– И много просишь? – Любопытство мое было исключительно праздным.

Комната в «Женском доме» меня полностью устраивала, а уж прилагающаяся к ней будущая лаборатория и вовсе примиряла со всеми минусами бордельной жизни.

– Сначала просила пять серебряных монет в месяц, – вздохнула Гента, – потом сбросила до трех. Но, кажется, чердак и даром никому не нужен. До кровати там едва ли не на коленках ползти приходится, и свободного места осталось разве что на небольшой комод. Комната с удобствами в доме одна, кухня – тоже… наверное, придется все-таки устроиться в архив при университете.

Я сочувственно покивал и обвел взглядом соседние дома – что-то в улице показалось смутно знакомым… в свете фонарей мелькнул невысокий шпиль костела со знаком Триединого, и я едва не подпрыгнул от неожиданности. Гента жила совсем близко от чудесного сада Оскарби!

Она заметила мое удивление.

– Что-то не так?

Я улыбнулся.

– Мне знакомо это место! Ты не ходишь, случаем, на службы к служителю Освину?

Гента тоже обернулась на церковь и покачала головой.

– У моего отца были сложные отношения с религией. Мать как-то пыталась его переубедить… но из язычника сложно выбить старые привычки, а я пошла в папу, его мировоззрение оказалось мне ближе. Надеюсь, мои слова не задели тебя? – осторожно уточнила девушка, будто бы опомнившись, что говорить о язычестве с эльфом не самая светлая мысль.

На счастье Генты, я фанатиком не был. Мне все равно, кто и во что верит, пока он не пытается навязать свою точку зрения и эта самая вера не вредит окружающим.

В голове мелькнула неожиданная, но очень заманчивая идея.

– Все нормально. Я уважаю представителей всех вероисповеданий, пока они уважают меня. Можно попросить тебя о странном одолжении?

Колдунья заметно напряглась и даже сделала шаг назад. И я, чтобы окончательно не напугать ее, поспешил объясниться:

– Могу я арендовать твой чердак сразу на длительный период, но не для себя?

Гента моргнула.

– Зачем? И для кого?

– Хочу помочь хорошему человеку. Я недавно узнал, что служитель Освин вынужден ютиться прямо в костеле, поскольку епископат не выделил ему никакого жилья. Но если предложу ему свою помощь открыто, он точно откажется.

– А мою, значит, примет? – Гента сложила руки на груди и скорчила скептичную гримасу. – Кериэль, давай повторим еще раз, если ты что-то упустил из вида. Я одинокая девушка, оставшаяся без опеки родителей, колдунья. Мой отец родился в резервации. И ко всему прочему, я не очень-то верю в Триединого. Твой служитель обольет меня святой водой и предаст анафеме раньше, чем я озвучу предложение пожить на моем чердаке. Так себе план.

Я воодушевленно возразил:

– На это можно посмотреть совсем под другим углом! Ты же не собираешься покушаться на его обет целомудрия… или безбрачия? А, какая разница! Не собираешься? Нет! Так что, наоборот, это он возьмет под опеку одинокую девушку, не позволив никому опорочить твою честь! И для него это отличная возможность подтолкнуть заблудшую душу к истинной вере. Ну, выслушаешь несколько проповедей? У Оскарби они откровенно слабые, сразу говорю. С тебя не убудет. А сильно лезть и учить уму-разуму служитель Освин не станет, я его за последние дни неплохо узнал. Проблем, уверен, он не доставит.

Гента хихикнула, оценив, как ловко я перевернул все вверх тормашками.

– И как же ему преподнести мою доброту? Не просто же я решила отдать чердак?

Действительно, такая забота будет выглядеть очень подозрительно. Я переступил с ноги на ногу, пытаясь на ходу что-нибудь сочинить.

– Скажи ему, например, что от безнадеги на очередном практическом задании ты попросила у Триединого о помощи, а тот возьми и помоги. Чердак – ответная любезность божеству.

Колдунья скривилась, но объяснений лучше не предложила, а от денег отказываться явно не хотела.

– Хорошо. Сойдет. На сколько арендуешь?

Прикинув, с какой суммой я могу сейчас безболезненно расстаться, и переведя серебряные монеты в золотые, я заплатил Генте сразу за год. Когда в жизни все меняется с головокружительной скоростью, такой срок кажется чем-то бесконечным.

Надеюсь, Оскарби не заподозрит, что из истории с чердаком торчат мои острые уши.

До борделя я добрался в самом благостном настроении. Даже то, что я до сих пор не разжился жертвой, меня не смущало. Ночь в самом разгаре, сейчас посмотрю, какие извращенцы пристают к моим девочкам, и выберу какого-нибудь, в ком жизни осталось хотя бы лет на десять-пятнадцать.

На кухне никого не нашлось.

Я взял с тарелки один из последних пирожков и, на ходу жуя, вышел в общий зал.

– Привет, мадам! – помахал я Костанцо.

Она ответила мне напряженным взглядом. Веселье в «Женском доме» этой ночью было каким-то натянутым и неестественным. И музыканты играли без огонька, и девочки не смеялись, и клиенты, занявшие несколько столиков, выглядели, словно перепутали бордель с кабинетом зубного целителя. Со стороны смотрелось так, будто у всех одновременно свело челюсти.

Насторожиться я успел. Понять, что дело худо и надо срочно отступать обратно на кухню, – уже нет.

Из-за барной стойки мне навстречу поднялся Карел. На лице его застыло странное выражение, не поддающее расшифровке.

– Так это правда… – процедил лорд Киар ледяным тоном.

Я подавился пирожком и надрывно закашлялся.

Когда громкий кашель превратился в предсмертное сипение и я схватился за горло, Карел сообразил, что эльф не притворяется, а действительно рискует отправиться на тот свет из-за дурацкого пирожка.

– Твою мать, Кериэль… – вздохнул Киар и, растеряв грозный вид, несколько раз стукнул меня по спине.

Кусок пирожка, по ощущениям, застрявший где-то в дыхательных путях, вылетел под ноги, а я, согнувшись, кое-как продышался, хотя горло и грудь жгло от боли.

– Сп-ааси-бо. – Я вытер тыльной стороной ладони выступившие на глазах слезы.

Клиенты и работницы «Женского дома» наблюдали за разыгравшейся сценой круглыми глазами (и даже ведь не попытались помочь!). Карел смотрел на меня сверху вниз уже без злости, а с долей укоризны. Он, видимо, собирался мне высказать все, что думает о неподобающем месте проживания будущего опекуна наместника: репутацию порчу, слухи провоцирую, а тут… пирожок.

– Самый неуклюжий эльф! – резюмировал Киар.

– Прости! – Говорить при свидетелях было ужасно неудобно. Поэтому, раз уж меня так неудачно рассекретили, я решил разборки и объяснения устроить в более тихом и уединенном месте. – Может, поднимемся ко мне?

Выражение лица у Карела стало совершенно неописуемым. Будто я ему предложил не в свою комнату зайти, а государственный переворот устроить… ну или что-то такое же непотребное по представлениям лорда Мертвеца.

– Пойдем, – согласился Киар убитым голосом и направился за мной под перекрестным огнем любопытствующих взглядов.

По лестнице я взлетел так, будто у меня за спиной выросли крылья, а вот перед дверью Дафны резко затормозил.

– Кстати! – Карел сбился с шага и с недоумением посмотрел на закрытую дверь. – Я же тебе все собирался сказать! Вот тут живет девушка, с которой незадолго до своей смерти развлекался Дебро – бедняжка чудом выжила. Я ее на днях лечил и узнал, что она беременна. И скорее всего, именно от герцога. Есть какие-то возможности точно установить, кто отец? Думаю, городу не повредит наследник Дебро.

Карел явно заинтересовался.

– Только нужно проверять и решать быстро, Дафна не хочет оставлять ребенка. Пока срок небольшой, я убедил ее повременить с абортом, но не уверен, что выдержки у нее хватит надолго. Тем более с учетом специфики места, – обвел взглядом коридор, – скоро мадам попросит, чтобы Дафна вернулась к работе.

– Специфики места, – эхом повторил Карел, и его взгляд снова стал нечитаемым. Он смотрел так, будто бы прикидывал в уме, не будет ли лучшим выходом убить меня прямо тут или все-таки потерпеть до комнаты. – А ты понимаешь, если ребенок действительно от Дебро и мы решим все вопросы с этой… Дафной, воспитывать герцога придется тебе?