Павлик отвязал запасное оружие князя, передал Астриду и направился через тростник к хуторам Воинота, где располагалась ставка Ярославовичей. Никто не увидел, как из леса вылетела стрела, пробившая горло пленного оруженосца, а вслед за ней, с разницей в пару секунд прилетала вторая, ударившая Павлику точно в левое плечо. Вялламяги послал свой последний подарок, проследил, что две стрелы угодили в цель, соскочил с нижней ветки высокой сосны, сунул оставшийся без тетевы лук в сугроб и побежал не как все выжившие датчане на северо-запад, а на юг, к Самолве, в ту сторону, где его и искать не додумаются. Так оно и вышло. Спешившиеся литвины прочесали лес на сто шагов и, не найдя никого, кроме двух раненых, не способных от потери крови и стрелу в руке удержать, вернулись ни с чем.

Наконечник с обломком древка из плеча Павла вынули, рану промыли и перевязали, после чего пострадавший сумел без посторонней помощи взобраться в седло и под утвердительный кивок Гюнтера помчался выполнять поручение.

– Надо дать мальчику заслужить шпоры. Это желание излечит рану и пострашнее, чем дырка в руке, – сказал Штауфен мне, когда я скептически посмотрел вслед удалявшемуся всаднику.

Две с половиной версты Павел преодолел за четверть часа. Крича дозорным, что следует гонец к князю, он без помех добрался до шатра Александра. Теперь оставалось отыскать его самого. Ориентируясь по княжескому штандарту, Павлик оказался на правом фланге. Объединенная рать Ярославовичей уже вышла на прибрежную равнину и начала строиться. Александр с братом отдавали последние указания сотникам, перемещаясь вдоль строя. Количество вооруженных людей собранных в одном месте, поражало воображение юноши. В воздухе витал запах успеха и воодушевленности. Когда много людей чувствуют, что победят, создается какая-то аура, окутывающая всех, придающая смелости. Юноша глубоко вздохнул, и ему показалось, что его силы удвоились, а рука сжимавшая поводья могла раскрошить рукоять меча. Вертя головой, он на секунду потерял Ярославовичей из поля зрения и чуть не оказался на пути сотни всадников с гиканьем и воем скакавшие прямо на него. Павел зажмурился и в последнюю секунду не дернулся в сторону, оставаясь на месте, заслужив одобрение близстоящих новгородцев:

– Молодец барчук, не струхнул.

Легкая конница Бата Сухэ спешила на левый фланг, дабы в начале боя осыпать стрелами незащищенную щитами правую сторону противника. Когда последний всадник миновал гонца, строй пехотинцев замолотил оружием по щитам, приветствуя князя. Со стороны обоза заиграли дудки под предводительством высокого старика, одетого в потрепанную шкуру медведя. Звуки стали усиливаться, заглушая сплошной рев, от которого не спасали и плотно прижатые клапана шапки-ушанки. Этот водоворот мелодии стал засасывать в себя, и Павел ощутил единение с общим строем воинов. Он даже на секунду позабыл, для чего оказался здесь, но боль в плече вывела его из эйфории звука. Павел вспомнил, как дядя госпожи советовал напевать песенку, дабы отвлечься от постороннего шума. Слова были понятны, озорны и хорошо запоминались.

Не успев пропеть до конца куплет, гонец уже был вынужден рапортовать о своем статусе преградившим ему путь княжеским телохранителям. Александр на ходу выслушал доклад, скрывая улыбку, буркнул, что иначе и быть не могло, и, привстав на стременах, посмотрел себе за спину, в сторону, где должны были появиться датчане.

– Хитер Андреас. Да и мы не лыком шиты! Яков, всех стрелков из полка правой руки в чело ставь. Там они более не нужны.

В центре русского войска первые три линии занимали суздальцы, вооруженные длинными копьями. Они должны были принять на себя главный удар вражеской конницы. По возможности погасить его и не погибнуть, что виделось Александру маловероятным. Посему для укрепления центра добавили ладожан Гаврилы Алексича. Теперь же, получив информацию, что датчане в битве уже не участвуют, к пехоте Андрея Ярославовича приставили стрелков, выводя их перед строем копейщиков. Эффективность пущенных в начале боя стрел по атакующему противнику, безусловно, высока, но лишь по лошадям, и как показывала практика, дабы гарантированно поразить наездника, стрелять они должны были с пятидесяти шагов. В бою против рыцарской конницы это означало пустить одну стрелу и убегать.

Когда последнее перестроение закончилось, впереди замаячили флаги и вымпелы тевтонского фортраба. Отряды выходили из лесного массива, растекаясь по поляне. Минут через пятнадцать они заняли линию фронта в триста шагов и остановились, наращивая толщину рядов. Растянувшиеся на полторы версты пехотинцы подходили к полю битвы, подгоняемые резкими криками командиров. Одновременно с подходом войск рыцари пересаживались на боевых коней, оруженосцы расчехляли щиты, поправляли доспехи и подносили копья. Знаменосец, на монстрообразном пегом коне, с двумя сопровождающими выдвинулся вперед и несколько раз совершил рукой круговые движения, обозначая флаг. Полотнище в черно-белую клетку описало дугу и повисло тряпкой. В этот момент к общему шуму и гаму добавилась непрерывная барабанная дробь, и к стягу стали съезжаться всадники в белых плащах, занимая свои места в строю. Порядка сорока воинов на огромных лошадях составили острие клина и вскоре, стало возможно оценить всю мощь элиты тевтонского войска. Казалось, на земле нет такой силы, способной не только победить, а просто остановить этот бронированный кулак, в доказательства чему раздались слова и вздохи сомнения с противоположной стороны. Как только демонстрация превосходства стала терять свой эффект от группы отделилась тройка воинов с изображением креста святого Антония на сюрко, пустивших своих лошадей с места в карьер. Доскакав до стоящих вперемежку с новгородцами толпой суздальцев, один из тевтонцев, держа над головой, правую руку с открытой ладонью громко крикнул:

– Преклоните колени перед непобедимым войском Пресвятой Девы Марии!

– А рубаху не задрать? – крикнул кто-то из глубины.

Парламентеры подъехали ближе, еще раз повторили предложение о сдаче и, круто повернув лошадей, под общий смешок русского воинства поскакали обратно. Возвратившись к знамени, полубрат в сопровождении двух фамилиаров доложил Андреасу о проведенной разведке:

– Мы проскакали три сотни клавтеров[113], снег неглубокий, в одну спану. Ловушек и рвов нет, лошади скачут уверенно. По центру стоят копейщики, за ними какой-то сброд в шкурах, вооруженные луками. Справа и слева конница вперемежку с кнехтами. За правым флангом новгородского короля размещен обоз с множеством шатров. Я заметил резерв из легкой конницы стоящий у леса.

– Типичное византийское построение. Ничего нового нет на белом свете, – проговорил своему окружению Андреас, громко подав команду остальным: – Командирам баннеров слушать меня! Прорываем строй; третий и четвертый баннер направо, пятый и шестой налево, первый и второй прямо за мной! Стройся!

Голову колонны составили тридцать пять рыцарей во главе с Андреасом фон Вельвеном. Братья Штанге пристроились с двух сторон от вице-ландмейстера, образуя первую шеренгу – острие клина. За ними встали пятеро тевтонцев из Риги. В третью шеренгу вошли семеро с Рудольфом фон Касселем в центре, четвертую – девять, а в пятую, замыкающую – одиннадцать. Позади рыцарей стали выстраиваться конные кнехты, за ними орденская пехота. Имеющие лошади чудь разместились на флангах, ополчение – в центр, и замыкал «свинью» отряд епископа. Сопровождавшие войско священники нараспев читали молитвы, обходя ряды, после чего отправились в тыл, к палантину Германа.