Потом наступил черед кланяться Вейе.

— Проходи, дочка, — после завершения церемонии приветствия отец поцеловал дочь в щечку, раскрасневшуюся от мора, обнял и повел к гостям. Вейя поздоровалась с мамой Изелы, но это уже была второстепенная церемония, незаметная, у окна. Мужчины в ней не участвовали.

— Располагайтесь, согрейтесь. Скоро будем ужинать, — хозяин дома усадил гостей и завел беседу на извечные темы: погода, значимые события недели, произошедшие на планете, гастрономические пристрастия, смешные истории из жизни.

Постепенно люди разговорились. Верховодило старшее поколение, молодежь, как и подобает в данной ситуации, лишь поддакивала.

Минут через пятнадцать генерал Кам поднялся на ноги, походил взад-вперед по холлу, давая понять окружающим, что устал сидеть и немного разомнется и что не стоит обращать на него внимания. При этом он умудрялся поддерживать беседу. В конце концов, генерал оказался за спиной у Вейи и Славки. Те мирно сидели на диване и с тоской взирали на мениольское общество. Кам слегка наклонился и ласково прошептал девушке в самое ушко:

— Дочка, пойдем наверх, я тебе кое-что покажу. У меня есть прекрасный подарок для тебя. Я хочу подарить его до ужина. Это очень важно.

Славка несколько настороженно взглянул на хозяина дома. Но Кам добродушно улыбнулся будущему зятю. В тот момент у него были добрые-предобрые глаза.

Вейя поднялась на ноги, извинилась и последовала вслед за отцом на второй этаж, грациозно поднявшись по крутой лестнице. Никто не обратил должного внимания на демарш хозяина дома, либо гости сделали вид, будто не заметили его отсутствия. Только доктор Чижов вдруг переменился в лице и с неподдельной тоской посмотрел на Вейю. Потом он заставил себя отвернуться от лестницы, участливо улыбнулся Изеле и вновь включился в разговор. В его груди сам собою вспыхнул и затем погас спонтанный протест. Ладони непроизвольно сжали подлокотники кресла.

— Сюда, — Кам остановился у полукруглой синей двери, ведущей в одну из спален.

Он вошел в комнату, дочь за ним. Дверь закрылась.

В этой спальне давно никто не жил. Прибрано, аккуратно расставлена мебель, но нет того небрежного уюта, который невольно создает человек своим присутствием. Комната словно чистый лист бумаги. Кто в ней поселится, того портрет и будет запечатлен на листе.

— Садись, — отец указал дочери на массивное кресло. — Я сейчас.

Девушка послушно опустилась в кресло, со вздохом положила руки на подлокотники и в то же мгновение тонкие, но прочные ремни опутали ее тело.

— Папа? — скорее удивленно, чем с опаской воскликнула дочка.

Кам помрачнел, отвернулся и, сгорбившись по-стариковски, заторопился к выходу. Ногти едва не впились в ладони.

— Папа! — в голосе девушки проскользнули нотки отчаянья, а ее очаровательные, но испуганные очи вдруг наполнились слезами, она смотрела на генерала глазами обманутого ребенка. — Папа, почему? — уже совсем тихо, одними губами пролепетала она, а после, поняв безвыходность своего положения, покорно опустила веки, ожидая неизбежной развязки. Слезы катились по ее щекам…

Кам остановился возле двери, не обернулся, боясь увидеть ужасную картину за спиной, лишь произнес сквозь зубы:

— Прощай. И спасибо тебе…

Буквально на секунду ему показалось, что он собственноручно подписал приговор любимой дочери. После тряхнул головой, отгоняя наваждение, тяжело вздохнул и вышел вон.

А потом к девушке сзади приблизился небезызвестный капитан административного отдела, молча схватил ее за волосы, грубо наклонил голову к левому плечу и сделал инъекцию в шею.

Вейя успела закричать, попыталась освободиться, но тщетно. Постепенно она затихла. Рука офицера ослабила железную хватку, откинув голову Вейи на покатую спинку кресла. И в ее широко раскрытых бездонных глазах цвета небесной синевы отразились: ужас и отчаянье. Последние чувства обманутой девушки.

После освобождения из плена, родители фактически заточили Шуру под домашний арест. Никаких вылазок в город без присмотра родителей! Да уж! Родителей можно понять. Александра не обижалась, не протестовала и даже не нарушала запрета, ибо первое время окружающий мир казался ей враждебным. Она сама не хотела покидать квартиру. К тому же девочка прекрасно понимала, что итроники могут вернуться в любой момент. До окончания новогодних каникул остались считанные дни. Проведем их дома. А потом придется идти в школу. Отец грозился возить ее на машине и встречать по окончании уроков. Интересно, надолго ли его хватит? Больше всего озадачил запрет на общение с Димой. Мол, нечего якшаться с сынками богатеньких родителей. Всегда будешь крайней. Ты для них никто. Мало ли таких вертихвосток бегает?

Шура временами тяжело вздыхала, уединившись в своей комнате, сотовый телефон Димы не отвечал. Она металась по комнате из угла в угол, после успокаивалась и, прошмыгнув в комнату брата, долго мучила его ноутбук. Чего-чего, а свободного времени у девчонки было предостаточно.

Одиночество скрашивали лишь визиты подружек. Они сочувствовали однокласснице и, возможно, даже завидовали.

Но однажды вечером, когда отца еще не было дома, а мама восседала в зале, не отрывая взор от экрана телевизора (Еще бы! ведь транслировали очередную серию ее любимого сериала!) Щербаков-младший позвонил сам по обычному проводному телефону.

Саша ринулась на кухню и схватила трубку радиотелефона.

— Кто звонил? — раздался мамин голос из зала.

— Это Аня, — солгала дочь, ссылаясь на подругу и закрылась в своей комнате.

— Привет. Вряд ли я смогу долго говорить, — Дима явно торопился, в трубке слышались отдаленные голоса, словно телефонный аппарат находился в людном месте, — Как дела?

— Меня никуда не пускают, — пожаловалась Шура. — А ты где?

— Мать заточила в больницу. А сотового у меня нет… так что наплел медсестре с три короба… звоню с дежурного поста…

— Я не смогу навестить, — Шура тяжело вздохнула.

— Понимаю.

— Постараюсь выбраться как-нибудь. А тебя надолго закрыли?

— Переломов нет, только ушибы.

— И то хорошо.

— Ага.

— Мне запретили с тобой встречаться. Придется вспомнить правила конспирации.

Дима усмехнулся.

— Когда выпишут, поговорю с твоим отцом. Надеюсь, поймем друг друга.

— Не уверена. Если только к тому моменту он более или менее успокоится.

— Он считает, что ты пострадала из-за меня?

— Конечно, сынок банкира. Папа высказался очень даже однозначно: «Пусть сами разгребают свои проблемы и над златом чахнут». Так сказал отец. А мне там делать нечего. Не того поля ягода.

— Ерунда.

— Может и так, но…

— Ясно, — Дима шумно выдохнул воздух.

— Родители не знают о Славкином «хобби», потому считают, что тебя похитили ради выкупа, ну, и меня заодно, поскольку мы были вместе.

— Это официальная версия.

— Да, так сказали в милиции. Меня, кстати, допрашивали два раза.

— Меня тоже.

— А Слава вернется через неделю.

— Интересно как теперь твои родители отнесутся к Кате?

— Ха! Что любопытно, — Саша возмущенно хмыкнула, — мама к Кате по-прежнему относится хорошо. А к тебе нет…

— Разумеется, Катя ведь не дочка банкира, — съязвил Щербаков. — Она дочка, — он запнулся, — сама знаешь кого. Не телефонный разговор. Знала бы твоя мама, кто Катин отец…

Александра хохотала.

— А ты уверена, что твоя мама действительно хорошо отзывается о Кате?

— Об этом можно судить по телефонным разговорам с мнимым братом. Я подслушивала.

— А-а-а, это Вороневский Славку имитирует…

— Конечно, ведь если случится чудо и при помощи сотового телефона получится дозвониться до… сам знаешь чего, точнее куда, то ответ придет примерно через шестьсот веков.

Дима засмеялся.

— Хорошо им там. Как на курорте. Я бы тоже хотел отдохнуть от родителей.

— Что же остался?

— Не взяли. Да и не хочу без тебя…