Лавочница особенно сильно ударила по тесту и отложила готовый колобок в сторону.
– Несмотря на то, что он часто бывал не прав, – продолжала она, – и ничего не желал слушать, я благодарна ему.
– Но разве Антон не говорил тебе…
– Да, Антон старается, – скатывая новый кусок по доске, ответила лавочница. – Но ему не стать таким человеком, как ваш брат.
– Ты не поняла. Мой брат больше не учитель твоего сына. Он объявил его своим преемником.
Антон из Бергена не был простым человеком, он был прирожденным купцом. Хотя за его спиной и не стояли несколько поколений торговцев, умножающих свой капитал из года в год, это нисколько не повлияло на решение кардинально изменить свою жизнь. Современная наука говорит, что в левом полушарии мозга у них какое-то нарушение. Мол, природа не досмотрела, в результате чего подобные Антону люди принимают авантюрные решения, подчас граничащие с безумием, но всегда верные. Сами того не осознавая, они моментально просчитывают информацию, выдавая это за интуицию или банальное везение и остаются в выигрыше. Кому-то везет больше, кому-то меньше, но именно из них получаются коммерческие гении. Норвежец был из таких. Вот уже как три года он возглавлял торговый дом, доставшийся ему при невероятных обстоятельствах. И бывший его наставник, недавно отошедший от дел, всецело ему доверял.
Оставив своих компаньонов распродавать ковры, Антон согласился на малую часть от прибыли (лишь бы серебро было сразу), скупил сколько смог олова и, загрузив им шнеку, отплыл в Самолву, не обращая внимания на предостережения своих друзей, что скоро начнется зима и есть шанс застрять на полдороги. Он чувствовал, что успеет, что товары из неизвестных стран, о которых рассказывал Алексий, уже лежат на складах, и он может стать первым. А что такое в коммерции опередить конкурентов? Это половина успеха, если не больше. Пусть реки скует лед – плевать, обратно можно добраться северным путем через корелов. Он видел, как непонятно как оказавшийся на озере византиец отнесся к своим товарам. Как к глине, валяющейся под ногами. Они для него ничего не значили. И даже редкие ковры, что привозили только купцы с тряпками на головах и цены драли заоблачные, не являлись для него чем-то особенным. А если удастся купить нечто, чего нет у других? Обязательно удастся.
Сделав остановку в Колывани, Антон случайно наткнулся на Ларса, оказавшегося в затруднении. Два дня тот метался по городу в поисках подходящего судна, готового отвезти его к родным берегам, и не находил. Максимум, куда его могли доставить, была Рига, и он был готов согласиться даже на это, но вот беда. На постоялом дворе его ограбили. Унесли все, даже сапоги уснувшего мертвецким сном Торвальда, а ведь верный слуга мог не пьянея выпить ведро пива. А здесь свалился от трех кружек. Единственное, что он помнил, так это мерзкую морду рябого новгородского приказчика, сидящего за столом напротив, да и то как-то смутно. И самое гадкое было то, что Ларс представился не своим именем. Стыдно ему стало, что у него уже нет своих кораблей, а просить в долг не позволяла гордость, да и не дал бы никто. Встреча с Антоном стала для него как последняя зацепка. Коротко поведав свою историю, Ларс попросил о помощи. И тут купец вновь принял решение, полностью противоречащее всему ходу его экспедиции. Он согласился помочь, рискуя вообще не добраться водным путем до Самолвы в этом году. Как тонкий аналитик, он моментально осознал, что коммерческую выгоду можно было удвоить, лишь став другом самолвинцев. А тогда станет возможным торговый кредит и еще многое другое, о чем можно только мечтать. На следующий день, вместо того, чтобы идти в устье Наровы, шнека Антона повернула к датским берегам и направилась к Сконе[87].
И пока норвежец совершал свои маневры в Янтарном море, на побережье Чудского озера происходили свои. В течение недели самолвинские рыбаки, случайно крутившиеся у западного побережья озера, перевезли около трех десятков переселенцев. В основном это были эсты, решившие поискать счастья на новых землях, о которых жена Соболька рассказывала чуть ли не сказочные истории. С ее слов, люди в княжестве были сыты и веселы, жили в добротных домах, подати платили шутя, радовались каждому родившемуся ребенку, за которого князь выплачивал несколько монет на воспитание. Самым же завлекающим было непонятное слово «подъемные». И когда женщины просили объяснить, что сие означает, то от ответа широко раскрывали рты и шли вразумлять своих мужей. Естественно, что словам соседки мало кто верил, разве можно доверять женщине? Но нашелся смельчак, что сватался к дочери Соболька, и не поленился отвезти какой-то сверток в Самолву, так сказать, гостинец для родственников. Парня встретили, сверток забрали и мимоходом спросили, уж не переселиться ли он пожелал? А если так, то ему надо идти к дому старосты, получить у него инструмент с домашней утварью, пять аршин полотна, сапоги, мешок муки, полпуда соли, два мешка ячки и ожидать телегу, которая отвезет весь груз к месту будущего дома. А если поденщиком пришел, то в трех верстах новая усадьба строится. Там и платят хорошо, и кормят сытно, и переночевать где найдется. Юноша поначалу подумал, что это какой-то розыгрыш, но к дому старосты пошел, поглядывая на каменную башню, над которой развевалось трехцветное полотнище с медведями. Выяснив, что все сказанное давеча правда, молодой человек упросил Захара обождать несколько дней, клятвенно заверил, что вернется, и сломя голову побежал к своей лодке. Через три дня после этих событий к хутору Соболька стали тайно стекаться молодые люди, где их и ждали самолвенские рыбаки.
* * *
Озимые уже были посеяны, так что отсутствие рабочих рук не грозило большими неприятностями княжеству. Ров вокруг холма с деревянным донжоном сто человек вырыли за неполную неделю. Еще через две недели возвели сруб с погребом, и пока печник ждал, когда просохнет печь, стали огораживать усадьбу частоколом. Если бы не пилорама и заранее заготовленные бревна с досками, строить с такой скоростью вряд ли бы получилось. Тем не менее всем миром до первых заморозков успели. К этому времени вернулся из похода кеч, и Трюггви все чаще стал выходить к пристани. Поглядывая на озерную гладь, он, всматриваясь вдаль, словно пытался что-то разглядеть, и та внутренняя борьба, что читалась на его лице, говорила об отчаянии. Навигация подходила к концу, а Ларса все не было.
– Обманул, – Трюггви сплюнул под ноги, резко развернулся и скорым шагом пошел к ожидающей его лошади. «С глаз долой – из сердца вон», – хотел добавить датчанин, но рядом стояли две девочки с такими грустными глазами, что рыцарю стало стыдно от таких мыслей.
– Дяденька Трюггви, невеста ваша завтра будет, – внезапно произнесла дочка Игната, – я во сне видела. Ее купец, что недавно тут был, везет.
– А больше ничего не видела?
– То она вам сама покажет, – дочка Игната загадочно улыбнулась, подняла гальку с земли и протянула рыцарю камушек.
Трюггви принял подарок, сжал гальку в кулаке, а когда раскрыл ладонь, то явно увидел на ней три черточки: две вертикальные и одну наискось.
«Хагалаз, руна надежды», – промелькнуло в голове.
Нет, такие совпадения невозможны. Девчушка подняла камень из сотни, значит, рукой ее руководили силы, о которых всуе не говорят. Это знак небес, завтра я ее увижу, и если этого не случится, то будьте вы прокляты все боги, вместе взятые. Трюггви снова сжал ладонь, и казалось, что галька вот-вот хрустнет, превращаясь в песок, и просочится сквозь пальцы, как крупинки в отмеряющем время сосуде.
За несколько дней до памятного разговора на берегу с дочерью Игната, ноябрьским утром, в сопровождении пяти своих товарищей, Трюггви прискакал в Самолву и сразу направился к Штауфену. Гюнтер уже переселился в замок, хотя отделочные работы были не завершены, а кровельщики из Тревизо, прибывшие две недели назад, еще не успели заложить крышу донжона какими-то странными, похожими на хвост бобра черепками, хотя бы на треть. Князя он встретил во внутреннем дворике вместе с византийцем, два дня назад приплывшим со своего острова, и Нюрой. Рядом с ними стоял плотник Иван, а за ним на четырех резных ножках возвышался невысокий шатер из бирюзового шелка. Завидев Трюггви, троица засуетилась, закрывая собой шатер, а плотник вообще спрятался за ним.
