— Как себя чувствуешь? — осторожно спросил у девушки: было неудобно, что раньше не озаботился ее здоровьем, но все так закрутилось, что я просто забыл об этом.

— Замечательно, ваша светлость! — похвасталась Маришка. — Я сейчас легко могу общаться с водой, если рядом есть хотя бы небольшая лужица. Правда, ничего нового создавать с помощью нее нельзя, но мне и этого хватает. Теперь на меня все так смотрят! Но думаю, все из-за того ритуала… — Она замолчала и нахмурилась.

Видимо, вспоминать об этом Маришка не хотела.

— Думаю, мне стоит как-то поговорить с Вэром, поблагодарить его. Я даже спросила у Дара — а он сказал, что с радостью попросит у него моей руки. Это нормально?

Усмехнулся:

— Это прекрасно!

На этой ноте граф, извинившись, увел Маришку куда-то в сторону музыкантов, что-то весело рассказывая ей.

А меня в оборот взяла Альга.

— Вот скажи, неужели Лерану так нужна была эта война, что, не получив ее, он решил тебя к Хель отправить?

— Конечно. Ты же сама слышала его планы. Дирру нужен был быстрый переворот… И небольшая победоносная война, которую бы выиграл не исчезнувший император, а защитник, очень бы помогла Лерану в осуществлении его планов. Но когда все накрылось, он, видимо, решил, что меня проще убрать, чем убедить в своей правоте. Хотя вероятнее всего, Алив просто нашла крайнего и заставила его напасть на меня.

Альга покривилась, но дальше спрашивать не стала. О своей небольшой сделке с Пресветлой матерью она мне уже рассказала. Впрочем, даже если бы подруга и упомянула о том, что у творца на меня какие-то планы, я все равно согласился бы на условие Алив. И если с самого начала еще можно было обойтись малой кровью, то теперь Алевтина заставит заплатить за свои уступки сполна.

— А вообще интересно, чьи еще скелеты можно отыскать в огромном пыльном шкафу рода Ритов… — задумчиво протянула Альга.

Я вздрогнул:

— Не хочу даже пытаться представить! — и, потерев шрам на щеке, добавил: — Чревато последствиями. Хотя я уверен, что рано или поздно придется в этом шкафу как следует порыться: сдуть пыль со всех секретов и тайн.

— И скелетов.

Кивнул, соглашаясь, что с них — в первую очередь. И мы немного помолчали, думая наверняка о разных вещах, не имеющих никакого отношения к содержимому тайников моего рода…

— Ну что, нравится? — Альга проводила задумчивым взглядом изумрудное ожерелье, «протанцевавшее» мимо нее на шее какой-то молодой маркизы, но пересилила себя и даже не стала ничего комментировать.

Прогресс налицо!

Посмотрев на императора и дочку, которые просто сияли от счастья, окутывающего их, я вздохнул.

— А куда деваться? Нравится…

— Тогда, может, тоже перестанешь тянуть пса за хвост? Я удивился:

— Мне казалось, что тебя положение дел устраивает… Альга наградила меня характерным взглядом: «Оррен, ты — дурак» — и ничего отвечать не стала, только обиженно нахохлилась. Потом вдруг улыбнулась, словно бы говоря, что даже если это так — ничего страшного, времени у нас еще достаточно. После чего, не слушая возражений, утянула меня за собой в круг танцующих.

А что? Все-таки хорошо быть Орреном Ритом, хотя бы потому, что никем другим я себя просто не представляю!

Хорошо ли быть Ритом?

Признаться, над этим вопросом я задумался едва ли не раньше, чем начал ходить. С самых малых лет нам с братом внушали, что быть Ритом — почти то же, что творцом, и даже почетнее. Виктор, потакая своей гордыне, рассказывал о подвигах великого прародителя Эрика, не забывая каждый раз напоминать, что Рика назвали именно в честь него. И он, как старший наследник, просто-таки обязан продолжить славную традицию: приумножать богатства нашего рода и уважение к оному. После этих слов меня награждали холодным взглядом, цедя, что в семье не без урода. Брат смеялся и старался больнее ткнуть в бок, а Виктор делал вид, что не замечает этого. Потом прибегала нянюшка, охала, ахала, уводила меня в комнаты, дабы залечить синяки и ссадины, пока госпожа Рит не заметила.

Мама очень расстраивалась, но сделать ничего не могла.

Так что первые лет десять своей жизни я пребывал в святой уверенности, что может, для кого-то быть Ритом — почетно, но только не для младшего, непохожего на отца паренька (чье отношение к славному роду весьма спорно).

Потом понял, что хоть дома я и был нелюбимым ребенком, то стоило выехать за пределы герцогства туда, где о внутренних делах моей семьи никто не знал, древняя фамилия оказывала на людей волшебное действие. Достаточно было представиться Ритом и предъявить перстень, как любые двери оказывались открытыми, а окружающие стремились подружиться со мной. Впрочем, я очень быстро (гораздо быстрее брата!) смекнул, что врагов у нашего рода куда больше почитателей.

Когда же я занял герцогское место, то решил: Рит — в первую очередь тяжелая, зачастую неблагодарная работа. Основатель Эрик поставил свой род так, будто именно от него зависело благополучие империи, и на протяжении многих лет убежденность людей лишь крепла: если у Ритов все спокойно, значит, Лирии не о чем тревожиться. Поэтому последние годы я редко задумывался о том, чья же кровь течет в моих жилах. И часто, говоря «такие уж мы, Риты», «исключительно ритовское упрямство» — я подразумевал не предыдущие поколения блистательных аристократов, а нас с дочкой и братом. Точнее, Юльтиниэль, вошедшая в род императора, стала чем-то вроде символа: «Как Рита не назови, суть не изменится» — слышался шепоток в столичном дворце.

Вокруг почти не оставалось людей, знающих правду, к тому же, собираясь вместе, мы находили более интересные темы для бесед, и как-то незаметно в памяти стали сглаживаться минувшие тревоги и обиды. Пока появившаяся в моем поместье Пресветлая мать — творец нашего мира, не напомнила: прошлое всегда найдет лазейку, чтобы ударить в спину именно тогда, когда меньше всего этого ожидаешь.

— Оррен!

— Ваша светлость!

Портной вздрогнул, дернулся и вместо ткани, собранной аккуратными складками, уколол меня. Смешно охнув, он тут же отскочил в сторону. Будто решил, что разъяренный герцог то ли кинется его душить, то ли попросту развалится на части. Я поморщился — не от боли, а от того, что рекордные три дня без скандалов в замке подошли к концу. Выждав для спокойствия несколько секунд, портной снова приблизился.

— Простите, милорд… — промямлил сутулый мужчина, пытаясь выдернуть булавку обратно.

Когда мы последний раз навещали Эттов, меня усовестила Элизабет. Графиня с порога вместо приветствий оповестила, что скоро мои слуги умрут от стыда за своего господина, одетого в какие-то обноски. Затем обеспокоилась, не закончились ли у Ритов деньги — вдруг ее любезному другу Оррену просто не хватает средств на приличный камзол? И решающим ударом Лиз поинтересовалась у Альги, не собирается ли та использоваться меня в качестве пугала на герцогских полях.

Альга (предательница!), смерив меня оценивающим взглядом, пообещала подумать.

Пришлось по возвращении домой выписывать из столицы портного, дабы освежить гардероб. Взять в толк, чего дамам во мне не нравилось, я никак не мог, поэтому решил идти путем наименьшего сопротивления: стоически перенести все примерки, а потом свалить кучу нового барахла в дальнем углу и забыть. По крайней мере, до следующей поездки к Элизабет.

— Все в порядке, продолжайте.

Когда в комнату ворвались Альга и Матвевна, похоже, звавшие меня еще с конца коридора, портной уже заканчивал возиться с левым рукавом: новая столичная мода, заимствованная с соседнего материка, прибавляла проблем не только неудачникам, пытавшимся ей следовать, но и мастерам швейных дел.