Лис выругался и ещё раз пнул ни в чём не повинную статую. Его переполняли отчаяние и злоба. Он понимал разумом правоту Терпа, но не мог смириться с тем, во что не желал верить. Подобное происходило с ним, пожалуй, впервые за всё время странствий.

За долгие годы путешествий у Лиса были десятки, если не сотни женщин, и практически все те, с кем он был хотя бы один раз, ему нравились: он не мог иметь женщину просто так, для сексуального облегчения. Женщина всегда должна притягивать чем-то, и даже в простой физиологической близости, за которой не стоит вообще никакого продолжения отношений, должен быть элемент любви, считал Лис. А сейчас для него всё заключалось не просто в «элементе».

Лис любил Монру, и представить себе дальнейшую жизнь без неё было нестерпимо больно. Конечно, вряд ли получилось бы оставаться с Монрой вечно, но Лис рассчитывал на другое расставание. Да, когда-нибудь они могли расстаться, Монра могла скрыться где угодно за гранями иных реальностей, но Лису хотелось знать, что она просто есть. Пусть где-то далеко по категориям многомерной математики, но эта женщина существует как индивидуум в сплетении миров, на одной из граней необъятного мироздания, то ли сотворённого так называемыми Творцами, то ли кем-то другим, то ли существовавшего всегда, вне зависимости от желания и представления любого смертного существа, силой знаний и технологий получающего возможности проникать через невидимые границы параллельных вселенных.

Он хотел иметь от неё детей. Лис никогда не сказал бы Монре о подобном желании, понимая, что вряд ли стоит говорить такое женщине, прожившей уже тысячи лет и неоднократно рожавшей, оставляя потомство для генофонда населения разнообразных миров. Женщина, имеющая впереди тысячелетия юности, несомненно не станет обременят себя орущими младенцами и связанными с этим проблемами.

Лис тоже не мог твёрдо сказать, что горит желанием осесть на одном месте и зажить семейной жизнью обывателя. Но ему подсознательно хотелось, чтобы Монра родила от него. Он не знал, что бы делал с этим ребёнком потом, но желал, чтобы их связь имела «материальное продолжение», выраженное в появлении нового организма, возникшего из слияния хромосом пары клеток, одна из которых принадлежала ему, а вторая Монре, и которые встретились в момент высшего экстаза любви. Здесь отсутствовала логика, но хотелось, чтобы было так, и Лис понял это по-настоящему только сейчас, за пару минут, пока стоял в нише рядом с поваленной статуей.

Мысль о том, что в теле Монры поселился шаровик, жуткая бездушная тварь, в принципе не имеющая пола, способная начать рожать детей от другого тела, управляемого такой же тварью, для того, чтобы поселить в этих новых, созданных телом Монры, телах следующих тварей, сводила Лиса с ума.

Он заскрипел зубами и опустился на пол рядом с постаментом, содержащим точку перехода. Он даже не осознавал, что с ним происходит и думает ли о чём-то вообще. Мысли метались в голове бессвязно, а разум оказывался не в силах понять и логически осмыслить собственные порождения. Неожиданно на глаза навернулись слёзы, и Лис заплакал, упав лицом на синтетическое покрытие пола.

В эти минуты он оставался уязвим для любого, кто появился бы в коридоре или прошёл через переход, но, к счастью, он пребывал в полном одиночестве.

Тем не менее, контролировать первичный всплеск эмоций Лис умел, именно поэтому он и выжил здесь в течение пятнадцати лет. «Поплачь – и тебе станет легче!» Банальная и старая как мир (или миры?) поговорка оказалась верна и на сей раз. Слёзы иссякли, и Лис вытер сопли, осознав, какую лёгкую мишень представляет собой в подобном состоянии.

– Убью всех, до последней твари! – пробормотал он, высморкался и встал, вновь готовый к действию как сжатая пружина.

Он вернулся в комнату, где увидел своего старого знакомого, и ещё раз осмотрел помещение. Сервы деловито работали, не обращая на Лиса внимания, как на «своего». Они успели уже отремонтировать часть потолка и вентиляционного канала в месте, куда пришёлся удар антивещества, не замечая, казалось, и лежавших на полу шаровиков и их разрезанных Лисом шаров.

На полу Лис увидел несколько гильз, отброшенных сюда затвором его пистолета, использованную капсулу заряда аннигилятора, чуть не превратившего его самого в «свет и тепло», и брошенный Игнваром Яновичем стержень, каким-то образом служивший для управления шаровиками.

Лис прошёлся по помещению, отвечая работавшим сервам взаимностью, и так же не обращая внимания на них. Вдруг сбоку у стены рядом с кожухом какого-то аппарата он увидел предмет, не замеченный ранее. Это была кожаная сумка довольно необычной формы, но Лис мог поклясться, что она сделана на Земле, хотя уже забыл, когда держал в руках земные вещи.

Он осторожно подошёл и поднял сумку. Она имела форму прямоугольного баульчика с откидывающейся верхним клапаном на застёжке-молнии. На клапане крепилась ручка для переноски, а на двух торцах сумки карабинами пристёгивался широкий плечевой ремень. Под точками крепления карабинов располагалось по одному отделению также застёгивающимися на «молнии».

На внешней стороне сумки красовалась эмблема, изображавшая коня и единорога, державших герб. Насколько мог вспомнить Лис, это была эмблема английского королевского дома. В нескольких местах на сумке шли тиснёные надписи латинским шрифтом «SOGALUX».

Лис открыл сумку – внутри лежало не так уж много предметов, но все один интереснее другого.

Прежде всего, в сумке оказался Ключ, точно такой же, как и у Терпа. Лис, правда, не представлял, как им пользоваться, но такому трофею оставалось лишь порадоваться. Затем там нашлось много зарядов к аннигилятору, и, таким образом, Лис получил в руки сильное оружие. Ещё из оружия в сумке лежал пистолет «ТТ» с тремя обоймами и точно такой же лучемёт, с каким Ингвар Янович явился к Лису на Земле. К лучемёту нашлось пять обойм.

Ещё в сумке имелись документы, в частности водительские права категории «В» и паспорт гражданина СССР Санина Петра Сергеевича, 1965 года рождения, прописанного в городе Москве. Фото изображало Ингвара Яновича в строгом тёмном костюме и белой рубашке с галстуком в полоску. Графы «Семейное положение» и «Дети» были пусты. В разделе «Воинская обязанность» стоял чуть размазанный штамп с датой 1987 года. Кроме того, в паспорте лежал вкладыш, выданный в 1995 году и сообщавший, что его обладатель является гражданином Российской Федерации.

На водительских правах тоже стояла надпись «Российская Федерация». Лис никогда не видел такого водительского удостоверения. Оно было маленькое, залитое в прозрачный пластик, размеров чуть больше двух спичечных этикеток, с цветной фотографией всё того же Ингвара Яновича.

Помимо этого из документов нашлось разрешение на пистолет, выданное частному охраннику Санину. Лис пожал плечами и хмыкнул: на разрешении на оружие, также как и на водительских правах отсутствовало упоминание о СССР, однако, сам паспорт был советский!

Нашлись в сумке и деньги, удивившие Лиса больше всего. На доллары он не обратил внимания, но его поразили рубли. Пачка, стянутая резинкой, содержала абсолютно незнакомые купюры достоинством в пятьдесят, сто, пятьсот (!) и тысячу (!!!) рублей, причём ни на одной не наблюдалось знакомого профиля вождя мирового пролетариата. Были виды Ярославля, Архангельска, был Большой театр, а на голубоватой пятидесятирублёвке была показана часть Ростральной колонны и Военно-морской музей на Стрелке Васильевского острова, но надпись сообщала не о Ленинграде, а о Санкт-Петербурге! И, самое главное, это были не казначейские билеты СССР, а билеты банка России!

Ещё сильнее смутили Лиса бумаги, найденные в одном из торцевых отделений сумки. Там тоже лежали паспорт с фотографией псевдо-латыша и деньги, но паспорт был паспортом гражданина Российской Империи, а деньги сильно напоминали когда-то виденные Лисом царские банкноты с двуглавым орлом.

Сзади раздалось лёгкое постукивание, и Лис повернулся к дверному проёму, вскидывая пистолет.