В итоге военрук пожал плечами и сказал классной руководительнице, что этот мальчик не должен участвовать по причине слабого здоровья. Возражать она не стала. А Торик только радовался такому повороту. Он не любил и не умел ходить строем. Он был одиночкой. А еще — белой вороной. Пожалуй, именно это стало первым осознанным подтверждением его «инаковости».
* * *
Февраль 1978 года, Город, ул. Затинная, 12 лет
После нового года из Ирака пришли сразу три толстых письма, плотно набитых фотографиями. В то, что родители там писали и показывали, верилось с трудом. Казалось, такого просто быть не может! Впрочем, у этой истории длинный хвост, и лучше рассказать ее с самого начала.
Торик с детства знал, как важен для папы норвежский путешественник Тур Хейердал. Он совершил удивительное плавание на плоту «Кон-Тики» и на этом не остановился. В 1969 году он построил из папируса лодку «Ра», чтобы на опыте проверить, могли ли древние мореплаватели на таких лодках переплыть Атлантический океан. Лодка затонула, но команда многому научилась — новое путешествие оказалось удачным. В обеих экспедициях участвовал международный экипаж, где был и русский — врач Юрий Сенкевич.
После успеха этой международной экспедиции, в 1973 году Сенкевича пригласили на телевидение вести передачу «Клуб кинопутешествий». Он вел эту передачу более тридцати лет, рассказывая о разных странах, людях и экспедициях. В СССР мало кто мог побывать за границей, а передача была окошком в мир, поэтому многие с удовольствием ее смотрели. Родители Торика старались не пропускать ни одного выпуска.
И вот теперь Судьба приготовила им невероятный сюрприз. В ноябре 1977 года Тур Хейердал затеял новую экспедицию. Огромную тростниковую лодку решили назвать «Тигрис», поскольку строили ее на реке Тигр. В состав экспедиции снова включили Сенкевича. И все они приехали в Ирак!
Разве мог папа упустить возможность встретиться со своими кумирами? Узнав эту новость, родители сразу же отправились к месту постройки «Тигриса», где уже работали островитяне, специалисты по таким судам, арабы из Ирака, а рабочих рук для создания 50-тонной лодки все равно не хватало.
Поначалу родители хотели только посмотреть на это чудо. Но, пообщавшись с Сенкевичем, поняли, что проекту надо помочь. Папа обратился в консульство, и им разрешили на несколько дней перебросить часть советских специалистов из Басры к месту строительства «Тигриса». Для мамы нашлась другая миссия — она лечила зубы одному из участников будущей экспедиции, иракскому студенту.
И вот теперь конверты были полны фотографий самого «Тигриса», родителей на фоне лодки, рабочих моментов строительства. Там и сям мелькали Тур Хейердал, Юрий Сенкевич и другие путешественники. В конвертах уместились даже кусочки тростника, из которого строили лодку, с автографами Сенкевича и Хейердала. А прямо перед отплытием Хейердал выступил с обращением, где поблагодарил советских специалистов из Басры за помощь. И этот момент тоже остался на папином фото.
23 ноября 1977 года «Тигрис» отправился в путь. Впереди его ждало множество событий. Но величайшее приключение папы уже свершилось: в тридцать восемь лет он живьем встретил своего кумира — главного путешественника планеты. Говорил с ним и даже помог осуществить его амбициозный проект! Причем нельзя сказать, что у отца была особая цель, которую он специально достигал, прикладывая усилия. Как и в жизни Торика, все происходило само собой. «Случайно». Само? Или все-таки это Судьба иногда дарит нам удивительные подарки?
* * *
Июнь 1978 года, Кедринск, 13 лет
Летом в Кедринске тоже активно обсуждали путешествие «Тигриса» и иракские приключения родителей. Дядя Миша, навещая сестру, заметил, что такая удача выпадает раз в жизни, да и то мало кому. А Торик удивлялся переменам в Андрее.
Вот он сидит, машинально перебирает карбюратор, а сам слушает музыку. Последнее время он часто ставит одну песню. Как ни странно, Толкунову, но редкую вещицу, совсем без музыки — песня звучит а капелла. Слова тоже необычные:
Чере-чере-черемуха,
Чего-чего тебе вздыхать?
Не где хотела выросла,
Взошла, где птица вытрясла…
Глаза Андрея устремлены куда-то вдаль — или в глубину себя? Он весь поглощен невеселыми мыслями. О чем он думает? Может, и он, как та черемуха, вырос не там, где хотел бы? Может, он и бунтовал-то не только из-за дурного характера, но из-за острого ощущения, что живет как-то не так, не там, не с теми, не для того? Кто знает? Чужая душа — потемки. А спроси — не ответит.
Впрочем, такие периоды грусти находили на него не так уж часто. Вскоре Судьба улыбнулась и ему.
* * *
Андрею все же удалось встретить подходящую девушку, и теперь дома вовсю готовились к свадьбе. Бабушка София тоже была за него рада, хоть и поддразнивала: «В своем огороде не нашел, в чужом репа слаще?» Мила, невеста Андрея приезжала каждое лето из Подмосковья. Но если для москвичей это означало «провинциалка», то в Кедринске она считалась «столичной штучкой».
Мила понравилась всем, хотя каждому по-своему. Андрею нравилось, какая она красивая — эффектная блондинка, стройная, но при этом крепкая: на селе это важно. Бабушку радовало, что Мила умна, всегда знает, что сказать, а о чем — промолчать. Тетя оценила ее хозяйственность: избранница Андрея многое умела делать по дому и часто предлагала свою помощь. Кроме того, тетя надеялась, что Андрей после свадьбы остепенится, возможно, станет реже пить.
Позже буквально все эти ожидания не оправдались, но сейчас Андрей чувствовал себя по-настоящему счастливым. Он считал, что ему помогло чудо. Иначе с чего бы столичную штучку заинтересовал задира и гроза местных хулиганов, пусть и мастер золотые руки?
Судьба в тот год вообще оказалась щедра на подарки. Не всегда приятные, но неизменно потрясающие, оставляющие глубокое впечатление. Торик не подозревал, что скоро его ждет встреча с настоящим чудом — без всяких кавычек и иносказаний. С необъяснимым.
* * *
Август 1978 года, Кедринск, 13 лет
«И шумливой Пральи берега…» — вспоминал Торик стихи, лежа на нагретой солнцем крыше картофельного погреба. Читать книги здесь не хотелось. Книге надо отдавать все внимание, погружаться в ее мир. А тут и так много интересного: шумели огромные клены, листья на них с каждым днем менялись, то уходя в малиновый, то рассыпая щедрые цветовые переходы, то загораясь отдельными огоньками цвета. Снизу поднимались ароматы накаленной солнцем глины, свежего сена и молодого осеннего лука.
Торик принадлежал сам себе: его никто не звал и не ждал. В одном доме бабушки знали, что он рядом, а в другом занимались свадебными приготовлениями. Хорошо! Иногда это очень нужно — принадлежать только себе, впитывать мир вокруг и тихонько его переваривать. Кстати, насчет «переваривать»…
Сверху, прямо над головой, висели желтые яблоки — только руку протяни. Кому-то антоновка показалась бы кислой, недозрелой, а Торику — в самый раз. Он не спешил, растягивал удовольствие, смаковал. Со стороны Гневни донеслось нестройное мычание: пастух перегонял стадо на новое место. Торик дожевал последний кусочек яблока и вдруг — без связи с предыдущими мыслями — в голове возник вопрос: сейчас семьдесят восьмой год, мне тринадцать лет. Интересно, а сколько будет в 2000 году?
Вопрос пустяковый, задачка для первого класса: тридцать пять. Он попытался представить себя взрослым, но получалось плоховато. Он будет как Андрей? Нет, старше. Как папа сейчас? Почти. У него будет своя семья, дети, свой дом? Наверное. У всех же так бывает. У всех, кто доживет.
И тут сознание кольнул второй вопрос. Торик ни к кому не обращался, да и кого спросишь, если рядом нет никого? Мысленно бросил вопрос куда-то в пустоту:
— …Кто знает, сколько лет мне всего отпущено?
Вопрос явно был риторическим. И даже не заданным. Торик просто «громко подумал» эту мысль внутри своей головы. И вдруг четко услышал ответ: