– Пелгуй, – обратился к своему оруженосцу Александр, – сходи к братцу моему, пусть он человека ко мне пришлет. Верного, да смышленого. Того переяславца, что позавчера на охоте отличился. Скажешь – время вышло. Брат поймет.

Минут через пятнадцать полог княжьего шатра переступил широкоплечий, выше среднего роста мужчина, в потертом меховом чепчике, завязки которого свисали как косички. Сняв головной убор, вошедший отдал должное иконе, прикрепленной к столбу шатра, после чего поклонился князю.

– Звал, княже? Кербет меня звать.

– Помню я, как тебя звать. – Александр присел на сундук, не сводя глаз с Кербета. – Возьмешь с собой десяток и рано утром поскачешь в сторону Пылвы. Всех, кого из наших на пути повстречаешь – шли сюда. Ну, а ежели большой отряд немцев заметишь, то постарайся сосчитать их и сразу незаметно уйти.

– А если не повстречаю и не замечу?

– Дай бог, чтобы так и было. Запомни, иная весть – дороже жизни десяти людей будет. Ступай, Кербет.

На закате дня Новгородский князь собрал на совет всех сотников похода. Усевшись в шатре полукругом на сундуках, военачальники травили байки, хвастались своими успехами и поглядывали в сторону Пахома Ильича, стоявшего напротив Александра. Князь читал письмо от Штауфена.

«…Самолвинское княжество с вами и, твердо уповая на милость Божию, не остановится ни перед какими жертвами, пока Дерптское епископство не будет сломано и достоинство Руси не будет ограждено. Бог любит победителей и многое им прощает. Зная о том, как будет сложно удержать Юрьев от тевтонского посягательства, предлагаю тебе, мой брат, свою помощь в переговорах с Орденом. Я сяду в Юрьеве и буду благодарить тебя справедливой данью».

Фактически Гюнтер Штауфен предлагал поставить его на место Германа, а само епископство упразднить или переформатировать. Для этого надо было лишь захватить город, оставить там новгородский гарнизон и осмыслить сумму ежегодной благодарности. В принципе, все к этому и шло. За последнее время крестоносцы терпели поражения за поражением. Эзельское епископство пожертвовало частью своих владений и было похоже на раненого кабана, раздираемого волками. В феврале тридцать восьмого года Генрих уступил четверть провинции Ляэнемаа и половину замка Леаля, а год назад вообще передал права на управление и доходы с большей части своих земель. Если раздавить Германа, то тевтонцы согласились бы на мирные переговоры. Генрих Эзельский для них более выгодная и, несомненно, сговорчивая фигура, нежели Дерптский епископ с его непомерными амбициями в спорах с датчанами. Если поделить епископство между Новгородом и орденом, то все может получиться. Латгалия отойдет к Пскову, а Штауфен станет наподобие вала между Русью и ливонцами. Учитывая проявленные в Самолве административные способности, можно не сомневаться, что и большее ему по плечу. Но как убедить немцев не вмешиваться сейчас, и будет ли Гюнтер лоялен Руси?

Князь развернул второй, в три раза больше предыдущего пергамент с подробно нанесенной на нем картой, чтобы еще раз все обмыслить. Икшильское епископство, занимавшее земли Талавы и Евсики со своей столицей в Риге, было самым крупным. Сааре-Ляэнемааское епископство, на северо-западе. Ревельское и Виронское на севере под датчанами. Здесь Дерптское епископство. Расплодились волки!

– Завтра выступаем на Юрьев! – объявил князь сотникам.

Невдалеке от селения Мамасты, как раз в том месте, где в прошлом году Свиртил обустраивал засаду, Кербет оставил своих людей. Посланная вперед разведка чуть не напоролась на немецкий разъезд. Пришлось срочно уходить в лес. Подождав, пока конные кнехты скроются из поля зрения, Кербет пошел осмотреться. Подкравшись к дубу, стоявшему у самого края большой поляны, переяславец увидел многочисленные палатки. По дороге к лагерю непрерывным потоком подходили сани с обозом, судя по говору – местные жители, а у замерзшего ручья только что поставили необычайно пестрый шатер. Рядом с ним крутились несколько девиц, периодически выставляющие обнаженные части своего тела на всеобщее обозрение. Смеркалось, от овражка до самого леса сновали немцы, громко разговаривали, жгли костры и собирали лапник. Сосчитать их количество из-за постоянного мельтешения не представлялось возможным. Вот к одной из палаток подошел эст, что-то сказал караульному, и его тут же впустили. Спустя минуту полог палатки распахнулся, и эст вышел в сопровождении рослого немца, державшего меч с болтающимися ремнями перевязи в руке и начавшего отдавать резкие команды. Ветерок стал поддувать в спину Кербета, и дальнейшее наблюдение становилось опасным. Вдруг псины в лагере есть, зачем рисковать?

«Тьма, не меньше», – отметил про себя Кербет, отходя от дуба.

Пройдя две дюжины шагов, опытный глаз бывалого воина приметил подрубленное прошлогоднее деревце слева от себя и отчетливую просеку, ведущую в сторону стоянки его отряда. Кербет ускорил шаг, хрустнул корочкой подмерзшего снега и, едва различив посторонний щелчок, резко присел. Ловушка, поставленная на косулю, сработала. Острога с костяным наконечником пролетела в трех пядей от него, вонзившись в пучок пожухлой травы, закрепленной на коре дерева. Кербет усмехнулся. Его дед в свое время так же промышлял в лесах. На деревьях развешивал комки сена обмакнутые в солевой раствор, а напротив одного из них снаряжал самострел. Животное шло в подготовленную ловушку, лакомилось соленой травой и теряло бдительность. Именно при отсутствии опасности сохраняются ценные свойства хвостов оленей. Пахучая железа непотревоженного животного, расположенная на нижней стороне хвоста, выделяет особый секрет. Лучшего лекарства для заживления ран, приготовленного из этих желез, Кербет не знал, вот только своими знаниями ни с кем не делился. Еще раз оглядевшись по сторонам, переяславец продолжил путь.

– Дело плохо, – сказал Кербет, собрав свой десяток вокруг себя. – Рядом с нами войско латинян стало лагерем, сотен десять, очень много лошадей. Знамена сосчитать не смог, пальцев не хватило. Встанем затемно и с рассветом тикаем отсюда, надо князя известить.

– А коли на дозор наскочим? – спросил земляк Кербета – Валуй.

– Вукомир и Дичко самые лучшие из нас стрелки, прикроют отход, а остальные поскачут дальше, не останавливаясь, даже если голые девки обступят.

Среди десятка раздался смешок. Кербет умышленно разрядил обстановку. Разведчики, перекусив всухомятку, стали готовиться ко сну. Лошадей укрыли попонами, а для себя набросали еловых лап, создав подобие шалаша.

В семи верстах от них новгородский отряд Семена готовил тайник с награбленным добром, дабы с утра налегке напасть на Мамасты, разорить деревеньку и двинуться в обратный путь к Самолве. Семен уже просчитал, что отправит в Новгород захваченных рабов под охраной Сазона и двух его братьев вместе с Домашем, а сам немного погодя все же попытается напасть на городок. До сегодняшнего дня все складывалось просто великолепно. Сопротивления им не оказывали, боеспособных мужчин в деревнях практически не было, и казалось, удача надежно зажата в боевой рукавице. Главное – не разжимать руку. А золотой языческий божок в семь фунтов веса, завернутый в тряпицу и уложенный на дне седельной сумки – наглядное тому подтверждение. Это вчерашняя добыча, что будет завтра?

Ночное небо заволокло свинцовыми тучами, временно стихший ветер внезапно стал набирать силу, появившиеся снежинки вихрем закрутились в воздухе, а потом все успокоилось, и до самого восхода солнца снег валил хлопьями. Семен проснулся одним из первых. Выбрался из шалаша, попутно растолкав спящих вповалку новгородцев, и обомлел от увиденного. Прямо на его глазах здоровенный мужик в одежде, сшитой из шкур, душил караульного. Возле второго шалаша уже собрались незнакомые воины, выставив вперед копья и готовые пронзить всякого, кто поднимется на ноги. Украдкой взглянув на лошадей, Семен сказал про себя: «Проспали, сучьи дети» и заорал:

– Тревога! Все ко мне! Враг в лагере!