– И чем платить, защитой от ливонцев али от свеев? – Железняк усмехнулся.

– Вои защищают. Я плачу вот этим. – Пахом выложил на стол серебряную гривну, скрученную в виде браслета.

В избе воцарилась тишина. Кипеньский староста до прихода ливонцев успешно торговал через посредников Наездинича. Крицы возились как в Новгород, так и в Псков, но сейчас наблюдалось явное перепроизводство. Металл лежал в схронах, купцы-посредники не спешили, а скорее всего, просто стагнировали рынок, ожидая сверхприбыли, либо, попав в кредитную яму после известного случая расхищения казны боярина, думали о железе в самую последнюю очередь. Рудная артель, возглавляемая Железняком, затаилась. Робко ища рынки сбыта, а точнее способы доставки, посланцы так и не вернулись.

– Мне надо посоветоваться, – еле слышно пробормотал староста, – один я такое решение не принимаю.

– Советуйся, только время дорого. Мы завтра выступаем в Гостилицы. Если хочешь, отправляйся с нами.

– Да, конечно. Только сыновей в Дудорово и Стрельню пошлю.

– Это ещё зачем? – встревожился внимательно следивший за разговором Сбыслав.

– Сходку проведём. Тогда и дадим ответ, устраивает, Сбыслав Якунович? – Железняк, назвавший по имени незнакомого боярина, проявил осведомлённость, не свойственную деревенскому жителю. Он бы назвал и остальных, да только стоит ли раскрывать все карты, ведь игра только началась.

Староста пожелал гостям спокойной ночи, высказал пожелания жёнам сыновей немедленно убрать со стола и не выказывать носа, после чего отправился за перегородку, отделявшую общий зал от его спальни. Там, при свете лучины ждала жена, держа в руках католический крест.

– Спрячь пока, – Железняк показал рукой на распятие, – кто знает, может, и сгодится ещё.

Женщина усмехнулась, осторожно вынула короткое бревно из ложной стены дома и положила в тайник к деревянным божкам предмет, недавно висевший над лавками.

Утро началось с общего построения, переклички и приёма пищи. Всё, как было заведено Пахомом Ильичом с начала похода. Кашевары уже были готовы раздавать еду, как ко мне подошёл Парамон. Старик был явно чем-то недоволен и всё время косился в сторону берёзовой рощицы, на восток, где возле последнего дома деревни начиналась молодая поросль.

– Витёк Рябой сбежал. Всю дорогу бухтел… пустозвон липовский.

Это был первый случай дезертирства, и следовало выяснить причину, отчего ополченец победоносной рати, которую кормили, одевали и давали возможность улучшить своё благосостояние посредством похода, вдруг покинул её.

– Кто такой? – спросил я.

– Рябым прозвали оттого, что лицом не чист. Жаловался, мол, колдуны травануть хотели, а он выкарабкался. Только сдаётся мне, лжа всё это. Откуда у них колдуны на Липне? Так, смех, да и только. Все колдуны тут, в этих местах сидят.

– А может, местные липненским подсобить решили, так сказать, доделать начатое, – отшутился я, вспоминая скандал с диоксином в своё время. – Вещи его забери, вдруг объявится.

– Как же, с вещичками убёг. Всё сало нашего десятка спёр, да ещё у внучка моего торбу с безделушками. – Парамон зло спюнул на снег.

В это время Витёк, навострив лыжи, спешил в Новгород, к своему любимому хозяину Строгану, донести подслушанный разговор в доме Железняка. Это был тот случай, когда полученная информация стоила дороже всех сил и затрат, вложенных в попытку втереться в доверие. И самое неприятное, в тряпицу была замотана стреляная гильза, случайно подобранная внуком Парамона.

В Гостилицах Железняк собрал старост окрестных посёлков. Всех он знал лично, а с тремя из них даже имел родственные связи. Старшый сын был женат на дочери старосты Стрельни, младший два года назад породнился с дудоровцем, хозяин Гостилиц вообще являлся тестем. До Сицилийской вечерни ещё было сорок лет, а в землях Води уже как столетие существовала клановая группировка с жёсткой дисциплиной, кодексом молчания и своими ритуалами. Никто не мог выведать местонахождение подпольного производства криц. Все знали, что делают, но никто – где.

Новгородских бояр просили немного обождать, пока шёл совет, а дабы не было скучно, устроили охоту на рысь в соседнем лесочке. Звероловы выследили добычу и ожидали подхода знати на опушке. Ильич согласился, отозвал Железняка в сторонку, подвёл к санкам обоза и, развязав узел на верёвке, распахнул брезент. Запасное оружие лежало свёртками. Так делали на случай внезапной атаки, когда паника и неразбериха случается обязательно. Воин вынимал свою упаковку и облачался, не мешая остальным.

– Выбери любой нож. – Пахом выложил кучку оружия перед старостой. – Хотя, что тут выбирать, они все одинаковы.

– Вот этот. – Железняк указал пальцем в серединку.

– Это подарок тебе. А теперь, попробуй вот что… – Пахом Ильич сказал несколько слов старосте на ухо, отчего у последнего округлились постоянно прищуренные глазки.

Оставив Железняка наедине с подарком, Ильич пошёл переодеваться. В длиннополой шубе на охоте можно только греть руки у костра да травить байки про размеры добытых зверей. Одежда охотника должна быть практичной, тем более что рысь ловить будут.

Старосты деревень восседали на лавках, выложив перед собой молоточки – знаки власти. Собрались только главы семейств, старшие сыновья охраняли дом снаружи. В случае чего дети задержат недругов, пока отцы скроются в подземном лазе.

– Совсем скоро мы опять становимся данниками Новгорода, – начал вступительную речь кипеньский староста. – Враги с крестом на одеждах не сегодня, так завтра окажутся изгнаны и снова настают добрые времена, когда наши крицы станут покупать нарасхват. Но… не всё так хорошо. Все знают, что получается, если смешать дяглинскую руду со стрельнинской. Я осмотрел железо у простых ополченцев, да и сами вы, наверное, заметили.

Представитель из Дяглиц кивнул головой в знак согласия. Через его посёлок рать проходила.

– Нашу крицу кузнец может сто раз нагревать с углём и охлаждать, но такого качества, как у них, он не получит. Это какое-то новое железо, и его у новгородцев в избытке, если даже простой ратник несёт на себе по полпуда. Сейчас я вам кое-что покажу.

Железняка внимательно слушали, не перебивая. Публика собралась уважаемая, авторитетная и цену сказанного слова знала, а посему, когда вороненая сталь ножа выходила из ножен, было слышно тихое шуршание.

– Все знают, сколько стоит мой клинок?

Кипенец вынул свой ножик и положил рядом с новгородским. Изящный больстер, плавный изгиб отполированного до «зеркало» лезвия, да даже ножны превосходили по красоте своего собрата, как натуральная шуба превосходит китайский пуховик. Костяная рукоять водьского оружия была украшена тонкой резьбой, повторяя мельчайшие складки кожи моржа. В навершии сверкал самоцвет, закреплённый между клыков скульптурки животного. Выждав некоторое время, Железняк взял нож с самоцветом в левую руку, новгородский в правую и одним движением срезал стружку железа с лезвия своего клинка, после чего под общий вздох отложил свой ножик и протянул оружие с воронёным клинком тестю.

– Даже царапины нет. Я уже не уверен, купят ли наше железо мастера.

– Если только на гвозди. – Старичок покрутил нож и вдруг резко швырнул его в стену. Сила броска была настолько велика, что из щелей вылетел мох. Клинок вошёл в дерево на полтора вершка. – Что предлагает Пахом Ильич?

– Он хочет покупать всё наше железо, всё до последней крицы, по единой цене, – ответил Железняк. – И что интересно, с точностью до пуда знает, сколько его у нас, с кем раньше вели торг и отчего возникли трудности.

Старейшина обвёл взглядом собравшихся. Всё стало предельно ясно. В их земли пришёл не просто новгородец, желающий импортировать их продукцию, таких и до него было множество. В этот раз пришла система, причём организованная не хуже, чем тайный клан производителей криц, а, видимо, даже на порядок выше. Оставалось подчиниться более сильному либо сопротивляться, а для правильного решения нужно узнать мнение остальных.