Как бы то ни было, преследователи, не сумев схватить его на берегу, сейчас готовы были подстрелить беглеца в воде. С учётом дальности стрельбы арабских луков, Богдан отплыл не так уж далеко, но спасло его то, что лучники, ожидавшие его всплытия, не рассчитали течения, сносившего пловца. Сейчас они все смотрели не туда, где показалась голова Богдана, и землянин, глотнув воздуха, сразу же снова нырнул, продолжая плыть к противоположному берегу.
Мешок страшно мешал – без него Богдан мог бы плыть намного быстрее, но пока он не был готов бросить его. Вне меньшей степени, чем выстрелы из луков с берега, его беспокоило возможное появление рыбы-дракона. Богдан, судорожно гребя, одной рукой, напряжённо всматривался в толщу речных вод. Мутноватая вода просматривалась всего на несколько метров, но пока, к счастью, никаких крупных теней не мелькало в глубине. Раза три-четыре попадались обычные рыбины наподобие привычных лещей или карпов, но ничего устрашающего не маячило за туманной пеленой ила, который несла с собой река.
Всплыв в очередной раз, Богдан увидел две вещи – одну приятную, другую не очень. В него уже никто не пытался стрелять с берега – и это радовало, хотя расстояние ещё оставалось таким, что вполне можно было всадить в него стрелу. Плохим из ряда вон было то, что весь отряд всадников вступил в воду и сейчас плыл вслед за Богданом.
Что подвигло арабов на такой поступок, Богдан так никогда и не узнал. Возможно, сейчас действительно был период, когда можно было не так опасаться рыб-драконов, а заметив, каким образом неизвестный человек расправился с Абдаллахом и его помощниками, преследователи решили, что беглеца стоит поймать. Почему «чудесное» оружие их не испугало, Богдан мог только гадать. Так или иначе, арабы не сразу полезли в воду, а потратили некоторое время на препирательства, что позволило землянину проплыть ещё некоторое расстояние.
Но естественно, он, работающий по большому счёту только одной рукой, не мог тягаться в скорости с людьми, плывшими держась за своих коней. Рано или поздно арабы должны были достать его в воде задолго до того, как Богдан доплывёт до противоположного берега, где ему могли помочь Лао и Вэнь. Если бы они просто начали обстреливать арабов из лука, Богдану было бы уже нечего опасаться – требовалось лишь доплыть до зоны действия луков китайцев.
Однако, бросив мимолётный взгляд на ещё далёкий берег, он не увидел там своих спутников – но это было и немудрено, поскольку трудно, плывя в таком темпе и условиях, поднимать голову на нужную высоту, а времени всматриваться просто не оставалось.
Расстояние между беглецом и преследователями сокращалось, и довольно быстро. Богдан лихорадочно пытался сообразить, как ему поступить. Становилось очевидно, что мешок придётся бросить – тогда он, будучи неплохим пловцом ещё на Земле, вполне мог оторваться от преследователей. Но Богдану было жаль расставаться со своим снаряжением, и он мешкал. Ему было ясно, что перезарядить лучемёт никак не удастся: даже если он и постарается развязать шнуровку кармана, которую сам же добротно затянул, и не выронить обоймы, преследователи догонят его раньше, чем оружие будет готово.
Оставались гравигранаты, которые он сунул за отворот рукава куртки – это было эффективно, особенно сейчас: Богдану не случалось проверить пока действие этих гранат в воде, но можно было предполагать, что в плотной среде эффективность гравитационного вихря, формируемого при «взрыве» гранаты, будет даже выше, чем в воздухе. Конечно, и его может задеть, но выбора всё равно не оставалось.
Правда, его преследователи держались не так кучно, чтобы поразить всех одной гранатой, но у Богдана их было приготовлено три. Однако, сбросив темп и сунув руку за отворот куртки, Богдан нащупал лишь две «горошины» – одну, видимо, уже успело вымыть потоками воды.
Вознеся хвалу Господу, в которого он, по большому счёту, не верил, Богдан быстро сунул одну гранату за щёку, а вторую приготовил для броска, зажав между большим и указательным пальцами. Он продолжал медленно плыть, подгребая рукой, на которой висел мешок, и примериваясь для броска.
Арабы довольно залопотали, решив, что беглец выбился из сил и продолжали движение к нему. Когда до первых людей и коней оставалось метров пятнадцать – идеальное расстояние для прицельного броска «горошины», – Богдан три раза сдавил смертоносный шарик и послал его между двумя первыми конями, уцепившись за которых, плыли и люди.
В отличие от воздуха, гравитационный вихрь, формируемый высвобождающейся энергией гранаты, в воде был отчётливо виден. Мутная поверхность реки вспухла спиралью диаметром несколько метров, качнулась вверх-вниз, а двух арабов и коней, попавших в зону, сломало так, что брызнула кровь. Находившихся рядом, но не попавших непосредственно в вихрь людей ударило, а ещё двое потеряли сознание и начали тонуть. Вместе с людьми пара оглушенных приливом крови лошадей издала звуки, отдалённо напоминавшие ржание, и тоже пошла ко дну.
Но сам процесс «взрыва» гранаты происходил совершенно беззвучно, и те из преследователей, кто не смотрел непосредственно на происходившее, мало что поняли, продолжая стремиться к беглецу. Кроме того, действие гравитационного удара в воде оказалось не сильнее того, как это происходило на воздухе – очевидно, потому, что ударная волна как таковая, здесь отсутствовала.
Землянин приготовился бросить последнюю гранату, когда мощный толчок снизу качнул его, словно внизу прошла небольшая субмарина, и что-то шаркнуло по ногам. Вода колыхнулась аж до самой поверхности, и юношу крутануло, отбросив волной в сторону.
Богдан сжался, так как понял, что это было, но рыба-дракон, не задерживаясь, пронеслась мимо по направлению к его преследователям. Очевидно, большое скопление пищи сильнее привлекало её, тем более что там вода окрасилась пахучей кровью из раздавленных гравитационным «взрывом» тел людей и коней.
Это и спасло Богдана, а позади него раздались крики ужаса. Машинально обернувшись, он увидел, как вода там, где плыли арабы, буквально закипела: мелькали тела людей и коней, среди которых периодически высовывались из воды части бугристой, тускло поблёскивавшей на солнце разноцветными узорами туши. Пару раз мелькнула голова размером с большой чемодан, с какими-то лохмотьями, торчащими по обе стороны. Уши ли это или какие-то выросты на коже, Богдан понять не смог. Вообще, рассматривать, как выглядит рыба-дракон, у него не оставалось времени. Он только заметил, как в разинутой пасти мелькнули ряды острых акульих зубов, и крови в воде стало значительно больше.
Понимая, что он находится на краю гибели, Богдан снова сунул оставшуюся гравигранату за щеку и попробовал развязать ремешки кармана, чтобы перезарядить лучемёт. Но сыромятная кожа разбухла в воде, не поддавалась, и завязки только туже затянулись. Ремешки можно было бы перерезать, но, к сожалению, он оставил свой полевой нож у Лао и Вэня вместе с другими вещами, чтобы в случае чего не утопить его, а меч бросил, на берегу.
Чертыхнувшись и проклиная всё на свете, и прежде всего собственную основательность в завязывании узелков, Богдан бросил мешок и поплыл размашистым кролем к спасительному берегу.
Надо сказать, что сейчас он плыл куда быстрее, чем когда грёб на неуклюжем плоту неуклюжими, наспех сварганенными вёслами. Кровь стучала в ушах, и пловец двигался с очень приличной скоростью. Вполне возможно, что он сейчас мог поставить один из мировых рекордов по скорости заплыва, и, если бы не снос течением, то доплыл бы до берега минут за десять-двенадцать, не больше. Но двигался он по гипотенузе огромного треугольника, и время увеличивалось, а вместе с этим возрастала вероятность привлечь внимание рыб-драконов, если тут сейчас присутствовала не одна такая.
Богдан находился уже всего метрах в пятидесяти от берега, и видел, как к нему скакали Лао и Вэнь, когда в воде рядом с ним снова пронеслось массивное тело чудовища. Пройдя внизу, рыба-дракон вынырнула впереди всего в нескольких метрах, разинув пасть и шипя, словно рассерженная кошка.
