Пытаясь разобрать их поподробнее, я прищурился, скользя взглядом по фигуре старика, и оттого чуть не подпрыгнул, заметив несвойственное человеку движение. Неопрятный мохнатый клубок у него на плече шевельнулся и шелестяще пискнул. В свете чадного пламени рубиновыми бусинами сверкнули глаза.

Долю секунды я не мог поверить, но затем реальность взяла свое — это оказался тополино! Здоровенный, с кулак, серый от копоти, да и вообще весь какой-то драный и клочковатый. Наверное, полуистлел от старости и не раз подновлялся свежим пухом. С малолетства великого шамана, почитай, минуло полсотни лет, так что на сей день этот магически оживленный зверек явно был древнейшим представителем своего недолговечного племени.

Дольше моей жизни продержать на свете живую волшебную игрушку, чуткую к невниманию, одной лишь силой привязанности, ни разу не обидев, ни позабыв ни на секунду… Великий шаман, однако!

Словно дождавшись этого моего беззвучного признания, подгорный делатель королей опрокинул пиалу, показывая, что в ней не осталось ни капли, досуха протер ее извлеченной из рукава неожиданно чистой тряпицей и перешел к делу. Его доклад являл собой практически повторение вчерашней политинформации в исполнении кронфройляйн, только с полной конкретикой — кто именно что намерен делать и во сколько станет переменить его позицию. Ну или наоборот, утвердить в ней, если изначально та выгодна для кандидатки на трон в ритуальном изгнании.

Так, чтобы совсем без затрат, в подгорной политике явно почиталось невозможным — даже молчание и невмешательство имело свою таксу, не говоря уже о каких-нибудь активных действиях. Осознав это, я стал иначе относиться к рейду Тнирг в Зал Миллиона Бликов, заблаговременно обеспечившиму ее коронные амбиции соответствующим кредитом. Тем более, что самый первый, почти символический задаток в виде совсем маленького, но увесистого кисетика перекочевал к Сантуцци уже в процессе изложения обстановки.

Старик выказал удовольствие от приобретения только тем, что специальные термины в его плавно журчащей речи сделались еще заковыристее. Если традиционалистов по знакомству с исходным словом я еще уразумел, то модернистов не понял вообще. Это которые модничают, что ли? Но все оказалось куда проще — столь затейливо на особо ученый шаманский манер он именовал уже разъясненных мне накануне «кротов» и «медведок». Остальные силы, стороны и действующие лица Подгорья удостоились не менее сложнопровернутого, как фарш в хисахском кебабе, наименования, но тут даже не стоило тратить время на расшифровку.

Хотя самой принцессе Безнебесных Стран план действий по возведению ее на трон и в таком виде оказался вполне понятен и приятен. Она даже перешучивалась с Великим Шаманом на том же птичьем языке, находя в вывертах терминологии нечто забавляющее их обоих. От всего этого лично мне потихоньку сделалось скучновато и захотелось отсесть в сторонку, как совершенно лишнему в столь высоком разговоре.

Может, в итоге я бы так и сделал, но тут речь от сложных политических вещей перешла на куда более простые, магические. Проще говоря, под самый конец Сантуцци решил проверить, не помешает ли громадью его планов какая-нибудь особая предрасположенность наших с гномью сутей, несовместимость на планах, лежащих выше или ниже симвотипа — уж с симвотипом-то я и сам мог разобраться в случае необходимости. Заодно и укрепить наш союз он собрался самым легким и ни к чему не обязывающим способом — обручением, которое всегда можно расторгнуть с ритуальным откупом. Для этой цели старик, покопавшись, извлек из-под своих бесчисленных одежек хрустальный шар немалого калибра, который сгодился бы в качестве навигационного целому корвету, а то и фрегату флай-флота.

Мы с кронфройляйн по очереди положили на него руки, проецируя слепки личности внутрь кристалла сетью огоньков, у каждого своего цвета. В целом из-за противоположности симвотипов, моего «топора» и ее «молота», это казалось отражением звездного неба в водной глади — все, что у меня внизу, у нее было наверху, и наоборот.

Сложнее стало, когда на эту исходную схему стали накладываться протоколы динамических обращений, а уж когда поверх легли все прижизненные деформации в виде наложенных заклятий, в световой метели стало вообще невозможно разобраться. Во всяком случае, мне для послойного сравнения понадобилось бы никак не меньше недели. Однако цизальтинского деда, похоже, ничуть не смущала сложность задачи, и он уверенно распутывал мерцающие потоки, заскорузлым пальцем выплетая поверх них свою сеть.

Но вот с нею-то и случился затык — уверенно выводя фрагменты объединяющей структуры, собрать их вместе Сантуцци не мог раз за разом. После третьей попытки он перестал тратить время впустую и сокрушенно развел руками.

— Не могу найти для вас соклятия, дети мои. Сложных кружев вы наплели вокруг себя, сложных…

Еще бы простых! Одни мои клятвы чего стоят, что Высокая, что три Низких. Это если не припоминать Исэсс и ту часть устава Гекопардовых Орхидей, что сделала меня потенциально доступным всему действительному составу подростковой женской банды. Ну а что накручено вокруг ритуального изгнания Тнирг, я даже не пытался задумываться. Явно со всей гномской основательностью предусмотрели ничуть не меньше, раз уж не работает стандартная лазейка с обручением…

Одним сердитым взмахом руки Великий Шаман стер с хрусталя следы своей неудачи и завозился, убирая шар. Вкупе с попутными раздумьями времени у него на это ушло предостаточно — даже тополино чем-то обеспокоился и, быстро мелькая лапками из черенков листа, перебрался с одного хозяйского плеча на другое.

Наконец, придя к определенному выводу, старик пошамкал изрядно щербатым ртом и бросил как бы походя:

— Шли бы вы, ребятки, в Глубокую Щель!

От возмущения я чуть не поперхнулся. В щель, стало быть. Глубокую. Самого бы тебя, дедуля, послать куда поглубже. К тем же гномам под гору, по обыкновению…

Да только куда уж глубже, если старый пройдоха и так под самой что ни на есть горой и по уши в гномах!!! Так что… возможно, нас он тоже отправил по более осмысленному адресу, чем показалось мне по первости.

— Это еще куда? — все-таки не сумел я сдержать недоумения. — В какую такую щель?!

— Я знаю, в какую, — перебила меня Тнирг. — Спасибо на добром слове, добрый человек.

Сказано было очень всерьез, без малейшей подколки. И «человек» выглядело обращением к представителю расы, и «слово» не просто так прозвучало. Мордочка гноми сделалась по-настоящему сосредоточенной, чтобы не сказать — встревоженной. Такой я ее не видел, почитай с самого начала нашего знакомства. Что-то очень важное сказал дед, такое, от чего не отмахнешься…

Сам шаман на этом определенно счел разговор законченным и засобирался в обратный путь. Мы тоже снялись с места по-эльфийски, без долгих прощаний. Спустя минуту в заброшенном штреке на полпути от одних обжитых пещер к другим ничто не напоминало об имевших здесь место важных переговорах, коим должно определить дальнейшую судьбу Безнебесных Стран.

Кронфройляйн деловито топала вперед, на каждой развилке выбирая путь, ведущий на нижние ярусы. Вскоре всякие признаки обитания разумных пропали из виду, и, быстро утомившись чуть ли не ощупью двигаться от одного светящегося пятна мхов-дикоросов к другому, я снова извлек фонарника.

Однако гноми столь скудное освещение, похоже, не доставляло никакого неудобства. К неизвестно как вычисляемой под горой ночи, едва поспевая за нею, я упустил момент, когда подгорная принцесса резко затормозила, и чуть не налетел на маленькую фигурку в кожаном пончо. А Тнирг уже разбирала свою кладь на ничем не примечательном пятачке лишь немного расширившейся подземной тропы, причем столь же стремительно и небрежно, как собиралась утром.

Ночевка оказалась недолгой и какой-то нервной, зато после половины дня столь же торопливо пройденного пути случился неожиданная остановка с полным обустройством лагеря.

— Оставим вещи тут. И отдохнем немного… Дальше нельзя идти в спутанных мыслях, — обьяснила она свои действия.