– Куда возила? А-а! К гадалке. А что? – спросила она как о мало значимой вещи.

– К гадалке? Это еще зачем? – изумился Дружников.

– Ну, ты даешь! Сам женился, и сам спрашивает! За тем! Анюта хотела знать, бросишь ты ее, или нет. С три короба кто наобещал? – выставила атакующую защиту Матвеева.

– Я что наобещал, то выполню. И выполнил уже. Не твое дело. А чего гадалка сказала? – все же полюбопытствовал Дружников.

– Что все будет хорошо. Даже отлично. Ей тоже на хлеб заработать надо. Зато Анюта успокоилась, – весомо ответила Лена.

– Чушь какая-то. Чего успокаиваться-то? Можно, подумать, я… Да я… – тут Дружников оборвал себя на полуслове, испугавшись, что в присутствии своей врагини даст волю слишком личным чувствам. – И это тоже не твое дело.

– Так как насчет Ани? – напомнила, нисколько не обидевшись, Лена.

– Я же сказал, не знаю. Надо подумать. Вдруг тут подвох. Тебе, Матвеева, доверять нельзя, – пробурчал в сторону Дружников.

«Будто тебе можно!» – возмутилась про себя Лена, а вслух сказала:

– Мы в силах устроить равноценный обмен. По-честному. Ты отпустишь Аню, а я ничего не скажу Вилли. В любом случае, ты ее потеряешь. Но если она умрет, Вилим Александрович Мошкин узнает обо всем в тот же день. Посмотрим тогда, как тебе твой двигатель поможет, – угроза была столь серьезной, что Лена сочла нужным добавить:

– Но-но! Помни о моей страховке! К тому же я не тороплю и даю время подумать. Только не очень долго.

– А ты не сдаешься! – в сердцах сказал Дружников, с завистью, сквозь которую ядом сочилась неподдельная ненависть. – Прямо несгибаемая Жанна д'Арк!

– Я всего-навсего не имею привычки унижать людей, чтобы стать с ними вровень. И, слава богу, могу еще расти вверх! – не без насмешки ответила Лена.

Дружников «смотрел на экран, как на рвотное». Что было немудрено. Как же так? Как же он просмотрел, проморгал? Как же? Как же это так? Его тесть, осел и старый пень, он-то куда смотрел? Если уж и папашка не знал! Что делается на белом свете, ай-ай! Но и страх накатил на Дружникова, норовил ухватить за горло. Чтобы вот так, в одночасье рухнули все его планы, такого еще не случалось никогда. Что там тесть плел задыхающимся баском в трубку? Выборов нет, и не будет. А те, что будут, заранее расписаны и определены. Рыпаться бессмысленно и опасно.

По телевизору старый и удобный, как плюшевый мишка, пьянчужка-президент деревянным голосом читал свое новогоднее отречение. И полномочия переходят к премьер-министру. Да кто он вообще такой? За последние несколько лет изрядное число выразительных и не очень личностей занимало сей гиблый пост, так что Дружников перестал следить за их пестрым, бесконечным в смене калейдоскопом, и не обращал на «петрушек» никакого внимания. Спокойно ждал выборов, уже и негласную агитацию вел во всю, кого стращал, кого намечал в жертвы двигателю. А после новогодних игрищ и торжеств собирался приступить к делу всерьез. Теперь можно растереть и забыть. Но как же ловко, черт возьми!

Беспокоила Дружникова не столько темная и тихая личность нового наследника высокого трона, сколько порт приписки этой личности. Опять, опять проклятая тайная служба становилась на его пути. Обманула, выиграла, раздавила. А он, дурак, уповал на двигатель и на выборы. Ага, станут они дожидаться, пока Дружников сделает свой ход, ударили первыми. Гады, гады! Но он в долгу не останется, теперь все, теперь или пан, или пропал, он тоже пойдет на крайние меры. Не сразу, конечно, а только при первом же удобном случае…! Одного простого повеления двигателю достаточно, чтобы этот хрупкий человечек, нынешний «и.о. президента» не проснулся завтрашним утром. И не проснулся бы! Да вот беда, тесть намекнул, что любое несвоевременное вмешательство вызовет чрезвычайное положение в стране и некая организация получит почти диктаторскую власть. Этого Дружникову допускать было никак нельзя.

Дружников бесновался в бессильном гневе, швырялся в экран первыми попавшимися под руку предметами, хорошо хоть, не разбил. Довел себя до пены у рта, судорог и заикания, и совершенно напрасно. Предаваясь в последние месяцы сладким и честолюбивым мечтам, строя и выхаживая далекие планы, Дружников несколько упустил из виду реальный мир. Оттого сильно преувеличил собственное свое значение в нем. Он видел себя могучим и непобедимым супертяжеловесом, которого подлый противник, в тайне от судей, поверг на ринге запрещенным приемом. В единственном, решающем для обоих сражении. На самом деле никакого сражения не было, и ринга не было тоже.

Вражеская сторона, которую Дружников для краткости именовал просто «организация», вовсе не имела его в виду. И даже более того, не принимала в расчетах само его существование. Дружников был слишком мелок для них. Чей-то зять, чей-то муж, варит свой грязный навар на Урале, и мечтает, дурачок, о президентских выборах. Господин Прынцалов, тот хоть имел понятие, действовал мудро и дальновидно в перспективе коммерческой рекламы. Но не был столь глуп, чтобы охотиться на президентское кресло всерьез. Дружников же, со своими амбициями у «организации» в лучшем случае вызывал пренебрежительных смех, если вообще что-либо вызывал. Как моська у слона. Никто с ним не дрался и специальных, расчетливых козней не строил. Дружников в данном случае являл собой анекдотический персонаж, Неуловимого Джо, которого никто и не собирался брать в плен. «Организация», по понятным причинам, о двигателе пока ничего не знала и не ведала, да и без него была достаточно сильна. Но крохотный лишний атом в душе Дружникова уже превысил собой критическую массу, и смертоносная реакция началась.

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

В программе обнаружен вирус…

(Сверкая венцом и шелестя бесподобной музыкой крыльев, к престолу приблизился Варах, ключник и серафим, склонился перед ступенями, сияя светом множества глаз.

– Дело сделано, Господин. Как на то была Твоя воля.

Пятеро других серафимов у престола одобрительно заискрились всеми цветами радуги, и в свою очередь склонились перед Владыкой. Иегуда, строгий, карающий и оттого самый отчаянный, проявил храбрость и любопытство:

– Отчего, если позволено мне узнать, Властелину моему было угодно..?

Господь засмеялся, и в небесах запел хрустальный дождь, а грешники в аду на мгновение прервали свои стенания.

– Ах, Иегуда, что за прекрасный узор у нас получился. Давно я так славно не играл на земле. Ты не находишь?

– Воля твоя, Господин, но мой ум, однако, течет во времени и не все способен охватить в единый миг, – с ворчливым добродушием отозвался Иегуда, серафим, несущий возмездие нечестивым. – Но не помогаем ли мы невольно множить зло?

– Свободная воля, мой друг, свободная воля. Не забывай об этом, – мягко отозвался задумчивый Силах, ангел молитвы.

Господь улыбнулся и ему, а серафиму по левую Свою руку молвил:

– Да, свободная воля. Ты, мой верный Гавриил, ступай на землю вновь. Ибо пришла пора, чтобы избранный Мной от несовершенных и малых сих сказал себе и тем, кто следует за ним во тьме: «Будьте, как я, ибо и я, как вы!» Отсюда пути Мои разойдутся и умножатся к славе!

Гавриил, вместо улыбки, залучился прозрачным светом и в мгновение ока устремился к земле в едином взмахе крыльев.)

Запущена антивирусная программа…

Жар сделался удушливым и невыносимым, Вилим Александрович проснулся в поту, с сильно колотящимся сердцем. В квартире, однако, окна стояли нараспашку, и привычный холод свободно вливался с морозной улицы. Отчего же вдруг сделалось так жарко? Старое, верблюжье одеяло вряд ли могло стать причиной перегрева, а ничем другим генералиссимус не был сверху укрыт. Спал по спартанской привычке, как всегда, в одних трусах и в атмосфере, мало отличной по температуре от естественно-природной. А на дворе, если верить синоптикам, должно без малого натянуть до минус десяти. Уж не заболел ли он ненароком? Да как определить, если телесные недуги по доброй воле никогда еще не заглядывали к нему в гости? Но тут Вилим Александрович вспомнил, и его снова кинуло в жар. Видение, не видение, во сне его посетило нечто. Ощущение, озарение, немедленное знание, выхваченное ниоткуда. И стало страшно. Оттого, что он увидел – пути предназначено свершиться, и первый шаг уже сделан. Не им. Настал последний шанс отступиться и выйти из игры, но некуда ему отступать. По крайней мере, не туда, куда единственно возможно. Тогда Вилим Александрович, приняв неизбежное, внезапно и вдруг остыл, и успокоился, то было мудрое решение. Лег дальше, спокойно и смиренно, спать. Все равно, знание не забудется и не исчезнет. В этом он был отчего-то непоколебимо и абсолютно уверен.