Ермоген уезжал в Смоленск, везя за собой четыре подводы с будущим монетным цехом. И как часто бывает, второстепенное, оставленное про запас или на всякий случай ― становится основным. Современные нумизматы часто спорят о безмонетном периоде в истории нашего Отечества. Отчего на протяжении почти двухсот лет Русь отказалась от чеканки? Думаю, что именно из-за самостийных князей, не видевших дальше своего носа. Количество денариев и дирхемов, попадавших в их княжества за счет торговли с соседними странами, их вполне удовлетворяло, а внутренний рынок тем временем перешел практически на весовую систему счета задолго до кровавых событий конца первой половины тринадцатого столетия. Это сейчас понятно, что вливание инвестиций оживляет экономику, а тогда речи о каких-либо существенных проектах практически не велось. Да что там говорить, прекращение строительства каменных зданий один из самых ярких маркеров. И вот настал момент, когда импорт настолько превысил экспорт, что вместо притока монет начался их отток. Что в это время делали князья, обязанные заботиться о своем народе? Ровным счетом ничего. Есть серебряные слитки ― ими и пользуйтесь. То, что эти гривны у соседей стоили гораздо меньше их эквивалента в монете, князей-отцов ничуточки не волновало. В итоге монеты вовсе исчезли из оборота. Их прятали, откладывали на «черный день», как потом денежные знаки звездно-полосатой державы, а сырьевая экономика катилась тем временем в тартарары. Можно было пойти по пути той же Бухары и наклепать «черных» дирхемов для внутреннего оборота, но и этого не сделали. Одним словом ― наступал кризис. Это и обсудили мы с Ермогеном перед его отъездом. Епископ отнесся к моим словам с пониманием, выдавив из себя с трудом давшуюся ему фразу:

– Пока нет единой Руси, нам удобнее, чтобы все оставалось по-старому, иначе мы дадим лишний повод. Слабы мы еще, очень слабы. Вот будет у Смоленска десять тысяч закованных в броню всадников, тогда и начеканим своих монет, а пока ограничимся «белками».

Через неделю после разговора с Ермогеном в крепость у камня примчался Евстафий. Купец прибыл не один, а с тремя отроками, как позже выяснилось, отправленными Пахомом Ильичом на стажировку в Смоленск. Двое из них были сыновьями Ивана и Ефрема, а третий ― знакомый мне корел Валит.

– Надо учить молодых, от стариков сейчас проку не будет. Времена меняются, ― сообщил Евстафий, представляя мне молодцов, выстроившихся по росту.

Мальчики были одеты на ливонский манер. Синие застиранные котты, доходившие практически до колен, с рукавами на завязках и беретами с пером чуть не вызвали у меня смех. Дело в том, что на груди, с левой стороны, красной нитью на латыни были вышиты имена отроков: Гвидон и Николай, видимо, специально для меня. На ногах стажеров карбатины с обмотками, а ремни с желтыми бляхами, помимо кошельков несли длинные ножи в деревянных, обшитых черной кожей ножнах. Через плечо у каждого была перекинута сумка, судя по пухлости, предназначенная для экстренной эвакуации, когда в нее запихивают все, что попадется под руку. Главное объем.

– И чему ты их учишь? ― спросил я у Евстафия.

– Как чему? Известное дело ― торговле. А сейчас, вот, так сказать, в духе нового времени, искусству чеканки монет. Помимо этого, они умеют стрелять из арбалета и владеют мечом.

– Ага! Вы, ― обратился я к молодежи, ― сейчас идете к причалу, там дядька Ратибор рыбу удит, скажите, что Лексей прислал, дабы вы воинское мастерство свое показали. А мы с уважаемым Евстафием в теньке отдохнем, да понаблюдаем за вами.

Как только отроки убежали, мы с Евстафием отправились в беседку, с крышей, изогнутой как раскрывшийся цветок с вздернутыми вверх лепестками, выполненную в форме пагоды, где Пин Янг частенько попивал чай, наслаждаясь шумом листвы от растущей рядом березы. Китаец после путешествия в Моравию стал все чаще вспоминать свою родину, постоянно что-то рисовал и старался быть незаметным, медитируя то в беседке, то выходя к обрыву, где река с шумом ополаскивала два валуна. На данный момент он практически перебрался в Смоленске к Ишае, так что сюда кроме меня редко кто заглядывал.

– Скажи мне, Евстафий, почему ты решил выбрать мальчишек?

– То не я. Ермоген попросил. Сказал привлечь только надежных людей. А кого мне было выбрать, как не их? Из всей дюжины отроков, что освоили грамоту и арифметику, только у этой троицы к торговле душа не лежит, я это чувствую. Гордые слишком, но жадные до знаний. Может, чеканке обучатся?

– Молотком по штемпелю стучать любой подмастерье кузнеца сможет. Так что не тех ты привез.

– Вот зараза! Как знал, что проку не будет. Куда мне их теперь?

– Оставь. Посмотрим, вдруг сгодятся на что? Тем более что я как-то обещал Валиту обучить его новому ремеслу. Отчего бы не попробовать?

– Тоже верно, – пожав плечами, согласился Евстафий.

– Я тебе механизм послал. Его обслуживать хоть и не инженер должен, но как минимум весьма образованный работник, а это не один год учебы. Ладно, решаемая проблема. Если ты утверждаешь, что ребята жаждут получать знания, то ждать, что все сделается само собой, не следует. Есть про запас идея, но о ней позже.

В это время во дворе раздались звуки ударов палки о юношеские тела. Ратибор, заложив левую руку за спину, ловко уклонялся от выпадов мальчишек, и каждый раз наказывал их хлестким ударом за нерасторопность. Впрочем, отдавая должное, ребята неумехами не были, кое-что они могли и иногда уворачивались от палки опытного воина, пробуя напасть одновременно с трех сторон.

– У меня к тебе просьба, ― продолжил я, ― недавно, в Дерпте, тамошний епископ Герман очень нехорошо обошелся с моим знакомым, Игорем Васильевичем. Это купец из Пскова.

– И в чем заключается просьба, приобщить купца к делу?

– Нет, он сам справится. Суть в следующем: епископ оболгал и приказал казнить человека, которого я взял под свое покровительство. Слава богу, только это между нами, мы его вытащили, казнили другого, но должок остался, и на него растут проценты. В Дерпте появились фальшивые монеты, и мне кажется, епископ Герман причастен к этому. У тебя много друзей, поведай им об этом случае. Есть мнение, что торговать там опасно. Если честных людей отправляют на костер только за то, что он отказался принимать фальшивки в качестве оплаты, то это уже ни в какие ворота не лезет.

– Вот как? Обязательно поведаю. Мы каждую субботу собираемся у меня. Пивка попить, да о делах потолковать. Безобразий не учиняем, все очень пристойно. Так что в ближайшую встречу я своим товарищам все расскажу.

Весьма размытое понятие «у меня» означало привилегированную харчевню, напоминающую закрытый от посторонних клуб. Конечно, далековато от кремля, но в пределах городских стен. Пострадавшее во время пожара подворье боярина Клопа, что на Большой Рачевке, с теремом в два этажа Евстафий выкупил еще в апреле месяце. Для нужд маленькой школы хватило отдельной пристройки к сгоревшему и вновь отстроенному бывшему овину, а остальные площади оставались безхозными. Что изначально планировал купец, приобретая недвижимость, я так и не понял, наверно, из-за шикарного подземелья. Мы договаривались о помещении для учителя и небольшой классной комнаты, но к середине июня полностью перестроенный особняк уже принимал первых гостей. Приглашались только именитые купцы и торговые гости. Вскоре среди делового люда вошло в моду посещать это заведение, где на мягких диванах можно было не только поговорить в приватной обстановке, но и обменяться новостями в общем зале, пробуя изысканные блюда с редкими винами и настойками. Не так давно среди постоянных посетителей был выбран староста. В обязанности этого уважаемого человека входило: ежегодный сбор членских взносов, прием, а также исключение из списков клуба. Купцов собиралось немного, человек пятнадцать, но это были те люди, чьи возможности позволяли регулировать цены на внутреннем рынке и вершить экономику княжества. Одной из услуг, предоставляемых членам клуба, была срочная почта. Помимо этого, велся бюллетень, сообщавший о ценах на профилирующие в торговле товары в разных городах. По большому счету Евстафий открыл первую биржу на Руси.