Правда, пытаясь просчитать действия, Лис столкнулся с определённым неудобством. Сейчас главная сиюминутная сложность для него заключалась, конечно, не в политической ситуации и положении в России, а в том, что все годы странствий в мире Терпа, он действовал как одиночка. В самых сложных ситуациях Лис привык полагаться только на себя и отвечать только за собственную жизнь. Безусловно, иногда бывало трудно, и даже очень трудно, и помощь и поддержка своей команды ох как требовалась. Но в действиях одинокого волка, точнее – «лиса», были и неоспоримые преимущества. Над ним никогда не висела ответственность за других людей, никто не мог припереть к стенке, шантажируя захваченными в плен друзьями, и подобное одиночество давало полную свободу действий, делая его страшным, непредсказуемым и малоуязвимым врагом для тех, кто становился на пути с недобрыми намерениями. А когда от твоих действий зависит, например, жизнь любимой…

М-да, любимой… Лис поймал себя на мысли, что он лишь сейчас понял, какую роль для него играет жизнь Монры.

Монра, Монра, женщина, какую Лис не то что бы искал, но, видимо, подсознательно хотел встретить всю жизнь: романтично-авантюрно красивая, смелая, сильная, сексуальная, любящая… Относительно любви, правда, оставались вопросы…

Может ли вообще женщина, прожившая около двух тысяч лет, любить, впрочем, как и мужчина на её месте? Владельцы собственных, хотя и «портативных», вселенных с неограниченной властью, если не над миллионами, то уж над сотнями тысяч человеческих особей, живущие жизнью божественных существ, вознесённых над простыми смертными – вот кем, в сущности, являлись эти осколки цивилизации Творцов. Они могли удовлетворять любые мыслимые для смертного желания, особенно в области плотских утех, и подобные желания за долгие-долгие годы становятся всё изощрённее и изощрённее. Десятки тысяч любовников и любовниц, как людей, так и, возможно, самых разных существ, выведенных техникой генной инженерии, и тысячи оргий, через которые неизбежно пройдёт подобный владелец собственного мира за свою жизнь, вряд ли могут способствовать возникновению стойкой привязанности к кому-то или чему-то одному.

Лис не понимал, любит ли его Монра или же просто ценит как товарища по несчастью и хорошего сексуального партнёра, одного из многих, бывших в её жизни, и сколько она сможет оставаться с ним. Более того, он вдруг осознал, что не уверен, сможет ли сам любить Монру настолько, чтобы «вернуться с ней в один из миров и жить там». Что значит «жить» в данном случае? Может быть, он, сам того не сознавая, мыслит стереотипами, подсознательно вбитым в голову ещё в ранней юности?

У Лиса имелось свойство характера, которое он сам, не вполне выделяя осмысленно, совершенно чётко использовал инстинктивно. На уровне эмоционально-чувственном он, как правило, на определённое обозримое будущее выстраивал модель возможного развития событий и вариант своего поведения внутри данной модели. Так было и раньше, пока Лис-Богдан жил на Земле, так происходило и потом.

Когда-то, очутившись в мире Терпа, он тоже выстроил подобную модель, хоть и не сразу, но постепенно. Она заключалась в жизни тайного путешественника, странствующего по граням планеты и живущего то жизнью барона в замке средневековой Европы, то советника эмира, то ученика китайского философа, то охотника индейских прерий, иногда забредающего пообщаться с торговцами чудесного города Омакс.

Такая жизнь в существовавших реалиях полностью устраивала Лиса, и, казалось, она будет продолжаться бесконечно. Год-другой в одном месте, год-другой в другом, затем визит в пустующий Дворец, отдых в сверхкомфортабельных условиях, и снова странствия и приключения. Конечно, долгое время Лис жил в ожидании встречи с хозяином Дворца, но постепенно свыкся с мыслью, что он – наследник неизвестного бога, принявший, как эстафету, бесконечную жизнь, наполненную приключениями и оттенёнными ярчайшими удовольствиями.

Модель жизни казалась построенной очень удачно и единственно верно. Даже когда появление настоящих Творцов и шаровиков внесло существенную коррективу в его схему, Лис, увидев Монру, тут же несколько перестроил свой план, включив в него женщину-мечту. Как он представлял себе это «жить с Монрой», с хозяйкой собственной вселенной? Насколько такое требовалось ему самому, не говоря уже о ней? Какие-то приключения с Монрой – да, но представить, что они «живут» как муж и жена – смешно!

Дело в том, что сейчас грани планеты, пятнадцать лет назад казавшиеся необъятным миром приключений, в значительной мере перестали для Лиса быть таковыми. Мир Терпа показался маленьким мирком, а он сам себе – ребёнком, выкладывающим на полу спаленки из кубиков планов наивные конструкции будущей жизни.

«Хорошо, что у Сварога не было «ПП», – подумал Лис, – «я, кажется, увидел новые грани Мира, Мира с большой буквы, заболел ими, и болезнь эта прогрессирует, а такой диагноз Сварогу вряд ли понравится».

Ну, ладно, вернёмся к реалиям момента. Допустим, всё пройдёт удачно, и он выполнит задание. Что будет дальше, и можно ли верить самому Сварогу? Ведь, действительно: Инглемаз хоть как-то понятен, а что собой представляет Сварог, почти неизвестно. Лис на самом деле нисколько не лгал, говоря об этом своему нынешнему тюремщику. Насколько можно доверять вроде бы более разумным и спокойным словам и действиям Сварога?

И всё же Лису сейчас в первую очередь хотелось удостовериться, что с Монрой и Терпом всё в порядке: их целость и невредимость придали бы дополнительные силы и уверенность. Он уже решил для себя, что если Инглемаз не сможет или не захочет предоставить такие доказательства, то и пальцем не пошевелит, чтобы действовать дальше по согласованному со Сварогом плану. Если друзья убиты, то он, в первую очередь постарается ликвидировать Инглемаза имплантированным оружием, а дальше будет импровизировать лишь в собственных интересах и – будь, что будет!

Так Лис провалялся минут двадцать и даже начал дремать, когда лёгкая волна воздуха прошла по щеке. Он открыл глаза, ожидая, что кто-то вошёл в комнату.

Однако он по-прежнему оставался один, правда теперь на столике перед диваном стоял поднос с едой, отнюдь не похожей на тюремную. Тут присутствовал сырный салат, жареное мясо, овощи, сливочное масло, белый и чёрный хлеб, бутерброды с балыком и две бутылки пива. Отличались от тюремных и приборы, поскольку имелась не только ложка, но и вилки с ножом. Стоял даже стаканчик с зубочистками. Лис хмыкнул: ну, самое время подкрепиться.

Он, правда, немного посомневался, не намешано ли в еду или питьё чего-нибудь, но потом решил, что вряд ли. Если бы Инглемазу требовалось убрать его, то Творец мог выбрать куда более простой способ. А препаратов, действующих сильнее, чем вещество из иньектора, конфискованного у Монры, Инглемаз всё равно не имел.

Умяв всё съестное, Лис, несмотря ни на что, почувствовал себя гораздо лучше и уверенней. Он подумал, не припрятать ли нож, но не стал этого делать, так как голому негде что-либо прятать. Да и потом столовый нож нельзя рассматривать как серьёзное оружие. Правда, пару острых зубочисток Лис оставил, по возможности незаметно для устройств наблюдения засунув их за складку обивки дивана – ими можно выколоть противнику глаз, например.

Наевшись, и удовлетворённо отдуваясь, Лис уселся и стал наблюдать, как сработает обратный перенос. Минут через пять после того, как трапеза была окончена, и Лис перестал прикасаться к столу и приборам, поднос исчез.

Вероятно, устройство пространственного перемещения, как и в случае с креслом Инглемаза, размещалось в поверхности столика, намертво крепившегося к полу. Лис подумал, что если перебросить цепь через столик во время перемещения подноса, то появится возможность освободиться: активизирующийся участок точки перехода разорвёт цепь как гнилую нитку. Правда, теперь он не знал, когда точка переноса сработает: вряд ли его будут кормить ещё раз.

Разумеется, у Лиса имелась возможность в любой момент перерезать цепь с помощью имплантированных микрогранул, но их заряды он решил приберечь на самый крайний случай. Тем более что сейчас за ним наверняка наблюдают, и не стоит раньше времени раскрывать врагу все свои карты.