– Список? – скорее для порядка спросила Лена.

– Да, список. Но одно. В их присутствии делай вид, будто все, что происходит и все, о чем будет говориться, тебе давно и превосходно известно. Так нужно, – настоятельно попросил ее Мошкин. И со слабой улыбкой добавил:

– Не удивляйся, если кто-то из них станет называть меня генералом или даже генералиссимусом. Они, в сущности, моя армия. А в армии должен быть порядок.

– Тогда я твой начальник штаба. И в силу своих прав и обязанностей вношу рекомендацию. Встречу необходимо перенести. Все равно, на какой день, но обязательно на мою квартиру. Так что потрудись оповестить своих солдат, – постановила Лена, и тон ее не допускал возражений. – Если наш драгоценный «ОДД» не на шутку забеспокоился, то у меня безопасней. Совершенно невозможно ничего подслушать. Уж поверь. И вообще, меры по обеспечению должной конспирации я беру на себя.

– Есть, товарищ майор, – Вилли впервые за весь их непростой разговор позволил себе засмеяться. Но тут же вспомнил о другом, более печальном вопросе:

– Лена, ты давно обещала мне сказать, а теперь уж откровенность за откровенность. Пусть даже это будут совсем дурные новости. Как там Аня?

– Очень плохо, – ответила Лена и вернула долг. – Вовсе не из-за того, что «ОДД» женился на своей кремлевской кукле. Ты не думай. А с Аней что-то странное. У меня такое ощущение, что она медленно и мучительно умирает изнутри. Часть за частью. Остается одно лишь бездушное тело, глухое ко всему, что вне его самого. Ты это можешь объяснить?

– Это не могу. Я правда не знаю! – от внезапно нахлынувшего ужаса Вилли едва не лишился чувств. – Я знаю многое, что произошло до сегодняшнего дня. Теперь знаю. Но почему так? У Павла Мироновича ничего об этом не было. Я понятия не имею, как работает двигатель, и что он в силах натворить.

– Какой двигатель? И при чем тут Анин папа? – осторожно спросила Лена, беспокоясь про себя, в уме ли ее друг.

– Двигатель – это часть той самой истории. Скоро узнаешь. А Павла Мироновича я видел в день, когда погиб твой муж. Ты права, от моей руки, но не по моей вине, – Вилли вопросительно посмотрел на Лену Матвееву. Но лицо ее не выразило ненависти, скорее беспомощное сочувствие к нему, убийце Мошкину. И Вилли продолжил свою повесть далее:

– Где и в каком качестве я встретился с Аниным папой, я сейчас не смогу тебе объяснить. Скажу только, что то место было неким образом связано с другим миром, откуда проистекают успехи и неуязвимость Дружникова. И не его одного.

– Те люди, что состоят в твоей армии, они в некотором смысле подобны Дружникову? – уже с нескрываемым любопытством спросила Лена.

– Да, через меня. Но повторяю, я не знаю, каким образом все это относится к Ане. И я не знаю, что тут можно сделать и чем помочь. Я даже не понимаю всего смысла того, что ты мне рассказала об ее нынешнем состоянии. И я бессилен.

– Ничего. Тогда я попробую. Через месяц-другой, Аня и Павлик вернуться в Москву. Может, отдых поможет. Если нет, то у меня есть одно средство, – тут Лена многозначительно замолчала, словно пыталась придать своим словам особенный вес. – Это средство в твоем духе. Никакой гарантии и сплошная мистика. Но услугами этой женщины, не слишком афишируя, пользуются некоторые, далеко не последние люди в нашей фирме. Правда, она не всех принимает. Я, по воле случая и давнего государственно важного дела, с ней знакома. И как только Аня возвратится в город… Я отведу ее к Сашеньке!

Автомобили шли обычной, строгой линией. Профессионально и четко. Но слаженная работа их водителей именно сегодня могла бы вызвать веселую улыбку у иного праздного наблюдателя, со стороны ухмыляющегося на редкостное зрелище. А посмотреть было на что.

Пара огромных, как малогабаритная квартира, черных «Навигаторов» эскортировала маленький, скромный «фольксваген», зажатый спереди и сзади их огромными тушами, будто килька между кашалотами. Сбоку, помигивая фарами, и держа дистанцию не более полуметра, к козявке «Пассату» прилепился здоровущий серебристый «мерин» последнего, наимоднейшего выпуска. Эта флотилия разнокалиберных авто двигалась по московским улицам и пробкам достаточно ловко и удивительно быстро. Путь же необычной процессии пролегал все более по столичным набережным. С Котельнической на Кремлевскую, оттуда, мимо храма Христа Спасителя, на Фрунзенскую, и далее, через Лужники, к кинотеатру «Звездный». А от него направо, на улицу Удальцова, к бывшему «совминовскому» заповеднику элитной, доперестроечной эпохи, к дому номер 24.

В «Навигаторах» охрана лениво травила анекдоты и одновременно придирчиво озирала окрестности. В «мерине» скучал одинокий, зрелого возраста водитель Аркадий Януарьевич. В виду отсутствия в салоне хозяйки ребята-телохранители, приписанные к «мерседесу», с разрешения старшего пересели в джипы, где веселей. А в кильке-«Фольксвагене» две полностью изолированные от внешнего мира женщины вели свой разговор. Вернее, говорила все больше одна из них, та что, собственно, и сидела за рулем. Вторая в основном слушала, когда равнодушно, а когда и являла заинтересованность. До некоторых пор. Потом в «Фольксвагене» стали происходить и произноситься любопытные вещи. По счастью, они были надежно застрахованы от посторонних глаз и ушей.

– И как это «ОДД» тебе позволил отправиться со мной неведомо куда? Диву даюсь, – спросила Лена у своей молчаливой подруги.

– «ОДД»? Ты теперь его так называешь? – в свою очередь спросила Аня, но не сильно интересуясь.

– Его многие так называют, – ответила Лена. – Все-таки, что в лесу сдохло, и почему с меня сняли клеймо «держать подальше от…»?

– Я попросила. Олег, между прочим, согласился сразу, – сказала ей Аня с некоторым упреком.

– Это-то меня и беспокоит, – задумчиво и тихо произнесла Лена, как бы и про себя.

– У вас давняя, взаимная антипатия. На биологическом уровне. Ничего тут не поделаешь. А согласился он потому, что…

– Да, да. Потому что, он тебя любит, что и доказывал не раз. А меня терпеть не может, что тоже доказывал не два и не три раза. Его любовь к тебе победила в славном сражении отвращение ко мне. Честь Дружникову и хвала. И хватит об этом. А скажи-ка лучше, моя дорогая, сама ты чего хочешь? Я-то тебе хоть сколечко нужна? – Лена оторвала взгляд от дороги, все равно плелась в хвосте головного джипа, и посмотрела на Анюту.

– Ты мне нужна. Ты даже не представляешь, как нужна! – Аня вдруг неожиданно и впервые за долгое время страшно разрыдалась, упав, как подрубленное деревце, на плечо своей единственной подруги. – Я, знаешь, все время как в тумане. Бреду куда-то в полусне и никуда не могу выбраться. Мне вовсе не боязно, только холодно и мертво. Словно нечто меня тянет за руки и за ноги, не дает убежать и не дает хотеть. А ведь вокруг меня люди, вещи, воздух, солнце. Но я ничего этого не вижу. Лишь туман. И в нем два огонька. Павлик и ты.

– А Виля? – очень осторожно спросила Лена, умышленно назвав Мошкина его детским, домашним и полузабытым именем. Одновременно она пыталась вести машину по дороге с невозмутимой ровностью, чтобы не давать лишний повод к беспокойству ушлой охране. В то же время ей было важно удержать плачущую и приникшую к ней Аню у себя на плече.

– Не говори! Не надо о нем! Я не могу, мне нельзя! Он с ума сошел от зависти! Олег сказал, он хотел отобрать его дело и все развалить, уничтожить! – Аня теперь плакала и кричала, терзала Ленину руку.

– И ты в это веришь? – спросила Лена, без вызова и гнева, а как бы, между прочим.

– Мне не нужно верить! И мне не нужно об этом думать! Олег с ним поступил великодушно и по-человечески! Обеспечил до конца дней, несмотря на все зло, которое ему причинили! – Аня выкрикивала фразы, словно заученную молитву, как если через нее саму выступал наружу кто-то другой.

– Не буду с тобой спорить. «ОДД», само собой, виднее, в чем и где зло. Рыбак рыбака. А вот то, что ты кричишь и плачешь, меня, надо признать, обнадеживает. Но ты успокойся, никуда я от тебя не денусь. Только скоро мы доберемся до нужного места, а мне еще надо кое-что рассказать об его обитателях.