И Вилку тотчас взорвало. Не в крик, а словно в молчаливом бесконечном космосе. Ощущение явилось новым и удивительным. То не была стена, да он и не желал беды дурачку-сержанту. Боль за Дружникова, собственная беспомощность, гнев на весь миропорядок вокруг вызвали вихрь, но не вне, а как бы в нем самом. Тело его будто бы повисло в безвоздушном пространстве, и он вопил, и вопил в пустоту. «Черт бы побрал эту страну! Черт бы побрал эти законы! Черт бы побрал всех ментов и коммунистов! К дьяволу все! Отдайте мне моего Друга!». Очнулся он уже на улице. Аня трясла его за плечи. Он пришел в себя, но странно, вихрь его не отпустил. Он все еще был внутри, и Вилка чувствовал, как растет его напряжение. В чем дело, он не мог понять. Но знал одно, так нужно. Зачем и кому, неясно и глупо спрашивать, но нужно.

В последующие дни вихрь в нем крепчал. Вилке уже начинало казаться, что его грудная клетка вот-вот не выдержит и лопнет. С Дружниковым, однако, и он, и Аня, и академик продолжали хлопоты. Константину Филипповичу удалось добиться свидания, и оно было неутешительным. Вилка, плюнув на достоинство и гордость, кинулся в ноги Геннадию Петровичу. Тот, человек все же справедливый и жалостливый, обещал помочь, но предупреждал, чтоб на многое не рассчитывали. Даже если удастся вытащить Дружникова из кутузки, все равно с университетом придется распрощаться. А вихрь в Вилке нарастал. Пока напряжение его не стало совсем невозможным. И однажды ночью, почти две недели спустя, он рванул. Вилка проснулся и тут же испытал облегчение. Наутро события покатились комом. Сначала на кухне Вилка с удивлением прослушал заявление какого-то ГКЧП о государственном перевороте. Потом позвонил Геннадий Петрович, велел передать Барсукову, чтоб никуда не лез, сидел дома, и вообще заболел на несколько дней. А Вилке приказал без возражений хватать Аню и срочно ехать к нему домой.

Дома у Вербицких оказались только Татьяна Николаевна и Катька. Обе растерянные и напуганные. Передали, что папа велел всем дождаться здесь.

К полудню Гена Вербицкий прислал машину с шофером и бумагу об освобождении Дружникова. И письмо, в коем приказывал срочно мчаться в Бутырку, он уже звонил кому надо, забрать оттуда Олега, потом вдвоем, без Ани, прибыть к нему. Куда, шофер знает.

Вилка и Аня, зареванная уже от счастья, кинулись выполнять поручение. Через час Дружников, небритый и в застарелых синяках, был уже на свободе и катил неведомо куда в «Чайке» Геннадия Петровича. Путь им вскоре преградила самая натуральная баррикада, из машины пришлось выйти. Но у водителя, видимо, имелись особые полномочия, отчего всех троих немедленно пропустили дальше. Тут только ребята смогли оглядеться.

– Вот блин горелый! Это ж «Белый дом»! – ахнул Дружников. – Нам что, сюда?

– Сюда, сюда, – подтвердил шофер. – Здесь сейчас штаб.

– Какой еще штаб? – не понял Вилка.

– Там объяснят, – коротко ответил порученец Вербицкого.

В маленькой комнатке шофер их покинул, сдав на руки нервному человечку в помятом пиджаке. Тот в свою очередь отпихнул ребят в угол, на стулья, велел ждать. Дружников и Вилка тихо присели. Отдыхать им пришлось недолго. Вскоре к ним подскочил все тот же измятый растрепа и сердито закричал:

– Чего расселись? А ну, живо за мной.

В соседней по коридору комнате шумела прорва народа. Человечек позвал громко какую-то Алину. К ним скоро подошла средних лет, солидно одетая женщина.

– Займи их делом. А то бродят тут, как неприкаянные, – велел ей человечек, и немедленно растворился.

Алина отвела их к дальней стене.

– Вот этот агрегат называется ксерокс. Будете множить листовки. Умеете обращаться? – с сомнением в голосе спросила она.

– Разумеется, – холодно ответил ей Вилка. В своем торговом ведомстве он видал и не такую технику.

И понеслось. Они печатали листовки, потом носили бутерброды, потом ели сами, потом немного спали на сдвинутых стульях. События вокруг происходили ошарашивающие. Только на следующий день к вечеру, когда немного стало понятно, чья берет верх, они попали, наконец, к Гене Вербицкому. Тот сидел в маленьком кабинетике с незнакомым, с иголочки одетым моложавым мужчиной, они пили коньяк из крошечных серебряных наперстков.

– Здорово, орлы! Гриша, познакомься. Это Виля, мой, можно сказать, крестник, это друг его, Олег. Да не смотри ты так. Парня прямо с нар выдернули. По политической проходил. Повезло ему, вовремя.

Тот, кого Вербицкий назвал Гришей, уважительно протянул руку:

– Приятно познакомиться. Григорий Аверьянович Яблочкин. Депутат.

– Поручкались и хорошо. Вилка, ну-ка налей всем по маленькой. Да-а, я вам скажу дела-а. Накрылись эти ГКЧПисты п…ой. Все к чертовой матери пошло. А мы отныне, стало быть, демократы. За то и выпьем.

Они выпили. Потом еще. Потом к Вербицкому пришли какие-то важные люди, и Вилке с Дружниковым пришлось уйти. Но на прощание Гена сказал:

– Да, вот что. Когда эта бодяга кончится, зайдите оба ко мне. Будет вам кредит и фирма будет. Как героям революции, и пострадавшим, – Гена хитро подмигнул Дружникову:

– А ты, парень, даешь! Не ожидал. Думал, еще один засранец. Значит, ошибся.

Они вышли. И тут Дружников спросил, полуобиженно, полунедоуменно:

– Чего ж так долго спасал? Я уж думал все, кранты мне. Откукарекал свое, и лучший друг кинул. Или рассердился? Да ведь я не назло. Случилось так, понимаешь. Вижу, народ валит. И сам не знаю, чего я полез.

– Я не кинул. И не рассердился. Разве что чуть-чуть. Дурак ты, все-таки. Тут странное вышло, – и Вилка рассказал Дружникову, что вышло и как именно.

Дружников, в отличие от Вилки сообразил сразу то, что Вилка не понял и до сих пор.

– Так ты из-за меня всю страну раком поставил! Это да! Все к черту, говоришь? Вот оно и пошло. Да удачно пришло! Милый ты, мой! – Дружников кинулся обниматься к Вилке. В этот единственный момент корысть покинула его, и пока она не вернулась, Дружников обнимал Вилку от всего сердца.

– Да ну! Ну тебя! Две недели как беременный ходил непонятно чем, пока не разродился! – Вилка сжимал Дружникова за плечи и плакал без стеснения. – А я ведь сразу не сварил, что это я! Только сейчас, когда ты сказал! Это какую же силищу мы выпустили на свободу!

– Здоровущую. Ты мой друг, и ты меня любишь. Это, брат, страшная сила! – сказал Дружников и опять был честен.

– А ты слышал, что Гена сказал? У нас будет фирма!

– Слышал, а то! Не глухой! И вот что. Знаешь, раз мы отныне деловые люди, мы тебя переименуем! – торжественно провозгласил Дружников. – Вилка – это для тебя теперь несолидно. Хочешь сам-то?

– А что? Хочу! – крикнул в восторге Вилка. – А как?

– Давай, ты теперь будешь Валька. Валя. И похоже. Имя интеллигентное!

– Давай. Все. С сей минуты я – Валька! – закричал на весь коридор Вилим Александрович Мошкин. – Нету больше Вилки! Ура-а!

UPGRADE! GO TO LEVEL TWO!

Тра-та-та-та!!!!!!! Не стреляйте в тапера, он играет, как умеет! LET'S GO! ПОЕХАЛИ?

Дело было вечером, и делать было нечего. Пришлось Зуле оставить теплый домашний уют, выйти на промозглую от осенних ветров и дождей улицу. Ехать на встречу с Дружниковым. Тот позвонил, велел прибыть к нему в офис после восьми, когда все разойдутся и будет пусто. И Матвеев отправился в Армянский переулок. Долго ловил частника, своя машина на беду второй день «загорала» в дружественном автосервисе, потом ехал через полгорода.

В офисе и правда, сидел Дружников один-одинешенек. Собственно, офис торговой фирмы «Дом будущего» всего-то являл собой две небольшие комнатушки, с нешуточной, однако, арендной платой. Кроме Дружникова и Вальки в штате пока значились еще только три человека: юная секретарша Оля, недавно окончившая курсы референтов, пожилая бухгалтерша Элеонора Петровна и Димка Алексеев, парень с Валькиной кафедры, соблазнившийся выгодным предложением подработать. Алексеев одновременно представлял собой транспортный отдел, ведал настройкой нехитрой компьютерной техники, и когда надо, был на подхвате, за неимением технического персонала в очередь с Олей подметал допотопным веником офис и выносил мусор. Оба директора, генеральный – Дружников, исполнительный – Валька Мошкин, в основном колесили по Москве из банка в налоговые органы, оттуда к Вербицкому и иным, нужным людям, утрясали вопросы, часто мотались по городам и весям от заказчиков к поставщикам и потом снова к заказчикам. За самоотверженную борьбу с реакционными захватчиками демократических завоеваний хозяева «Дома будущего» и в самом деле были премированы денежным кредитом аж в двести тысяч американских долларов, который тут же на корню весь и пошел в дело.