– Ратибор, лезь на вышку, на смену. Мы мотнёмся на ту сторону. Убитых осмотрим и постараемся коней привести.
– Вдвоем пойдёте? Эти гады на засады горазды. Смотрите, как бы ни случилось чего.
Дельное замечание Ратибора, прав он, но проверить стоянку просто необходимо, не хватало ещё гостей с луками. А раз не получается с количеством, компенсируем качеством и будем тешить себя надеждой, что в лесу лук не так грозен, как в степи. На этот раз экипировка была полной, лучше перебдеть. На моторной лодке, воспользовавшись веслами, пересекли реку. Пока я ногой вбивал колышек с тросом и поглядывал по сторонам, Велимир притащил тела убитых. Честно скажу, на тех монголов, с которыми я когда-то общался на соревнованиях по борьбе, ни капельки не похожи. Скорее на таджиков или узбеков. Совсем невысокого роста, хоть и плечистые, но по виду из той когорты, которых и бить в полную силу опасаешься. Кажется, схватишь такого за шею, сожмёшь, чтоб дух вон, ан нет. Именно с такими, тщедушными, надо держать ухо востро. А посему, давить их надо без всяких разговоров и сносок на хлипкость.
Быстро обшарив их не найдя ничего ценного мы стали углубляться в лес. Пройти напрямую здесь мог только медведь, кустарник не пускал, подобно забору. Покрутившись, мы выбрали маршрут, по которому шли кочевники. То есть сначала ползком пару метров под ветками, а потом на корточках. Как они вышли к реке в тёмное время суток, для меня оставалось загадкой. Не иначе, бродили вокруг не первый день и всё здесь разнюхали. Так что, все разговоры о неприятии жителей степей наших лесов полная ерунда. Хороший воин приспосабливается к любой обстановке: хоть в горах, хоть на равнинах. Не сразу, а значит, с каждым новым днём шансы врага растут. Ломясь сквозь чащобу, я ощущал, как изнутри распирает какая-то злость, мстительное чувство, словно у голодного хищника, преследующего ускользнувшую добычу. Вскоре мы оказались среди редколесья, и шедший впереди рязанец остановился, стал к чему-то принюхиваться. Я тоже повёл носом, ясно – костерок близко. Обменявшись безмолвными взглядами и жестами, стараясь не шуметь, мы разошлись в стороны и двинулись на запах. На полянке у родника тлел костёр, никаких кастрюль или шашлыков уже не было. Остатки еды в виде костей с кусками мяса на коре да грязный полупустой бурдюк. Метрах в десяти от стоянки четыре изрядно волосатые лошадки, похожие на пони, жадно щипали траву и фыркали, прогоняя муравьёв. Уродливые деревянные сёдла лежали отдельно, два копья и больше никакого оружия. Кочевник сидел на траве, прислонившись спиной к берёзе. То ли спит, то ли на затухающий огонь глядит. Жужжащая над ним муха кружит, но не садится, видать, брезгует. В плен его взять, что ли, так какой с этого прок? А вот коней – очень даже возможно. Если вести по одному вдоль оврага, а потом через березняк до реки, то за пару часов можно управиться. В тот момент, когда я уже прицелился из карабина, справа от меня возник Велимир, отрицательно покачал головой и показал на меч. Мол, хочет его убить сам. Препятствовать не стал, может, у человека личные счёты с врагом, а может, убивать любит. На всякий случай, после того, как он встал во весь рост и направился к берёзе с кочевником, оружие в сторону не отводил. Учуявшие запах чужака даже сквозь дым, лошади заржали и бросились в сторону от костра. От этого шума степняк моментально очнулся, вскочил на ноги и, не глядя по сторонам, метнулся к копьям, словно защита от всех бед находилась именно там. Как только он схватился за древко, во взгляде у него появилась уверенность. Теперь на поляне стояли два воина, один, защищающий свою Родину, и второй, пришедший её грабить. Бой длился секунды. Не видя привычных доспехов на противнике, степняк бросился на него с копьём, покачивая им из стороны в сторону. Велимир с поднятым мечом над головой навстречу. Обладая необычайной ловкостью, которая не всякому даётся, и неожиданно не только для меня, а и для врага, рязанец качнулся как маятник, пропуская летящее копьё, и через мгновение, красивый, тонко рассчитанный удар, помноженный на инерцию бегущего вперёд тела с резкой остановкой, обезглавил кочевника. Голова упала на землю, а из разрубленной шеи фонтанчиками брызнула кровь. Такое я видел только в японском кино про самураев, но тут всё было красивее и грациознее. Шея коротка, и ошибиться, выполняя подобный финт, можно только на пару сантиметров. Одно дело набивать руку на манекене, и совсем другое в бою. Когда рост противника оцениваешь единственным взглядом, и времени на короткий вздох, а возможность нанести удар может появиться только раз. Поэтому отсечённые головы в схватке редкость, воину проще ударить по корпусу или по руке. Результат практически одинаков. Проводив через мушку прицела упавшее тело, я вышел на полянку.
– Молодец! Кто научил так с мечом работать? – поинтересовался у победителя.
– Савелий с отрочества обучал, сотник наш. Он бы не сразу убил, поиграл бы сначала, да и кожу бы на шее чуток оставил, чтоб голова вроде как отрублена, а вроде, как и нет. Я только с позапрошлой осени этот приём разучил. Ещё пару годков и тоже так смогу.
Велимир вытер клинок, спрятал в ножны и с моего согласия стал осматривать сумки, сложенные за сёдлами. Из ценных вещей: золотые височные кольца, серебряный кубок восточной работы и шесть квадратных монет. Полное отсутствие продовольствия, заводных лошадей и скудность обмундирования у кочевников доказывали, что мы побили каких-то бандитов. Оружием они тоже не блистали. Пара боевых кистеней, один лук с саблей и то, наверное, краденые, да копья с кривоватыми древками. Но вот карта на куске кожи с изображением реки и местами стоянок торговцев наводила на мысли, что кочевники могли быть разведчиками. Это обстоятельство мне не понравилось. Погрузив трофеи на лошадей, мы тронулись в путь и где-то к десяти утра вышли к реке. Мерзкий «пони» дважды пытался меня лягнуть, и один раз чуть не укусил. Опыта в обращении с лошадьми у меня не было, если не считать конной экскурсии по горе Ай-Петри, так что пришлось помучиться. Кое-как организовали переправу, причём моему напарнику пришлось раздеться догола и плыть с лошадьми рядом. Без сопровождения они упорно не хотели лезть в воду. Поговорка: «упрямый как осёл» в моём понятии стала намного шире.
На берегу, у причала, нас встретил Ратибор, оставив вышку, для того чтобы помочь перевести трофейный табун. В лагере к этому времени царило оживление. Как-никак случилось неординарное событие. Понаблюдать за трофеями собрались все мастеровые строительной артели. Люди переговаривались о происшествии, делились мнениями.
– Добрая животина, выносливая, – высказался за всех Фрол.
А вот рабы, евшие гуляш с лапшой у костра, в нашу сторону не смотрели, все, кроме одного. Невысокого роста, кривоногий, сильно похожий на цыгана мужичок, пожирал глазами четвероногих друзей и улыбался как-то по-детски, шмыгая носом.
– Любишь коней? – спросил я, подойдя к нему.
Цыган встал, поклонился, проводил взглядом мохнатых чудовищ.
– Жить без них не могу.
– Взаправду разбираешься и все тонкости знаешь?
– С детства с лошадьми рос.
– Слушай, расскажи-ка мне, как определить возраст коня? – Добавив про себя: «Все говорят: по зубам; только никто не знает, по каким. По крайней мере, из моих знакомых».
– Зубы обязательно смотреть надо, но сколько на самом деле лет коню, может ответить только хозяин. На двенадцатую весну все зубы лошади уже сточены и, чем сильнее они выпячены, – цыган пальцами ладоней изобразил что-то вроде клюва, – тем они старше. Совсем старых лошадей я не видел. Дед как-то рассказывал мне, что у его прадеда конь прожил сорок лет. Одно я знаю точно, что пятилетний жеребец, когда мне исполнилось два десятка, считался моим ровесником.
Цыган по-своему был прав. Первые два года все зубы у жеребёнка молочные. Но после первого года чашечки двух передних зубов стираются. У двухлеток стираются чашечки на всех остальных зубах, особенно на резцах. На третьем году у лошади появляются первые постоянные зубы. Сначала зацепы, а потом остальные. Изменяется и прикус – постав зубов вытягивается вперед. Это происходит на протяжении всей жизни. У четырехлетней лошади на постоянные меняются средние зубы и так до пятилетнего возраста. В возрасте от шести до восьми лет начинают стачиваться чашечки на нижних постоянных зубах лошади. С этого момента она считается уже взрослой. В возрасте от девяти до одиннадцати лет начинают стачиваться чашечки на верхних постоянных зубах лошади. Вот и не узнал я, как определять точный возраст лошадки, потому что его знают лишь те, кто растит их с рождения до самой смерти. Тем не менее, чернявый мужичок явно разбирается в этологии лучше всех остальных, а душевный порыв, с которым он рассказывал, не оставил во мне и капельки сомнений.
