– Как приемщик пустой стеклопосуды? – я был разочарован, и я съязвил. – По сортам.

– Вроде того. А вы возвращайтесь в Москву, – Благоуханный стал вдруг печален – я не сразу понял почему.

– Что мне там делать? Раз уж вы ничем не помогли, – еще не хватало назад в могучую и кипучую столицу Родины, довольно, нахлебался. А куда? Обратно в Бурьяновск? Чтобы меня замели и после прихлопнули за ненадобностью в мгновение ока?

– Сколько веревочке ни виться, – Александр Васильевич посмотрел на меня какими-то безнадежно стеклянными глазами. Будто бы он представил себя у пресловутой стенки, а меня в виде расстрельной команды. – Поезжайте в Москву. Я скажу, к кому.

Вот в чем, оказывается, вся штука. Благоуханный решился. На что-то, мне пока неясное. Но это что-то потребовало от него немалой отваги. Отсюда и стеклянные глаза осмелившегося труса или струсившего смельчака.

– Вы серьезно? – это, в свою очередь, был не риторический вопрос.

– А вы подумали, я решил позабавить себя розыгрышем? – Благоуханный нетерпеливо дернулся всем телом, будто бы его как марионетку потянули за ниточки сверху. – Многого не обещаю, не от меня зависит. Но вся загвоздка в том, что над стрелочником всякий раз полагается диспетчер. Который велит и указует. Вот к нему.

– Сослаться на вас? Можно? – на всякий случай попытался я заручиться хоть какой поддержкой.

– Естественно. Иначе и говорить не будет. Но мое поручительство не гарантия. Это очень большой человек. Даже в нынешнее время, – Благоуханный дернулся опять и словно бы засомневался. – Впрочем… впрочем…

– Чего ради вам стараться и возможно рисковать для незнакомого человека? – я попытался ему помочь. Все равно безнадега, так зачем зря мучить?

– Нет-нет, это не для вас. Это для меня. Это мне нужно, – зачастил скороговоркой Александр Васильевич, будто бы заговаривал демона или заклинал ядовитую змею внутри себя. – Иногда, если ничего не делать, это самое пропащее дело и есть. Поймите правильно.

– Да, конечно. Давайте вашего человека. Адрес, координаты, или что еще? – ух, чем дальше в лес, тем свирепей леший! Но я и без того ходил по краю.

– Нет, пожалуй, так не годится, – Благоуханный замолчал, брови его поползли к переносице, как два белесых уставших червяка, благодетель мой о чем-то размышлял и размышлял напряжено. – Знаете, что? Давайте поступим следующим образом. Послезавтра в указанном вами месте. Вы успеете добраться?

Я кивнул. Нищему пожар не страшен, а голому пояс не нужен.

– Отлично. Я предварительно позвоню. Скажем, назначу встречу на десять вечера. Лучше, чтобы уже стемнело, он не любит быть на виду. Захочет, придет. Не захочет, не обессудьте.

– Как я узнаю вашего человека? – спросил я по существу, отбросив ненужные экивоки.

– Никак. Он узнает вас. Поверьте. Это все, что я в силах для вас сделать. И для себя, – Благоуханный понуро опустил седую голову, уставился на неписанные узоры столешницы. – Не подумайте, будто я верю в грехи и в их искупление. Но я знаю также, что есть вещи, которые нельзя пускать на самотек. Вы многое скрыли от меня. Не возражайте, это не имеет значения. Я не хотел вникать тогда, не хочу этого и сейчас.

– Почему? – я, конечно, нашел, что спросить, но вот же, зараза! Ничего другого родить не смог.

Благоуханный оторвался взглядом от своего отражения в лакированной поверхности стола. Усмехнулся или его перекосило от внутренней судороги – не скажу точно:

– Вы все-таки не задали мне один вопрос, на ваш взгляд, видимо, второстепенный. Что было еще дальше, после того, как я увидел тень? Вам показалось это неинтересным. В самом деле, зачем? Вам главное было узнать, правда или вымысел. Но иногда первостепенные детали не так важны, как именно второстепенные.

– Хорошо, – согласился я. И впрямь, с моей стороны это вышло некоторым эгоистическим упущением. – Что было еще дальше, после того, как вы увидели тень?

– То-то и оно. Я плохо помню. Меня словно бы тайфун вынес из кабинета. Говорили, я летел по служебному коридору и вопил в голос. Еле откачали валерьянкой. И не вернулся, пока Ксюшу не увели родители. Больше я никогда с ней не встречался. Х…вый вышел из меня дневник! – неожиданно благовоспитанный Александр Васильевич употребил непечатное выражение. И еще многое добавил. Приводить дословно, однако, не стану. Сами знаете, что люди извергают из себя в сердцах.

Я постарался перевести разговор. Тоже выступил как своего рода стрелочник:

– А почему приемные родители, в конце концов, не забрали Ксюшу назад? Если они так самозабвенно ее любили? Не столь сильно как Родину, но все же? Ведь потом стало можно. Или стало ненужно?

– Зря вы изгаляетесь, молодой человек, – попрекнул меня Благоуханный, но как-то вяло. Видно было, ему не совсем хотелось об этом говорить, да вот, пришлось. – Не забрали, потому что не смогли. Потому что, их убили. Недалеко от здания советского посольства, в декабре девяносто первого. Официальная версия: ограбление. Но ходили такие слухи, будто Ксюшин отец отказался участвовать в махинациях новой власти. Касательно резервных средств бывшего КГБ, валютных фондов, которые он то ли переправлял, то ли опекал, но, в общем, не захотел за здорово живешь отдать этим сраным демократам. Да его бы все равно убрали, рано или поздно. Кремень был мужик, со шпаной никогда не знался… Вы довольны?

– Не пересказать как. Извините, – я поднялся со своего стула. Сколько можно трепать последние нервы занятому человеку? И стыдно мне было. За то, что я думал прежде о Ксюшиных приемных родителях. За то, что судил огульно. За то, что ничего по-настоящему путного не сделал в жизни, а как страус головой в песок. Кто ничего значительного не совершил, тот ни в чем и не ошибся, это было про меня. Благоуханный имел все основания наплевать мне в морду, мое счастье, если воспитание и выдержка ему не позволили. – Я, пожалуй, пойду. И я, наверное, дурак набитый. Если не сказать еще хлеще.

– Ничего, ничего, – заботливо поддержал меня Благоуханный. – Но одну минуточку. Мы не договорились о месте встречи. Так что передать?

Мне ничего другого не оставалось. И я назначил рандеву все у того же памятника Ломоносову перед главным зданием московского университета. Это было единственное, что пришло мне наспех в голову.

Я не стал ждать. Ни вечера, ни утра. Укатил с первой же подвернувшейся электричкой, бежавшей в сторону Москвы. Не в диковинку добираться «на собаках», богатый опыт со студенческих лет, и всего дешевле. Пара-тройка пересадок, а там, глядишь, опять Курский вокзал. Венечка Ерофеев позавидовал бы из гроба.

Тень была со мной. Ехала рядом и многозначительно молчала. В моей голове. А я думал. О ней и о Зеркальной Ксюше. Неспроста. Ох, все это неспроста. Получалось, я теперь понимал и представлял о ней больше Благоуханного. Почему? Потому что, я вспомнил. Нетрудно это было, потому что я не хотел забыть. Напротив, маялся про себя не один день, не находя разрешения загадки, или задачки, в ответе. Та роковая, поворотная ночь: провокация и затем изгнание с позором самих громил-провокаторов, – ночь моей не воплотившейся любви. И еще. «Верни на место. Немедленно». Так Мотя повелел хранителю-ангелу за его правым плечом. И ведь бритоголовые клоны именно что неслись по служебному коридору и вопили, что есть мочи. Дежавю? Вряд ли. И вряд ли Благоуханный мог читать мои сокровенные мысли или ясновидеть на расстоянии. Он психиатр, а не «дипломированный колдун с гарантией сто процентов».

Что если, это был никакой не гипноз? Что если, прав оказался все же я? Что если, со временем Зеркальная Ксюша поборола свой страх и научилась властвовать над стихийной природой собственного творения? И ведь Мао о чем-то подобном подозревал. «Что бы я с ней делал, если бы не Мотя?». Его слова. Маленький разноглазый филин, стало быть, представлял собой повелителя тихого ангела и ее тени? Вот сволота! Выругался я безотносительно к Моте, а всего лишь на путающую прямые дороги хитрюгу-жизнь. Какого вообще бешенного мерина, которому семь верст не крюк, поперся я в город-Орел-герой? Алеша Противу-попович, да еще с картонным мечом. Тот же Мотя предупреждал – не надо вам никуда ехать. Но, с другой стороны, тот же Мотя не пожелал мне ничего разъяснять. Не твое, мол, дело. Вот только, нужны ли мне были эти самые разъяснения? И дорого обошлась попытка их заполучить. Я кривил душой. Нужны. Еще как нужны были. Слишком долго прожил, просуществовал я страусом. А хотел стать орлом, и город для этого перерождения выбрал соответствующий. Поеду, решился я. Поеду в самую Москву, тень там или не тень, братки не братки, встречусь, чем черт не шутит. Может, и с самим чертом. Или с его доверенным на побегушках.