Фаси обернулся к реке, верный друг уже отходил от берега, спасая драгоценную казну, но не один. Проклятый Рагнар вместе со швабцем, погрузившись на свои посудины, улепётывали вслед за Гунгиром. Почти сотня великолепно подготовленных воинов покидала сражение, когда они были так необходимы. На других шнеках, принадлежащих норвежским добровольцам, тоже началось шевеление, и вместо того, чтобы встать в строй, стали заносить недавно выгруженные предметы обихода обратно.

– Трусы! – в сердцах воскликнул Ульф. Вот она, помощь союзничков. Как запахло жареным – сразу в кусты. – Римлянин, выше крест. Стоять насмерть!

– Гривну на шею, кто захватит шатёр! – Звонкий голос Александра разнёсся над рядами дружинников.

– Ратмир, ты слышал? – Савва бился плечо к плечу со своим другом. – Я первый!

Две метко пущенные сулицы вонзились в шведских воинов. Друзья бросили своих коней в образовавшуюся брешь. Савве повезло, его лошадь сумела проскочить, конь Ратмира споткнулся и рухнул на траву, поражённый несколькими копьями. Княжий ловчий вылетел из седла, упал на свея, сбив того с ног, и тут же получил удар секирой. Кончик лезвия вспорол кольчугу на спине, нанося глубокую рану.

– Совсем не больно, – сдавливая стон, прохрипел Ратмир, – мне не больно.

Ловчий выхватил короткий нож и бросился на шведа, чья секира была окрашена его кровью.

– Волк Одина! – заорал перепугавшийся свей.

Он видел, как его топор рассёк спину новгородского дружинника, но тот, словно не почувствовал смертельной раны, вновь оказался на ногах. Наёмники прыснули в разные стороны от Ратмира. Троих из них ловчий зарезал ножом. Последнее, что увидел герой, отвлекая на себя охрану командирской палатки, как конь Саввы смял шатёр.

– Твоя гривна. – Ратмир сделал ещё один шаг, врагов рядом не было, качнулся и упал. Бой продолжался.

– Первый! – раздался радостный крик.

Савва обернулся, друга детства рядом не оказалось, рубанул трофейным топором зазевавшегося свея, да так удачно, что противник отлетел на полотно шатра и накренил столбик, на котором крепилась верхушка. Конечно, потом можно было утверждать, что невоспитанные ижорские кроты специально понарыли своих ходов. Иначе, как бы основательно вбитый в землю столб смог накрениться? Как-то смог, да так, что покосившийся шест вскоре рухнул, утягивая за собой всю конструкцию. Мне же кажется, что случилось это потому, что шатёр разместился аккурат над могилой семьи ижорского кузнеца. Вот так Юха и отомстил своим обидчикам.

– Ратмир! Наша взяла! Ратмир… ты что? – Друг лежал весь в крови, улыбался и, казалось, что-то прошептал, перед тем, как навсегда обратить взгляд в голубое небо.

Падение шатра ослабило, но не сломило дух шведского войска. Знамёна Фаси всё ещё развевались за спинами свеев, и линия противостояния стала напоминать колыхающийся на ветру ковыль. Сражение длилось почти час, люди начали уставать. Всё чаще бойцы первых линий отходили назад, перевести дыхание. Многие спешились. Казалось, ещё один напор, и неприятель не выдержит, побежит искать спасения на своих кораблях. Вот только сил и резерва на решающую атаку уже не осталось.

– Поднажмём! Едрить их кочерыжку! Поднажмём! – Сбыслав подбадривал новгородцев.

Правая рука уже еле держала топор, рубаха прилипла к спине от пота. Но вместо растерявшихся, кое-как вооружённых врагов, валявшихся теперь под ногами и позади новгородской рати, напротив стояли озлобленные, готовые биться на смерть, закованные в броню воины севера.

– Якунович, надо что-то придумать, – Яша уже не столько атаковал противника, как пытался уберечь своих братьев от ловких выпадов неприятеля, – свеи стеной стали, не пробиться.

Сбыслав окинул взглядом поле. Дружина Ярославовича, покрошив львиную долю неприятеля, выдохлась и стала отходить, пытаясь перестроиться для нового таранного удара. У Меши ситуация не лучше: как не много было стрел в начале боя, но всему рано или поздно приходит конец. Хуже того, ни брони хорошей, ни умения биться в строю у ушкуйников не наблюдалось. Только сдерживают, не больше. Чуть лучше у Гаврюши, он за корабли бой ведёт и умудряется даже что-то ценное прихватить. А где же Пахом Ильич?

Пахом вывел команду ладьи и приказчиков на правый берег устья реки. До стоящих друг возле дружки судов противника всего двадцать пять саженей – рукой подать. Ка бы не вода. Стоя на невысоком холмике, сражение было видно почти как на ладони, но основное внимание было уделено совершенно другому событию. Три шнеки спешно отходили в сторону Невы, и если на первой были только гребцы, то две последующие, плотно набиты людьми.

– Лексей! Уйдут ведь. Чего ждёшь? – Пахом видел, как я чиркал зажигалкой, пытаясь поджечь бересту, чтобы бросить её в заранее приготовленный горшок с топливом. Заметив столб чёрного дыма, Бренко должен был избавиться от маскировки и спешить к устью, дабы перехватить суда, на которых, по моему мнению, должны были перевозить деньги.

– Да ща! Не кричи под руку, Пахом Ильич.

Бензино-масляная смесь наконец-то полыхнула, обдав меня едким дымом. Сигнал устремился в небо.

– Так, ребята, подсобим нашему повольнику. Слишком вольготно свеи на наших речках устроились. – Пахом приложил приклад самострела к плечу, старательно выцеливая загребного.

Команда Ильича изготовила к бою арбалеты. Пелгуй лишь покачал головой, для его малютки расстояние слишком велико. Шнеке Гунгира не повезло, выпущенные болты проредили её экипаж. Из двадцати гребцов продолжали работать вёслами только семь человек. Но корабль, подгоняемый течением, уже вышел из устья.

– Гуннар, помоги раненым. – Гунгир обернулся к враждебному берегу и потряс кулаком.

На лодках преследователей этот жест приняли по свою душу.

«Марки на том корыте, – подумал Рагнар и подозрительно посмотрел на судно своего подельника, которое отставало на два корпуса, но шустро сокращало расстояние. – Пусть поторопятся, я с удовольствием предоставлю им право взять на ножи беднягу Гунгира». Сам же он даже не удосужился переодеться для боя, так и стоял на корме в своей яркой шёлковой рубахе. Для его отряда поход уже закончился, да и цели у него были несколько иные. Версия же его отплытия для всех: нет обещанной платы – до свидания, пишите грамоты до востребования, – никого не удивила. Норвежцы также не спешили вступить в сражение, собравшись вокруг своих кораблей. «Этот отряд пригодится чуть позже, – продолжал размышлять наёмник, – в сентябре, когда орден выйдет к Изборску». Сам Рагнар знал, что у их капитана был полный план укреплений, который ему продал Спиридон, при активном посредничестве Грота. Не знал только одного, что норвежцы стали третьими, кто купил подобный пергамент. Да и ладно, совсем скоро они снова встретятся, и события на берегах Ингрии уже никого не станут волновать, как тот отрезанный ломоть, выкинули и забыли.

– Ах, …ля, – разнеслось над водой. Сквернословие предводителя готландцев повторили ещё с десяток наёмников.

– Щиты на борт! Живо! – Рагнар моментально среагировал на угрозу, спрятавшись за слугу, который стоял чуть позади него с ростовым щитом. – Быстрее гребите, чёрт бы вас побрал!

Щиты, конечно, смогли обеспечить небольшую защиту от арбалетных болтов, да только то тут, то там образовывались бреши, куда в искателей удачи влетали всё новые оперённые посланцы смерти.

– Немца, немца с крестом не убейте! Живой он мне нужен. – Переживал Пахом.

Через пару минут шнеки вышли из-под обстрела. Пулять вдогонку уже было бессмысленно, болт не пробьёт деревянную обшивку за двести шагов, а три опустевших магазина требовалось зарядить. Если б я знал, что швабец планирует напасть на лодку Гунгира, как только она отойдёт подальше от устья, то видит бог, помог бы последнему отбиться. Теперь Бренко мог полагаться только на свою удачу. На одном из трёх судов находилась казна. Взять одновременно на абордаж все удирающие шнеки – нереально, но тут уже как повезёт.

– Господин, – амброзат наёмников перетягивал ремнём, чуть повыше локтя, раненую руку Рагнара, – глотните из этой фляги, так надо.