– На торгу поговаривают: скоро будут вече собирать. Строган пронюхал, что Пахом Ильич скупил хлеб, а где его хранит, пока не знает.

Ваня вдруг встал, поправил пояс и улыбнулся. За моей спиной стоял покупатель. Вороватого вида мужичок недобро оскалился, пострелял глазками по сторонам, посмотрел на себя в зеркало и вышел вон. Зачем приходил – непонятно.

– Это уже третий, за сегодня. Глазеет, лыбится и уходит.

– Срочно зови Ефрема, – сказал Ване, наблюдая за вышедшим мужичком.

Приказчик дёрнул за шнурок, и над лавкой купца взметнулся красный флажок. Сигнализация примитивная, но действенная. Через тридцать секунд в лавку вбежали люди.

– О, Лексей. Уже тута, заждался тебя Пахом Ильич. – Ефрем попытался рассказать о переживаниях Ильича, по поводу моего отсутствия, но сразу умолк, когда увидел, как я прислонил указательный палец к губам.

– Из лавки только что вышел мужичок, видели его?

– Да, вон он стоит, треплется с кем-то. Это Строгана человечек, мразь ещё та. Я ему морду в прошлом году на Масленицу набил, свинчатку он в рукавичке прятал, не по правилам то.

Всё стало ясно. Пахома элементарно выслеживали, надеясь застать в лавке, видимо узнали, что пришли корабли. А если узнали они, то совсем скоро узнает и князь. Мне хотелось скорее отправиться на Ореховый остров, надо было начинать продажу инструментов крестьянам, пока те не спустили всё серебро, вырученное за урожай. Но в первую очередь надо было рассчитаться по обязательствам. Для начала я решил передать взятку Александру в размере пятидесяти мечей.

– Ефрем, надо возок к князю отправить, прямо сейчас. Поможешь?

– Это можно, откуда везти? – Приказчик повернулся к охране: – Сеня, останься в лавке.

– На ладье всё, ещё даже не разгружали, сам знаешь, как груз на причале – плати пошлину.

Приказчик был очень весёлый человек, из разряда тех, кто, наступив в коровью лепёшку, обратит это в шутку, и мы с ним разговорились. По дороге к пристани, Ефрем поведал:

– Половину ржи продал Юрьев монастырь, Гаврила Алексич туда ездил лично, Сбыслав договорился с Ладогой, у него там, куда ни плюнь – на родича попадёшь, ну а мы с Ванькой уже тут, по окрестностям шныряли.

– И как успехи?

– Семь сотен кадей за нами. Огнищанин один помог, странный.

Странный, не в смысле с придурью. Так называли путешественников или людей, которые не могли подолгу жить на одном месте. Крупный землевладелец и одновременно турист, это было неожиданно.

– Чем странный? – заинтересовался я.

– Землю всё подходящую ищет, сажает что-то, записывает на бересте, в общем, не по-нашему. Семь сыновей у него, все такие же. Так вот, четыре сотни кадей нам продал, я такой ржи в жизнь не видывал.

– Интересно, а далеко усадьба его? – Местный агроном в зоне рискованного земледелия заинтересовал меня.

– Отсюда три дня пути, только зачем тебе, Лексей? Он вчера к нам в лавку заходил, зеркало ему понравилось, постой… он сегодня будет маленькое зеркальце для дочки своей покупать. – Ефрем замер у колодца.

– Сделаем так, до причала я дорогу найду, мы у самого края, как обычно, лодки поставили, приведи мне его туда, очень прошу. С возком опосля разберёмся.

Приказчик кивнул головой, развернулся и поспешил обратно, в лавку. В пятидесяти шагах от нас засуетился мужичок, не зная, за кем идти.

Ефрем, приведший огнищанина, постоял с минуту и полез на ладью, посмотреть привезённый товар. С лодки раздался восхищённый свист, не то бочонки с вином увидел, не то сложенные мечи без рукоятей.

– Вяйнямёйнен из Корелы, – представился гость.

– Алексей, византиец, – ответил я и протянул руку для пожатия.

– Мне сказали, что урожай знатный собрали в этом году, хотите собирать больше? – начал разговор с корелом.

– Да какой там урожай, так, чуток. – Поскромничал средневековый агроном.

Я достал из планшета рисунки с изображением плуга и бороны, показал их корелу, после чего пригласил на ладью посмотреть и дать оценку. К моему сожалению, огнищанин восторга Ефрема не разделил. Он обрабатывал землю при помощи сохи, она не переворачивала пласт земли, а лишь отваливала его в сторону, полностью выполняя поставленную перед инструментом задачу. И вся загвоздка заключалась в почве – слишком тонкий плодородный слой. Даже возможность регулировки глубины вспашки не давали новому плугу ощутимых преимуществ, не говоря уже о цене. Но Вяйнямёйнен был не таким, как все, сумев удивить меня своим нестандартным взглядом на проблему. Взглядом, отнюдь не малограмотного средневекового крестьянина.

– Железный плуг тяжёл, лошадь быстро устанет, хотя… я попробую запрячь пару, что ещё есть?

Вот так, с ходу уловив самое слабое звено и моментально найдя выход для себя. Где-то с час мы обсуждали с Вяйнямёйненом тонкости обработки земли. Удобрений не хватало, погодные условия – суровые, но, тем не менее, хлеб растить было можно: «Немного любви и много знаний», – примерно так выразился корел.

В конце всех наших переговоров мы оказались на лавочке, возле причала, под деревом, потягивая сухое вино. Торговые дела были завершены, и теперь можно было поговорить по душам.

– Ефрем рассказал, что ты делаешь записи, если не секрет, для чего?

– Не секрет, я хочу вырастить вишню, и знаешь, что я обнаружил… если за год до посадки в землю, на склоне, где садится солнце, закопать золу, то дерево растёт лучше, а если сразу с золой сажать, то может и погибнуть. – Вяйнямёйнен посмотрел на меня, как будто сделал важное открытие и теперь обнародовал его.

– Я слышал, что много лет назад греки что-то подобное пробовали с виноградной лозой. Попробуй использовать склон вот под таким углом, – я показал карелу с помощью ладоней холмик со склоном в двенадцать градусов, – а удобрять можно перетёртыми сухими рыбьими костями.

– Попробую. Приходи в гости на будущий год, вместе посадим.

Огнищанин купил плуг, борону, шесть кос, столько же серпов с лопатами и меч для старшего сына. Последнее, скорее, для повышения статуса, нежели для дела. Затраченное серебро стало возвращаться.

За то время, пока мы беседовали с корелом, Ефрем сбегал к княжьим хоромам и упросил Якова выделить пятерых дружинников с телегой, сославшись на Пахома Ильича. Мол, подарки прибыли для князя. На причале дожидаются, сам бы привёз, да больно дорог груз. Тем самым сэкономив на ввозной пошлине. То, что касалось грузов для князя, налогами не облагалось, и уже после обедни Александр оценивал взятку, пригласив к себе новгородского кузнеца, обслуживающего нужды дружинников. Оружейник внимательно рассмотрел клинок, удивлялся безупречной кромке, попытался проследить шов сварки между железом и сталью, после чего выдал вердикт:

– Я не знаю, из какого железа это сделано, работа ни на что не похожа.

– Мне всё равно, из чего они выкованы, как думаешь, сколько он может стоить? – Князь держал в руках точную копию клинка, что была на ладонях у оружейника.

– Рукоять надо доделать, кожей… не, тут и наборные подойдут, как раз можно по две пластинки из кости или дерева, полирнуть мелким песочком, – начал размышлять мастер.

– Симеон, сколько стоит вот это? То, что можно сделать, пусть дружинники беспокоятся, у меня только треть с мечами, да и то… Ты ответишь на мой вопрос, или мне другого позвать? – Александр вспылил. Мастера больше интересовал сам клинок, а князя – материальная составляющая.

– Надо испробовать, нельзя просто так сказать, сколько он стоит. – Симеон был непреклонен. Предварительную стоимость он мог бы назвать, только посмотрев на изделие, но точную… слишком уважал себя оружейник, чтобы бросаться словами.

– Яков! Принеси мой старый щит, с которого умбон сняли, – потребовал князь.

– Мечом рубить щит? – Удивился Симеон. – Это ж не секира.

Александр надел рукавицу, вытащил из телеги первый попавшийся меч под руку, оценил балансировку и резко рубанул наискось, по краю приставленного к возку щита.

Шшхх, – только ветер пронёсся. Щит развалился окончательно, доски держались только на кожаной обивке, край с медной окантовкой срезало, а клинку хоть бы хны.