– Петер Клаусович, как вы смотрите на поездку в Шаталово, в ближайшие дни?

– А разве есть выбор? – вставив закладку и закрывая журнал, ответил Петер.

– Конечно, выбор всегда есть. Правда, поездка под вопросом, но исключать ничего нельзя. Я попрошу вас завтра навестить Долермана. Необходимо получить пропуск на автомобиль. Значит, договорились?

В ответ «профессор» кивнул головой и, поняв, что объяснений не последует, вновь углубился в чтение. Британский учёный Уильям Питри опубликовал дополнение о протосемитской письменности, Чарльз Вулли грозился отправиться в долину Амук, а он сидит здесь и ничего не делает.

Около семи вечера я стоял у бани, ожидая появления младшего сержанта. Стало холодать, причём резко. Термометр показывал двенадцать с половиной градусов, и к ночи можно было ожидать десять, если не меньше. Знойное лето и ранняя зима. Наконец-то появился Пётр. За ним шли Иван и Йонас. Не доходя двух метров, младший сержант отдал честь и стал докладывать:

– Товарищ Византиец, группа для проведения…

– Отставить. Не на плацу. Кто из вас наводчик?

– Я буду наводить, – ответил Пётр.

– Корректировщик?

– Иван и Йонас пойдут вдвоём.

– Какой у вас боевой опыт стрельбы, Пётр Никанорович. Особенно ночью?

– Полтора месяца, у Вани столько же. Ночью стреляли раза четыре, может, пять. Йонас в армии с сорокового года. Он тоже младший сержант, но из разведки.

– Кейп сякаси? – спросил, как дела, по-литовски.

Йонас впервые при мне улыбнулся.

– Ачу, гярей.

– Вот и славненько. Пока ещё что-то видно, опробуете рации. Как совсем стемнеет, будут чудеса. С этого момента внимательно слушаем и задаём вопросы, если что-то не поняли.

Из рюкзака я извлёк два чемоданчика. К моему сожалению, что такое рация, бойцы слышали, но никогда не видели, даже разведчик. Пришлось объяснять на пальцах, проведя аналогию с телефоном. С включением и выключением разобрались, частота уже была установлена, и ничего крутить не требовалось. На Ивана нацепили танкистский шлем, отправив его шагов на пятьдесят вдоль речки. Пётр проверил связь, оценил с округлёнными глазами. Когда закончились сумерки, я, проведя краткий экскурс о замечательных приборах двести одиннадцатого завода НКЭП, включил прибор ночного видения. На этом чудеса закончились, началась тренировка. Миномёт привели в боевое положение, и началась беготня. Для этой цели были задействованы Егор с Антоном. Они бегали с двадцатиметровой верёвкой по полю, изредка подсвечивая моим фонариком, а Иван должен был докладывать по рации их перемещение. Сначала получалось плохо, если не сказать хуже. Ваня путался, сбивался, но потом наловчился. Дело пошло, стала заметна слаженность. Спустя час их мучение завершилось, отработали на троечку. Батареи следовало беречь, посему дальнейшую учёбу пришлось закончить. Собрав основную троицу вновь, я напомнил, что технику необходимо вернуть, а в случае невозможности – уничтожить. Особенно это касалось прибора ночного видения. И если в чемоданчиках стояли небольшие заряды, гарантированно уничтожавшие микросхемы при попытке вскрыть корпус, то с прибором такого не было. Совет был прост: гранату в шлемофон, либо утопить, да так, чтоб потом и сам не достал. Даже под угрозой смерти.

Пора было расходиться. Перед уходом я попросил подумать, какой вариант стрельбы выбрать – дорожный или речной, после чего мы распрощались до завтра. Однако Йонас не спешил. Он присел на корточки и стал мастерить самокрутку, аккуратно, маленькими щепотками насыпая табак. Я присел рядом.

– Какая по счёту группа? – спросил, поджигая спичку.

– Третья, – сухо ответил он.

– Тоже миномётчики?

– По-разному.

– Ребят к нашим выведешь?

– Хотелось бы. Хорошие они, смелые.

– Если что не по плану пойдёт, линию фронта переходите как можно севернее. Там сейчас проще. Ну, а если никак, то куда вернуться ты знаешь. Бывай.

Я поднялся и пошёл вдоль речки. Сделав несколько шагов, вспомнил, что Афанасий просил для себя очки, а я так и забыл их ему отдать. У старика давно треснуло стекло, и я каждый раз, при нашей встрече, обещал, да всё никак не получалось. Развернувшись, я увидел, как Йонас взмахнул рукой, словно что-то бросил, и в это мгновенье почувствовал удар в грудь. Под плащом у меня был поддет бронежилет, никуда без него. Сколько раз спасибо ему говорил, но сейчас нож угодил в карман разгрузки, где лежал запасной магазин винтовки. Лезвие пробило его и застряло в слоях кевлара, миновав титановую пластину.

– Вы не ответили на отзыв, камрад, – прошептал Йонас по-литовски, наблюдая, как я завалился на спину.

Спустя секунду он уже был возле меня, протянул руку к рукояти торчавшего из моей груди ножа и запнулся на полуслове матерщины. Раздались два негромких выстрела.

– Значит, не счёл нужным, – сказал я, оттолкнув от себя тело.

Йонас был ещё жив. Лицо при свете луны было перекошено. Изо рта текла кровь с пузырями. На звук выстрелов залаял Полкан. В окошках избы зажёгся свет. Диверсант что-то попытался сказать, вздрогнул и испустил дух.

Когда к месту событий прибежали Пётр с Иваном, я обыскивал труп.

– Тов-ва-арищ наб-блюдатель, у вас из г-груди нож торчит, – волнуясь, произнёс Ваня.

И вправду. Дёрнув за рукоятку, клинок со скрежетом освободился.

– Что всё это значит? Йонас? Товарищ наблюдатель? – растерянно спросил Пётр.

– А то, что этот Йонас пытался меня убить, – продолжая обшаривать, – младший сержант, вы давно его знаете?

– Как давно, пару дней, точнее сутки. Нам на аэродроме его навязали. Капитан сказал, что он опытный разведчик и проведёт группу обратно через линию фронта.

– Есть, нашёл. Подсветите. То-то он с накидкой не расставался. Смотрите сюда, – дёрнув ткань на разрыв, – вот она! По-немецки разбираешь? Тут на машинке напечатано. Как обратно в часть вернёшься, особисту отдай. Вы, ребята, у этой мрази уже третья группа по счёту. Он их на убой водил. Ждал подходящего момента и…

И тут младший сержант вспомнил, что за всё время общения с Йонасом он так и не узнал о нём практически ничего. Даже фамилии. Капитан назвал его по имени, а сам он не додумался расспросить. На аэродроме торопились, погода ухудшалась, было не до вопросов. В самолёте разведчик спал, в лесу изъяснялся больше жестами, их вообще сторонился. Тогда Пётр подумал, что Йонаса специально приставили, дабы подтвердить выполнение задания. А с ними он не разговаривает, так как считает себя более опытным воякой. А взгляд? Полный безразличия, с капелькой презрения, что ли, словно на пустое место человек смотрит. Так дядька жены смотрел, когда колол скотину.

– Как же так? – полным отчаянья голосом. – Ведь он наш, советский!

– Война, младший сержант. Ко всему надо быть готовым. Думаю, если бы не та карта, которую я за обедом показывал, он бы давно вас прикончил. Почуял, наверно, что что-то большее узнать сможет, вот и выжидал. А теперь по порядку: почему в разговоре Ваня сказал, что вас не там выбросили?

– Выброска должна была произойти в районе Стодолища, возле деревни Прилеповка. Чуток не там приземлились, а остальное вы знаете.

– Йонас уходил куда-нибудь, когда вы были на хуторе?

– Вроде нет. Он посторожить вызвался, мы в хате всё время были да на сеновале.

– То есть, где он был с обеда до вечера, вы не знаете?

– Выходит так. Но куда можно пойти? Здесь же хутор.

– Например, в Тростянку. Да мало ли куда за четыре часа можно сгонять. Младший сержант, срочно собирайте личный состав! На сборы пять минут, подготовиться к маршу и чтоб никаких следов после себя. Труп с собой, соорудите носилки.

Объяснять Петру, почему срочно надо уходить, не пришлось. Он и сам понял. Бойцы побежали на сеновал, где лежали ящики с минами. Миномёт был уже разобран, так что собраться им, что голому подпоясаться. Тут и Афанасий подоспел, да не просто так, а с обрезом. Зыркнул на Йонаса, пробурчал, мол, «он мне сразу не понравился» и стал меня слушать. Коротко рассказав о происшествии, условились, что в случае чего, на хутор приходили красноармейцы. Сколько их было – не видел, разговаривал с одним, вот с этим, в пятнистой накидке и послал подальше. О чём говорили? Просили пожрать да переночевать. Почему не видел? Так зрение слабое. Вспомнив про зрение, я наконец-то отдал деду очки.