, и прежде чем успела поблагодарить девчонку, та испарилась. Ладно.

Толкнула деревянную створку, но та не поддалась. Магический замок, как и всегда, был настроен на след Эрика, Кардера и троих молодцов группы сопровождения.

«Сможешь открыть?» — беззвучно спросила я.

«Смогу,» — отозвался Верез.

Вопреки сказанному, я убрала руку. Упёрлась в дерево плечом. Чувствовала себя пьяницей, который вернулся домой, где ждёт непременный скандал. Входить не хотелось. Повернула голову, с грустью уставилась на соседнюю дверь. Покои огненного принца…

Я сделала несколько шагов и постучала. Просто так. Чтобы убедиться, что высочество с каменным сердцем сейчас внизу, в зале, где проходит бал для господ и леди, для высокородных мразей, которые не умеют чувствовать. Убедиться, что огненная тварь веселиться в кругу таких же тварей. Я никак не ожидала, что дверь распахнётся.

На пороге стоял Кардер. Безмолвный и задумчивый. Он отступил, сделал приглашающий жест. Я вошла прежде, чем сообразила, что делаю.

Свет в гостиной покоев его высочества был приглушен. Интерьер блистал золотом богатым алым цветом. Сам принц сидел в невысоком кресле, спиной к двери. Напротив ещё одно — в нём, видимо, до недавнего момента, отдыхал Кардер. Рядом низкий столик, откупоренная бутылка вина и два полупустых бокала.

— Мне нужно поговорить с Эриком.

От звука моего голоса глава тайной канцелярии вздрогнул.

С места он не сдвинулся, а я поплелась к свободному креслу. Ноги слушались плохо, длинное платье казалось слишком тяжелым, будто из свинцовых плит сшито. Я опустилась в кресло и лишь потом взглянула на наследника.

Лицо Эрика — каменная маска спокойствия, но оно будто почернело. На этом фоне горящие углями глаза выглядели особенно неестественно. Красноволосый как никогда напоминал вампира.

И хотя знала, что просить о милости бесполезно, сказала:

— Эрик, я сделаю что хочешь. Скажешь — буду на коленях стоять перед каждым барьером и ждать тебя. Греть твою постель, носить завтраки, стирать твои рубашки… Что хочешь. Только помоги.

— Что случилось? — голос огненного монстра тоже показался чужим. В нём не было жизни.

Я зажмурилась, не в силах подобрать слова. Грудь пронзала бешеная, невероятная боль.

Атмосфера в гостиной неуловимо изменилась, воздух стал как будто горячей. И голос Эрика прозвучал гораздо ближе:

— Настя. Что случилось?

— Там… там… люди умирают…

Из замка герцога Фарриана мы выехали на рассвете. Прежде чем сесть в карету, пришлось продемонстрировать местной аристократии высокомерную улыбку и задранный до невероятных высот подбородок. И только Эрик, к которому прижималась, как травинка к дубу, мог почувствовать мою дрожь.

Высокородное собрание недобро скалилось — им пришлось прервать бал, чтобы проводить наследника. Раскрасневшиеся от вина и танцев кавалеры, сияющие, пошатывающиеся дамы, запах парфюма, перегара и пота, который не мог развеять даже утренний ветерок. Боже, как я их ненавижу. Всех. Всех до единого!

Эрик хотел сесть на противоположный диванчик, но я не пустила. Вцепилась мёртвой хваткой, заставила остаться рядом.

Едва миновали подъёмный мост, дрожь, которую отчаянно сдерживала на людях, взяла верх. Меня колотило и трясло. Огненный монстр прижимал к себе, пытался успокоить. Он говорил разумные вещи, но слова не помогали.

— Не бойся, — шептал Эрик. — Они придут. Они обязательно придут. Иначе и быть не может.

Тогда, в гостиной, я так и не сумела рассказать историю Сириллы до конца. Но принц и не просил. Просто взял за руку и уверенно повёл обратно, на кухню. Встречные нас не замечали — просто не видели. Кухонная челядь тоже заметила не сразу.

Эрик заставил краснощёкую Риану поведать все-все подробности, после сам зашел в тот чулан. Когда огненный наследник скрылся за узкой дверью, тишина в кухне стала замогильной, а я не выдержала и расплакалась — это суровый взгляд Синты подстегнул. Прислуга осуждала мою доверчивость, не верила, что Эрик поможет.

Когда он вышел от Сириллы, утешать никого не стал. Сказал просто, что может увести девушку. Но на глазах герцога делать этого нельзя — закон он и для монарха закон. Поэтому договорились, что Сирилле помогут добраться до леса — того, что по юго-западной дороге, а дальше мы её заберём. Потом Эрик подхватил из ближайшего блюда две сушки, покрутил в пальцах и отдал краснощёкой.

— Это сделает их невидимыми для герцога. Ауры Фарриан не проследит.

Кухню мы покидали в той же, замогильной, тишине. Звук собственных шагов бил по нервам, от взглядов прислуги мурашки по спине бежали. Мне никогда не было настолько страшно.

После истории Сириллы собственные горести и проблемы казались настолько мизерными, что начала невольно злиться — ну как? Как я могла убиваться из-за такой ерунды?

Уснуть сумела лишь после того, как Верез прочёл какое-то заклинание.

…И вот мы на юго-западной дороге. Лес уже виден, но мне до безумия страшно — что если Сириллы в назначенном месте не будет? Что если прислуге не удалось вытащить её и младенца из замка? Страшно до одури, несмотря на то, что разум вопит: бал — идеальное прикрытие для побега, всё получилось, иначе и быть не может.