На развилке дорог передовой отряд эстов остановился. К Самолве хода не было. Поваленные ели перекрывали всю ширину дороги шагов на сто вглубь и просочиться через этот буерак на лошадях мог только безумец. Командир разведчиков отдал команду спешиться и рассыпаться, ожидая обстрела со стороны засеки. Минут десять ничего не происходило. Замыкающий разведчик вновь вскочил на лошадь и, выслушав наказ рассказать о засеке, помчался назад. Эсты вновь вылезли на дорогу, и когда самый любопытный полез на дерево, посмотреть, что к чему, то с глухим стоном свалился в снег. Сообразив, что опасность исходит с левого края, где с елки вроде как слетел снег, разведчики достали луки. Больше они сделать ничего не успели. Первый, кто потянул тетиву, схватившись за живот, сложился пополам. Остальные присели, пытаясь просчитать невероятную траекторию выстрела, и один за другим упали бездыханные. Это было предупреждение – в Самолву ходить не стоит.

– Лексей, ну что там? – спросил у меня Снорри, когда я спустился с дерева.

– Все. Хватай канистру и побежали.

Сложив четверых убитых крестом, я отвинтил крышку канистры и обильно полил тела бензином. Штормовая спичка вспыхнула и, упав на трупы, выполнила свое предназначение. Пламя обхватило эстов с головы до ног, и сразу запахло паленой шерстью, перебивая острый запах нефтепродукта. Снорри, карауливший дорогу в этот момент, воскликнул:

– Барабаны! Лексей, уходим!

Пригнувшись, мы нырнули под нижние ветви елей, скрываясь в лесу. Обойдя засеку по краю, вдоль пней, по макушкам поваленных деревьев, мы пересели на лошадей. Ваня Лопухин, доблестно стерегущий все это время коней, облегченно вздохнул, поправил шапку и, указав на деревья, спросил:

– Здесь не пройдут, дядя Снорри?

– Если завал растащат, то пройдут. – Ухмыльнулся Стурлассон, – только разгребать здесь до самого лета.

– А если по Самолвке? – стал рассуждать Ваня.

– Как по Самолвке? – не понял я.

– Тут невдалеке ручей, из которого Самолвка начало берет.

Со вчерашнего дня я как проклятый подпиливал бензопилой елки, чтобы потом дюжина самолвинцев парой ударов топора смогла их свалить в нужном направлении, и все это оказалось напрасно. Существовал еще один путь, хорошо знакомый местным жителям и, как стало понятно, неведомый мне. Именно по нему и повел Энгельберт датчан, взяв Вялламяги в проводники. За неполный год, когда я с помощью воздушного шарика готовил карту этого участка местности, изменилось слишком многое. Для хмеля освоили посевные площади, путем вырубки и выкорчевки леса вдоль Самолвки. Дороги как таковой не сделали, так как дальнейшая разработка участка шла по направлению к Чудским Заходам но, пока реки покрыты льдом, она оказалась и не нужна, чем и воспользовался Энгельберт.

Семь датских рыцарей со своими дружинами, общей численностью в восемьдесят человек, к девяти утра оказались на юго-западе Самолвы, оставляя дом Ганса-хмельника с левой стороны. Красное знамя с белым крестом трепыхалось во главе разноцветных флажков с изображениями разнообразных зверей и руноподобных знаков. Датчане спешили. Косясь на каменный замок, стараясь поскорее пройти Самолву, Энгельберт задавал темп войску. Союзные рыцари, до этого неохотно подчинявшиеся ему, спрятали свою важность вместе с гордостью под попоны коней и следовали за командиром. В городке стояла мертвая тишина, за которой обычно прячется какая-нибудь внезапная неприятность. Однако отряд без помех прошел мимо старого причала, рыбного завода и уже на окраине, где стоял дом Тыыну, вышел на берег, сворачивая в сторону вотчины Воинота. Вялламяги, бежавший у стремени коня Энгельберта, безошибочно указал направление, по которому сам недавно шел.

– Туда, господин! Нам туда. Еще с полверсты.

– Эй! Славные рыцари Эрика, – подбодрил Энгельберт датчан, – за лесом долгожданное озеро. Новгородцев атакуем по звуку рога епископа, никак не раньше.

Кто-то из оруженосцев затянул веселую песенку разбойников, переделанную под сегодняшнее событие, подхваченную остальными.

Вскоре хвост колонны скрылся за опушкой леса, и над башней донжона замка взвился зеленый флажок.

Заметив знак, Гюнтер обратился ко мне:

– Что теперь скажешь, Алексий? Честно ли мы поступили по отношению к Александру?

– Думаю, его славу в этой битве никто забирать не собирается. Ты на своей земле, и только тебе решать, пропускать через свою территорию войско или наказать незваных гостей.

– Арбалетчики, в линию! – громко крикнул Гюнтер. – Чей болт подстрелит всадника с рисунком на щите – получит от меня серебряную монету.

Два десятка самолвинцев зашевелились, протискиваясь между коней рыцарей Трюггви, выходя к открытому месту. От береговой линии, густо поросшей тростником, до начала леса было шагов сто, не более. Невесть какая маскировка, но арбалетчиков за тростником видно не было. Принятые на службу в конце прошлого года тридцать мужчин, в принципе, и составляли всю регулярную армию княжества. Они несли караул в замке и на въезде в городок, патрулировали берег, а иногда сопровождали едущие в Псков сани с товарами. Освоив за полгода службы стрельбу из арбалета и первичные навыки обращения с холодным оружием, самолвинские солдаты, тем не менее, близко не могли сравниться с теми же наемниками из Европы или Новгорода. Сказывалось отсутствие боевого опыта. Отличная амуниция лишь слегка компенсировала этот недостаток. Я вспомнил, как в декабре, за день до великомученицы Екатерины, Трюггви тайком засунул в тренировочные чучела бычьи пузыри, заполненные кровью. Отрабатывавшие копейные уколы новобранцы от неожиданности роняли оружие, когда из соломенного чучела брызгала кровь. Датчанин в этот момент стоял рядом с испытуемым. С чудовищным криком он толкал растерявшегося самолвинца, приставляя к шее упавшего меч. Все это сопровождалось присказкой, что в реальном бою все так и случится, если отвлекаться на всякие мелочи. Теперь им предстояло участвовать в настоящем сражении.

Датчане появились внезапно и немного не в том месте, где рассчитывал их встретить Штауфен. Опасаясь неприятностей со стороны леса, Энгельберт завернул отряд на северо-запад. Таким образом, оказавшись в трехстах шагах от засады, он избежал арбалетного залпа в свой правый фланг. Выйдя на опушку перед озером, всадники, как растопыренные пальцы некогда сжатого кулака, стали растягиваться по побережью в разные стороны. Пришлось срочно менять тактику боя. Рыцари Трюггви вместе с Гюнтером выехали из камышовых зарослей и стали строиться для атаки в линию, на расстоянии пары локтей друг от друга. Я в свою очередь остался с арбалетчиками, намереваясь пустить их в дело, когда неприятель окажется в зоне поражения наших болтов. Датчане заметили нас, но ничего серьезного в ответ предпринимать не стали. От их отряда отделился всадник в гамбезоне, без шлема и оружия, зато в синем стеганом чепчике на голове и кольчужных чулках. Подскакав поближе, он резко завернул коня и с воплями «Чужаки! Чужаки!» помчался во весь опор назад. Только после этого неприятель стал собираться в кучу. Красное знамя с белым крестом, как магнит, притянуло к себе пехотинцев, рыцари же, сопровождаемые конными оруженосцами, закрыли собой пехоту, спешно надевая шлемы и принимая от слуг копья. С момента, когда над башней донжона был поднят зеленый флажок, прошло уже достаточно времени для того, чтобы Свиртил, вышедший по пятам датчан, оказался у них в тылу. Мы ждали только его.

Строй датчан колыхнулся, подобно высокой траве, подчинившейся порыву ветра, и двинулся на самолвинцев. Почти сотня против дюжины всадников и нескольких пеших, просматривающихся за тростником – шикарный расклад сил для победы.