Не могу сказать, что матерщина, которая заполнила сознание, была неожиданной. Мы с Верезом мыслили в одном ключе, но он, кажется, знал что-то ещё, что-то недоступное простой колдунье.

«Верез, верни мне зрение,» — хмуро попросила я.

Старик фыркнул, и мир вновь стал прежним, материальным.

Эрик стоял спиной, в нескольких шагах от стола и всё ещё выслушивал лысеющего толстяка. Остальные, в том числе Кардер, рассаживались — кто-то за стол, кто-то в «портере».

«Барьер не пропускает лишенцев?» — беззвучно спросила я.

«Да,» — хмуро отозвался старик.

Теперь поняла, зачем нас так настырно разделяли. Если бы я шла не одна, а под руку с принцем, он бы, наверняка, устроил скандал и от совещания отказался. Просто поступить иначе приличный кавалер не может. А теперь, когда я снаружи, а он внутри…

«Он сейчас придёт за тобой,» — сказал Верез.

«Нет. Не надо.»

Развернулась и поспешила прочь.

«Что ты творишь?» — старый маг злился, причём сильно.

Я озвучила очевидное:

«Ухожу.»

Нет, а что ещё делать? Стоять у порога, за стеклом, и ждать милости, подобно бездомному котёнку? Мне ясно дали понять, что моё место, мягко говоря, не здесь. Бороться за право сидеть среди этой мерзости я не намерена.

«Настя!»

Я отмахнулась от гневного возгласа старика, но ощущение пристального взгляда заставило обернуться.

Эрик. Даже с такого расстояния видно — будущий владыка королевства Фаргос зол, как все черти Ада. Глаза пылают углями, кулаки сжимаются, по щекам бродят желваки. А аристократия взирает на огненного монстра с неприкрытым любопытством, ждёт представления.

Принц дёрнулся, сделал шаг вперёд, но я покачала головой, сказала беззвучно:

— Не надо.

— Почему ты уходишь? — слова прочла по губам.

Пожала плечами и ответила:

— Барьер.

Наследник замер. Теперь огненный монстр глядел мимо меня. Потом повернул голову, и герцог Фарриан вздрогнул.

Выходит, мой спутник не видел барьера?

«Его очень хорошо отвлекали,» — вклинился Верез.

Ладно, это мелочи.

Моё самолюбие такой удар перенесёт, а позволить Эрику уйти с совещания и свести на нет усилия, которые тот приложил вчера и сегодня — совесть не разрешает. После встретимся.

«Настя…»

«Верез, пожалуйста, не надо.»

Я развернулась и продолжила путь. Сперва думала пойти наверх — благо, лестница, ведущая в отведённые мне покои, рядом. Но потом плюнула и свернула в коридор — кажется, в конце него была другая, которая ведёт к галерее. В прошлый раз не удалось насладиться красотой пейзажа, зато теперь, в одиночестве…

«Настя…»

«Ну хватит!» — не выдержала я.

К глазам подступили слёзы, в носу защипало. В глубине души я всё-таки надеялась, что красноволосый плюнет на это собрание и пойдёт за мной. Но в пустынном коридоре звучали только мои шаги. Чувство ненужности, неуместности, которое преследует едва ли не всю жизнь, снова подняло голову, а слёзы всё-таки вырвались, выпорхнули из глаз.

Наверное, если бы глаза не застилала боль, я бы осознала, что лестница, которой оканчивается коридор, стремится не вверх, а вниз. Я бы повернула назад. Но так уж сложилось, что этот спуск восприняла как нечто само собой разумеющееся и вместо ожидаемой галереи оказалась в кухне.

Огромное полуподвальное помещение, душное, с тусклым освещением. Народ суетится, мечется между столами и несколькими гигантскими печками, ругается. Воздух заполнен запахами, самый яркий из которых — запах лука. Слёзы потекли с новой силой, я громко всхлипнула, но звук потонул в общем шуме.

И всё-таки меня заметили. Одна из женщин — дородная, краснощёкая, в простом, тусклом платье и засаленном белом переднике, всплеснула руками.

Я попятилась, пискнула придушенное «извините, я случайно», и уже собиралась уйти, но женщина поспешила ко мне. В её лице было столько тревоги, столько участия, что сбежать попросту не смогла.

— Вы Настя? — сходу спросила кухарка.

Кивнула, вытерла глаза тыльной стороной руки, шмыгнула носом.

— Что-то случилось?

Сперва я помотала головой, сделала ещё один шаг назад, а потом… опять эти чёртовы слёзы.

— Довели? — прежде чем успела опомниться, женщина бережно обняла за плечи и повела вглубь кухни. — Не бойтесь. Не плачьте. Наш господин часто бывает жесток к лишенным магии. Хотя мы до последнего не верили, что пойдёт против воли их высочества.

Я не сразу осознала сказанное…

— Вы знали? — всхлипнув, недоверчиво спросила я.

— Все знали. С самого начала. Как только гонец известил, что их высочество вас привезут, герцогу предложили другой зал под совещание приспособить. Понимали же, что их высочество захотят, чтобы вы рядом сидели. А герцог наш взбеленился, от другого зала отказался, всем-всем молчать приказал, даже друзьям своим благородным. Мол — моё дело, сам решу.

Слов у меня не было, эмоций тоже не осталось. От удивления даже слёзы высохли. А кухарка неодобрительно качала головой и цокала языком.

Вокруг стало на порядок тише — наконец, моё появление заметили и остальные. Подходить не решались, поглядывали издали, перешептывались. Про работу тоже забыли, а судя по масштабам бедствия, тут готовился невероятно обильный ужин.

— Ну чего встали? — боцманский крик моей благодетельницы удивил безмерно. Кухонный народ тут же засуетился, забегал. — А вы не плачьте, Настя. Не надо.

— А почему он не любит лишенцев? — невпопад просила я.

— Ох…

Кухарка тяжело вздохнула и повела дальше — к большому столу в углу кухни, где раскатывала тесто неприметная молодая девушка.

— Тут посиди…те, — с заминкой сказала кухарка. Указала на широкую скамью, приставленную к тому самому столу.

Удалилась она прежде, чем я успела возразить.

Девушка, катавшая тесто, глянула с сочувствием, но ничего не сказала. А я задумалась — почему челядь, зная моё положение, так спокойно сажает за стол? По идее, я для них из касты богов, или нет? Или выходка герцога Фарриана снизила мой статус до уровня полотёрки?

— Мы много о вас слышали, — сказала краснощёкая. Я вздрогнула — слишком неожиданно она вернулась. С гулким стуком поставила передо мной кружку горячего отвара и плошку с мелкими, коричневыми печеньками. — Мы знаем, что вы не из заносчивых.

— Что?

— Синта, — это кухарка к девушке, катавшей тесто обращалась. — Давай к моему столу, а тут сама закончу.

Названная Синтой кивнула, отложила скалку и с достоинством прошествовала вглубь кухни, а моя новая знакомая встала на её место, придирчиво осмотрела первый, уже раскатанный корж.

— Слухи, — со вздохом пояснила она. — Слухи о вас, Настя, с первого дня, по всей стране ходят. Кто такая, откуда взялась, какого нрава, ну и остальное. Вот и до нас дошли. Сложно вам, с таким-то характером, подле их высочества будет. Ох сложно…

Я удивлённо глядела на краснощёкую. Нет, словам про характер не удивилась, просто сама ситуация…

— Но вы держитесь, Настя, — продолжала женщина, берясь за скалку. — Держитесь. Со временем всему научитесь. И гаркнуть, как следует. И ногой топнуть. И плетью, если чего, замахнуться.

Я? Плетью?

Кухарка моё удивление словно не замечала…

— Столичные о вас очень тепло отзываются. Говорят — хорошая госпожа будет, если эти все, — собеседница мотнула головой, явно указывая на тех, кто сейчас наверху, — не сожрут. А они могут, как вы уж заметили. Могут… Но и мы не из сырого теста сделаны. Мы поможем ежели чего… Вы только сказать не постесняйтесь, не побрезгуйте.

Всё. Ничего не понимаю.

Кухарка словно мысли прочла, взглянула на меня и «пояснила»:

— Мы — люди маленькие, но и у нас сила имеется. Мы за вас бороться будем, если попросите. А что? За такую госпожу сами боги бороться велели.

— Вы сейчас о чём? — не выдержала я.

— О том, что простой народ на вашей стороне, Настя. Ну и что, что лишенка? Зато нрав хороший и сердце есть, не то что у наших… господ, — на последнем слове женщина скривилась так, будто её вот-вот вывернет.