Богдан потряс фляжку, в которой оставалась едва ли половина. Ну, ещё день, возможно, он выдержит, а вот что дальше? Впрочем, выбора всё равно не было, как всегда – только вперёд!

Пока он размышлял, ночь окончательно вступила в свои права. Идти куда-то по ночной пустыне вряд ли было разумным, хотя, конечно, лучше идти в ночной прохладе, чем под жгучими лучами солнца. Но здесь могли водиться ядовитые змеи, пауки, а то и твари похуже. Причём в пустыне змеи и пауки как раз ночью и выползают! Кроме того, не видя по-настоящему дороги, можно забрести чёрт знает куда.

Но ночевать на скале – не самый удачный вариант: во сне можно свалиться, площадка не такая уж большая и немного покатая в одну сторону.

Богдан включил фонарик и посмотрел вниз – этажа четыре-пять, никак не меньше. Выступы в скале какие-то есть, но ночью спускаться опасно, а внизу не только песок, но и камни торчат. Переломать здесь руки или ноги, а то и спину совершенно не улыбалось. Да и утром вряд ли будет легко – не слишком надёжно выглядят эти выступы.

Интересно, как же должен был спускаться сам Хозяин, если он оказывался тут? С другой стороны, вряд ли эти переходы предназначены для него: наверняка «Создатель» знал иные пути, а вот для путешественников вроде Богдана – самое то, пусть ломают голову в прямом и переносном смысле.

Ситуация очень напоминала ту, в которой он оказался на грани Динозавров. Выхода не было – либо резать ступени лучемётом, либо использовать верёвку. Тратить драгоценные заряды (а их бы здесь потребовалось немало), было жаль, а верёвку, хотя она у Богдана и была, и вполне приличной длины, на совершенно голой скале закрепить не представлялось возможным.

– Вот же маму твою, Создатель хренов! – пробормотал Богдан, не зная, что предпринять.

Можно, конечно, было пробурить лучом в скале дырку, закрепить в ней какой-то штырь, а к нему уже привязать верёвку. Но где взять такой штырь или колышек? Из того, что имелось в мешке, подошла бы только, сапёрная лопатка, которую он не бросил в замке Хруодланда – но жалко было расставаться с полезной вещью, а больше ничего подходящего не было.

Но тут Богдан вспомнил про револьвер, который не бросил во время бегства от солдат герцога. Патроны всё равно кончились, поэтому эта штука ему больше не понадобится. Ствол довольно длинный: если пробуравить лучом ровный канал и вставить в него ствол, получится удобный крюк, за который вполне можно закрепить верёвку. Спусковая скоба даже выполнит роль кольца.

Прикинув, с какой стороны удобнее, Богдан начал пробовать выжечь лучемётом в скале нужное отверстие. Камень плавился и брызгал горячими искрами. Щурясь и стараясь экономить энергию, Богдан сделал первое отверстие. Оно оказалось слишком широким – ствол нагана слишком свободно болтался в нём.

Вторая дырка, поближе к краю скалы, получилась куда аккуратнее, и револьвер пришлось даже вбивать лопаткой, зато сидел он плотно, как настоящий альпинистский крюк.

После связывания рыжего вояки в замке у Богдана было не так много верёвки, как хотелось бы. После того, как он навязал узлов через каждые полметра, длина ещё сократилась. Закрепив конец на револьвере, Богдан привязал к другому «сидор» и опустил мешок вниз. В луче фонарика видно было, что до земли не хватает метров трёх – с такой высоты уже можно спрыгнуть.

Обмотав ладони полосами кожи, отрезанными от пригодившихся штанов Бафомета, Богдан начал спускаться. Сначала он боялся сорваться, и руки предательски подрагивали, но уже через несколько секунд успокоился и даже в какой-то степени удивился сам себе: спускаться оказалось не так сложно, как, скажем, в первый раз в подобной ситуации. Его мускулы не только были наращены в медицинском центре дворца – Богдан не успел пройти там полный курс укрепления мышечной системы, но и окрепли на подготовленном фоне за недели скитаний.

Несмотря на некоторую усталость от бега по полю, Богдан легко преодолел длину верёвки и посветил вниз. Вокруг не ползало никаких подозрительных тварей, а до земли, точнее – до песка и местами торчавших камней оставалось действительно метра три – примерная высота потолка в его покинутой земной квартире.

Прицелившись, чтобы не попасть на камни, Богдан прыгнул и повалился на бок, выронив фонарик.

Несколько секунд Богдан лежал в темноте на ещё теплом песке, глядя на бутафорские звёзды этого мира. Впрочем, всё остальное здесь было куда как настоящим.

Посветив зажигалкой и найдя фонарик, Богдан направил его луч вверх. Удачно он вбил крюк-револьвер прямо на краю скалы: его можно было снять выстрелом, чтобы сохранить на всякий случай большую часть верёвки. Так он и сделал, вернув назад верёвку с мешком, но окончательно потеряв наган профессора Витта.

Надо было осмотреться на местности, насколько позволяли условия, поскольку энергию фонарика Богдан тоже старался экономить. Он стоял среди громадных каменных столбов, высившихся среди песка. Столбов было с десяток, все разной высоты, но самый низкий метров пять, не меньше. Кроме того, среди них громоздились разнокалиберные валуны и каменные плиты. Кое-где из песка торчали жёсткие кустики с редкими и мелкими красноватыми цветочками – похоже, тривиальная верблюжья колючка.

Весь каменный комплекс напомнил Богдану виденный на какой-то фотографии то ли храм, то ли какое-то святилище вроде бы в Ирландии. Правда, здесь каменные столбы стояли значительно плотнее друг к другу и их было больше.

Богдан выбрал небольшое углубление между одним из столбов и валуном, предварительно проверив, нет ли там каких-то нор, откуда можно ждать змей и пауков, положил кольчугу вместо подстилки, чтобы не спать на голом песке, а в качестве подушки, впрочем, довольно жестковатой, приспособил «сидор».

Требовалось немного поразмыслить. Согласно карте, на более или менее разумном расстоянии отсюда располагались две точки перехода. Ближайшая вела снова на грань Европы, на территорию, как он теперь знал, занимаемую княжеством Святославским, и, в общем-то, была совершенно не нужна. Вторая, чуть подальше, километрах в восьмидесяти открывалась на пресловутую грань Африки, и в том месте, опять же согласно карте, лежала пустыня. Правда, Богдан уже знал, что в указании природных зон его карта содержала неточности. Но самое главное заключалось в том, что снова, как и в предыдущий раз, точку на грани Африки, где Богдан оказывался, уйдя отсюда, от точки, ведущей во дворец, отделяло не слишком большое расстояние – каких-то километров сорок. Правда, путь предстоял, видимо, по пустыне, но если в районе точки перехода здесь, в «Азии», он найдёт воду, то уж как-нибудь преодолеет такое расстояние даже по пескам. Конечно, если только пустыня здесь за эти годы не распространилась настолько, что точка перехода лежит в совершенно безводной местности.

На грани Азии имелись две точки, ведущие прямо во дворец, но до одной было около трёхсот, а до второй более тысячи километров – вряд ли он сумеет преодолеть такие расстояния здесь без проблем с местным населением. Одним словом, оставался снова «африканский» вариант.

Выпив немного воды, он уснул.

Разбудило Богдана только солнце, луч которого заскользил по лицу. Признаться, Богдан ожидал утреннего холода, как в земных пустынях, но здесь, возможно, на рассвете всегда было довольно тепло. Конечно, температура понизилась, но не настолько, как она, бывает, падает на Земле, даже летом в тех же Каракумах.

Богдан сел и протёр глаза. Рука машинально потянулась к фляге, чтобы умыться, но он тут же остановился, поскольку умывание в данных условиях – непозволительная роскошь.

Вокруг по-прежнему царил умиротворённый и величественный покой пустыни. Богдан вспомнил часть детских лет, проведённых в Средней Азии. Иногда отец брал его с собой, и он видел восход солн-ца в пустыне. Это было очень красиво – восход солнца над барханами. Ночное небо начинает светлеть на востоке, и обильная россыпь звёзд на черном бархате постепенно гаснет. Чернота тускнеет, оранжево-жёлтое зарево медленно всплывает над волнистой линией песчаных холмов. Всё размеренно и безмятежно, но вдруг следует резкий укол первого солнечного луча, как предупреждение об испепеляющей жаре, которая наступит здесь всего через каких-нибудь час-полтора. Об этом же тихо напоминает сухой запах прохладного пока песка, пересыпающегося из ладони в ладонь, как тонкий ручеёк безвозвратного времени, и ты неосознанно начинаешь чувствовать себя одной из этих песчинок в океане пространства на границе всепоглощающей Вечности.