Валит подстёгивал лошадку, напевая себе под нос песенку, услышанную ещё от прадеда.

Не докончив куплет, юноша замолчал и принялся вслушиваться. Даже лошадки, осознав необходимость тишины, стали беззвучно перебирать ногами. До крепости оставалось не более двух вёрст, ещё чуть-чуть – и будет видна крыша Пахомовской башни. Однако вместо того, чтобы ускориться, мы еле плелись, и я, естественно, поинтересовался возникшей проблемой.

– Что-то грохочет, – громко произнёс корел, – словно Илмаринен бьёт своим молотом по наковальне.

– Ничего не слышал. Может, показалось? – Людвиг уставился на меня с вопросом. Может, я что услышал?

Когда клапаны на шапке-финке завязаны под подбородком, что-то расслышать просто невозможно. А иначе в открытых санях зимой не покатаешься, это даже не кабриолет – много хуже. Мы остановились и уже стали прислушиваться все вместе. Не могу сказать, что стояла мёртвая тишина. Лошадка похрапывает, слегка раскачивающиеся ёлки создают свой фон, и немаловажный факт с направлением ветра: он дует в спину, а мы стараемся услышать что-то впереди. Оставалось только догадываться, и тот факт, что мальчишка услышал, а мы, спустя некоторое время – нет, говорил о том, что громкий звук был единичен.

– Валит, – крикнул возничему, – держись берега. Если что, сворачивай в лес.

Вскоре до нас донёсся шум битвы. Вопли и крики сотен людей, проклятия и стоны, возгласы победивших и хрипы умирающих, всё слилось в страшную мелодию смерти. Сани остановились, а я припал к биноклю. Некогда белая от извести стена в месте пролома почернела от копоти. Возвышающаяся рядом башня несмело дымила, выпуская из бойниц желтовато-серые струйки. Огромная толпа скопилась возле бреши, прижимаясь к стенам, стремясь попасть в мёртвую зону обстрела. А вот и то, что разрушило укрепление, – требушет. Чуть правее и позади него отряд всадников, человек двадцать пять. В оптику были видны сложенные в рядок тела на льду возле требушета. Молодцы пруссы, всё же попали в кого-то.

– Что там? – теребил меня Бренко.

– Тевтонцы! – Сложно спутать с чем-либо отличительный знак Ордена, выделяющийся чёрным цветом на грязно-белых накидках. – Ну, су… суровые люди. Валит, стой! Людвиг, живо переодевайся, я побегу впереди.

Была у меня надежда на то, что, наблюдая за ходом осады, командиры противника будут стоять обособленно. И место такое напротив Орехового острова есть – невысокий пригорок, возможно даже, старинный курган. Когда я беседовал со строителями, они часто упоминали о нём, используя как ориентир. Вот к нему я и бежал.

Фон Виде приставил ладонь к бровям, наподобие козырька, лёд отражал солнце и слепил. Всё шло хорошо, неизбежные потери не смущали, однако темп наступления несколько замедлился.

– Стаю дохлых ворон в глотку! Что они стоят как стадо баранов? Герман, это твои бездельники в самом хвосте?

– Моё копьё, а что? Была б дыра пошире… сам не знаю, вроде мясо сегодня ели, – вслух рассуждал рыцарь.

– Шире только у старой шлюхи! Скачи и разберись, пока руссы не заперлись в башнях.

Хайнрик обернулся к своему герольду и хотел дать команду трубить в рог «Общее наступление», как увидел лошадку, запряжённую в сани, и бегущего к ним человека.

– Захватите этих идиотов.

– Магистр! Позвольте мне, – подобное обращение было явным перебором, но просивший рыцарь применил хитрую лесть. Хайнрик знал, что братья-рыцари его круга втихаря называют его так. Без доносов, конечно, не обошлось, но услышать свою мечту, так открыто, на поле боя, льстило.

– Действуй, мой верный Хельмут.

Я пробежал не более ста метров и остановился. Стал виден не только пригорок, но и часть вражеского лагеря, вернее верхушки шатров. Вот только рассмотреть всё тщательно мне не дали. От отряда всадников отделилось четверо. Один поскакал к стене, а трое других – в мою сторону. Наверное, время хотят узнать? Не, прикурить, а я как раз в шапке, может, поговорить? А копья тогда зачем? Всадник попал в перекрестье прицела. Тук, тук, тук – гулко застучали выстрелы. Хельмут свалился первым, за ним полетели с коней кнехты. Падали красиво, как в кино, взмахнув ногами. В это время со стороны крепости раздался нечеловеческий вой, словно десятки людей одновременно почувствовали страшную боль. Вот только отвлекаться не стоило. По направлению ко мне уже двигалось не менее десятка, видимо, обозлились на потери.

– Хельмут! – закричал Виде, видя смерть своего любимца. – Убейте их! Мой Бог! Убейте всех!

Патроны в магазине закончились, запасные обоймы в санках, а два всадника продолжали нестись, наклонив копья. Всё, что я мог – сделал. На пригорке суета, пора было убегать, да только куда? До Бренко не успеть. На своих двоих от конного не скрыться. Это аксиома, которую и проверять не хочется, тем более на льду. Ни копья, ни бердыша со мной не было. Бл… «Бердыш», как можно было забыть про пистолет? За всё время я так ни разу и не воспользовался им. За десять метров до меня тевтонцы разделились. Один скакал чуть правее, в сторону саней, а другой точно хотел наколоть меня на копьё, аж руку приподнял, словно острога в лапе. Он-то и был у меня на мушке. Боясь не успеть, палец почти дёрнулся, а ноги уже сами понесли меня влево.

Бах! Бах! – раздались два выстрела.

Стрелял почти в упор, лошадь пронеслась мимо, и не отскочи я в сторону – прибила бы. Но отвлекаться на это нет времени, ещё две пули в широкую спину, прикрытую белым плащом, и всадник буквально клюёт головой, заваливаясь под копыта коня.

То ли от шума выстрелов, хотя рёв из крепости заглушал всё, то ли от впечатления странной смерти конных кнехтов, но всадники с крестами дали дёру. Из пистолета стрелять по ним, что в воздух палить – слишком далеко, даже для винтовки. Оставалось лишь проводить их взглядом.

– Лексей! Держись, я иду! – раздалось за спиной.

Обернувшись, я увидел бежавшего ко мне с обнажённым мечом Людвига, так и не надевшего кольчугу, зато полного решительности вступить в бой. Смелый человек, на всадника с одной железякой. Однако обошлось. Буркнул на ходу:

– Спасибо, что пришёл на выручку.

Уже вдвоём мы побежали к саням, боясь, что наш возничий даст дёру назад.

Я чуть не подпрыгивал, адреналин настолько взбудоражил меня, что, возвращаясь к санкам, обогнал Бренко метров на десять. Валит держал в дрожащей руке нож, во второй – поводья и озирался по сторонам. Корел не струсил, просто сильно волновался. С минуту мы переводили дух, пытались отдышаться, выпили по капле из зелёной фляги и наметили план действия.

– Надо обойти крепость с правой стороны, – запрыгивая в сани, сказал я, – заедем через Воротную башню. Людвиг, давай скорее, залезай.

Мы помчались в обход, а в крепости вовсю шла рукопашная схватка. Чего греха таить, русские и немцы всю жизнь были лучшими солдатами своего времени. Мы их частенько били, да и нас колотили, вот и теперь судьба свела два воинства в кровавой сече. Бились не за серебро и добычу, бились – за место под солнцем, как два равных по силе льва, где победивший получает весь прайд.

Впритык к крепостной стене стояли бараки гарнизона с пристроенным по фасаду крыльцом. Место внутри ограничено, и любое строение за исключением конюшен минимум в два этажа. И надо было такому случиться, что именно на этом пятачке повстречались старые знакомые. Когда начался штурм, пёс Полкан, прошмыгнув мимо новгородцев, спрятался под лавку в доме возле харчевни. Кто-то же должен добро охранять, а то балагур и сочинитель частушек Фёдор засел на чердаке и больше немцев выцеливает из самострела, нежели вещи стережёт. Тощий кнехт, отметившийся похабными выражениями при словесной перепалке, спрятавшись за широкую спину Ганса, избежал арбалетного болта и теперь пытался вломиться в избу. Ставни окошка треснули и вскоре слетели с петель. Тощий пролез внутрь.