Как только за ней закрылась дверь, Альга разразилась гомерическим хохотом.

Остальные тяготы пути, поджидавшие компанию охотников за пределами пустой деревни, показались им детскими забавами. С укусами «лисиц» замечательно справилась мазь, приготовленная Таллиэлем, и уже через пару дней от них ни у кого не осталось и следа. Странный дар Алека больше не проявлялся после того, как уничтожил всю нападавшую на них нежить. Правда, полуэльфийке иногда казалось, будто она видит вокруг парня легкий зеленоватый ореол, но он так быстро исчезал, что Юля бы не поручилась — в самом ли деле это сила Алив или же причудливая игра света. Зато больше никто из компании не сомневался, что Алек — защитник. И хоть пылинки с него теперь и не сдували, но оберегать старались как большую ценность.

Самого парня это ужасно обижало.

— Я же не лучезарная княжна! — возмутился он.

— И слава Алив! — закатила глаза Юльтиниэль.

— Э-э, я не хотел тебя задеть, Рэль, — спохватился Алек, к этому времени уже привыкший спокойно тыкать полуэльфийке и сокращать ее имя. Ну да… поживешь с ними — герцога начнешь за пивом посылать (и побежит же!)…

— Я поняла, к тому же, как видишь, надо мной не больно-то и трясутся, — успокоила защитника Юля, безмятежно переплетая порядком отросшую косу, которая теперь в точности соответствовала статусу княжны, неприятно оттягивая голову и продлевая возню с их расчесыванием, мытьем и приведением в нормальный вид. Зато когда она их распускала — сама не могла сдержать вздоха восхищения. Юльтиниэль уже представляла, как на какой-нибудь бал в столице, куда его величество обязательно их пригласит, сделает себе шикарную прическу, на зависть придворным дамам.

— Тогда давай поменяемся местами? — с надеждой предложил Алек.

Полуэльфийка весело фыркнула и отвечать на это не стала.

В одну из ночевок Юлю и императора навестила Хель. Посетовав, что времени им выделено не так уж и много, творец дала весьма необычное (и неприятное для Юльтиниэль) задание. Заключалось оно в том, что за предельно короткий срок девушке предстояло на твердое «хорошо» выучить эльфийский язык и обычаи этого народа. А педагогом пришлось стать Крису, который хоть и пытался в своем времени всеми силами отлынивать от нудной учебы, тем не менее в этом разбирался. Все-таки императорский статус требовалось подтверждать хотя бы парой фраз, переброшенных с послом на его родном языке. Так что Юля с Крисом покривились, поныли, поворчали, но аргументы Хель оказались куда весомее их нежелания выполнять задание.

— Ты помнишь, как вы пытались вылечить Квера? — неожиданно спросила творец, после того как спокойно позволила выплеснуть Юле ее негодование.

— Помню… — Юльтиниэль замялась, постепенно понимая, к чему именно ее собирается подвести Убийца. — Папа мне тогда помог учебник перевести… Но ведь у нас ничего не получилось! — возмутилась она.

— Ошибаешься, — оскалилась Хель, — если бы не вы, мальчишка не пережил бы ту ночь. Так что познания Оррена вам очень и очень пригодились. А кто научил его основам эльфийского?

— Он говорил, что мама… — ляпнула Юля и тут же замолчала.

— Не «мама», а Лареллин, — бестактно поправила полуэльфийку творец, и ее оскал стал еще злораднее, словно напоминать Юльтиниэль о тайне ее появления на свет и причинять этим боль для Хель было верхом наслаждения. — Так что если ты сама не выучишь язык своих остроухих сородичей, за ваше будущее я не дам и ломаного гроша. Понятно?

Смерти Квера, так же как и потери своего времени, не желали ни Юльтиниэль, ни Кристиан, поэтому, переглянувшись, они пообещали Убийце, что будут очень стараться. Хель важно кивнула, будто в их благоразумии не сомневалась, и исчезла в густом, душном сумраке.

А император с полуэльфийкой принялись разбирать эльфийские глаголы, времена, падежи, рода и прочую (по мнению Юли) чепуху, жертвуя сном и добрым настроением. Хорошо, Юльтиниэль понимала этот язык с пятого на десятое: его уже пытался вдолбить в прелестную голову племянницы лучезарный князь, когда она гостила у него в Светлолесье, да и в академии множество полезных магических импульсов, требующих подкреплений в виде произносимых вслух заклинаний, строились именно на эльфийском. Так что Юле поневоле приходилось делать переводы, чтобы как-нибудь вместо букета роз не наколдовать себе собачий хвост. К счастью (а может, и с помощью Хель), пока об этих уроках никто из остальных членов команды не узнал.

Так что дело пусть и медленно, но продвигалось, благо из Кристиана учитель получился вполне сносный. И скучать по дороге им не приходилось. Особенно когда дела, на которые подписывался Оррен, оказывались не только денежными, но и весьма забавными.

В одной из деревень к ним осторожно подошел низенький, уморительно пузатый священник. Он неодобрительно осмотрел их веселую, разношерстную компанию, удостоив особенно подозрительным взглядом Кристиана, а потом, смущаясь, переминаясь с ноги на ногу и беспрестанно одергивая рясу, попросил оказать ему небольшую услугу, естественно, за определенно вознаграждение.

— Завелся у меня в церкви дух — каждую ночь пририсовывает образу Пресветлой матери разные… э-э… непотребные детали. Едва успеваю до прихода людей все прибирать. И ведь, зараза, на глаза не показывается. Я уже пытался его даром прогонять: не вышло, а старосте говорить стыдно — засмеют, мол, зачем священник, не сумевший справиться с каким-то духом-пакостником.

По взгляду Оррена было понятно, что он полностью солидарен с таким выводом старосты, но дальнейшая судьба деревни под присмотром такого священнослужителя Рита мало волновала, а озвученная сумма приятно обласкала слух, чтобы не спорить и не идти кому-нибудь жаловаться на орденца-неумеху.

— Вы только не афишируйте, что я вас нанял, лучше задержитесь после вечерней службы… — попросил священник.

Кажется, эта была худшая служба в жизни Оррена, после которой он дал себе зарок еще долго не появляться на вознесении хвалы Алив. Юлька с Крисом, припомнив, как безобразничали в Заверене, напевали себе под нос какую-то оркскую песенку, как ни странно, но к ним присоединился и Талли, знающий слова и мотив. Альга корчила рожицы, показывая, что могла ожидать подобное от кого угодно, но только не от светлых эльфов. Алек послушно возносил хвалу, лишь изредка хмурясь на особо забористых куплетах, а Оррен, закрыв лицо ладонями, выглядел так, будто мечтал провалиться под землю, прямиком к Хель — чуть сгорбленные плечи Рита подрагивали от еле сдерживаемого смеха.

Ночное дежурство принесло свои плоды: духом оказался молоденький послушник, которого в служение Алив отдали принудительно чересчур увлеченные верой родители, и, пририсовывая Пресветлой рога и хвост, тем самым паренек пытался хоть чуть исправить вселенскую несправедливость. От охотников он получил нагоняй, но сдавать его орденцу друзья, посоветовавшись, не стали — только взяли клятву, что подобное не повторится. Отчитавшись перед священником на следующее утро о непростой битве со злобным призраком-убийцепоклонником, они получили кошель с вознаграждением и двинулись дальше.

…В этот раз подъезжали к Шейлеру с другой стороны, и Юле представился замечательный шанс посмотреть на юго-восточную часть империи. Крис где только не побывал, но ему положено было знать каждый куст вверенной ему страны. А вот девушка, совершившая самое большое путешествие в том году, как раз в столицу, очень обрадовалась возможности увидеть хоть что-нибудь новое. Любопытство лучезарной княжны, впервые увидевшей человеческие земли, удавалось Юльтиниэль на ура. Оррен и Альга поглядывали на нее снисходительно и даже изредка рассказывали про человеческий быт с таким видом, будто Лареллин не должна была знать, что такое корова или колодец.

Впрочем, ничего нового Юля так и не увидела. Деревни мало чем отличались от привычных селений: длинные узкие окна, углы домов, по обычаю, стесаны, чтобы Хель не смогла дом проклятием окружить. Так же как и в северных герцогствах, дикий виноград оплетал поручни лестниц, крыльца и их козырьки, пробираясь к нависающим пузатым балкончикам вторых этажей, на входных дверях виднелись знаки земель, по которым они проезжали. Разве что выглядели дома беднее — то ли из-за тяжелого времени, то ли впрямь отец не просто так говорил, что земли Ритов богаче всех прочих. Не было привычных черепичных крыш, которых здешние жители и в глаза не видели, а само слово «черепица» принимали либо за обидное оскорбление, либо за изощренное проклятие. А вот заборы ставили высокие и прочные, только не от нежити, а от соседей, чтобы те в чужой огород не заглядывали и урожай не пересчитывали. И вместо любимых Юльтиниэль яблонь из-за плотно сбитых досок выглядывали тонкие ветви вишен, украшенных еще не собранными аппетитными ягодами.