«Не знаю. С одной стороны, в знании самом по себе ничего плохого нет. Но людям свойственно превращать любые сведения в орудия уничтожения».

«Не только людям, таковы все гуманоиды и рептоиды. А если брать в целом, около половины разумных рас имеют критический уровень агрессивности. Люди не являются исключением».

«По-моему, яхры гораздо агрессивнее».

«Ты не прав. Ты видел на Шотфепке только притон, а по нему судишь обо всей планете. На твоей любимой Земле подобных заведений не меньше».

Я вспомнил многочисленные сюжеты новостей про то, как красивой девушке обещали работу танцовщицы, а по приезде отобрали паспорт и продали в бордель, и решил, что слова Вудстока недалеки от истины. Но как-то неприятно думать, что мы, люди, в масштабах галактики выглядим такой несимпатичной расой.

«Вы не самая несимпатичная раса. И вообще, это понятие в масштабах галактики неприменимо. У каждой расы своя система понятий, то, что нормально для одних, у других считается преступлением. Во вселенной все относительно».

«Ладно, пусть будет так. Давай лучше поговорим вот о чем. Ты сказал, что общение с тобой для всех разумных рас заканчивается одинаково».

«Я говорил не так. Оно развивается в одном направлении, но множество мелких деталей, накапливаясь, поворачивают ход событий в ту или иную сторону, и конечный результат не могу предугадать даже я».

«Даже? Ты считаешь себя самым умным существом во вселенной?»

«В отношении разумных существ понятие „самый умный“ неприменимо. Все, доступное одному разуму, доступно и другому, разница только в скорости мышления и объеме памяти, но это не главное. Главное у всех одно».

«И что же?»

«Способность справляться с задачами, решение которых неизвестно. Способность открывать и изобретать новое. Способность изменять законы бытия».

«Изменять законы бытия — это магия».

«В каждом разуме есть нечто магическое. Разум, неспособный примириться с собственной ограниченностью, рождает понятия, выходящие за рамки познаваемой Вселенной. Большинство рас придумывают богов, некоторые придумывают магию, у вас есть и то, и другое. У вас религия и магия противопоставлены друг другу, но это просто случайное отклонение от основной линии. В других мирах случаются и большие изменения».

«Ты говоришь о магии, как будто она существует».

«Она существует. Ты делаешь то, чего не понимаешь, что и есть магия. Когда ты впервые привел в действие деструктор, это была магия».

«Деструктор — это техническое устройство».

«В тот момент для тебя это была магия».

«А вот и нет. Я сразу понял, что это техническое устройство».

«Ты веришь в то, что говоришь, но это неправда. Каждый раз, когда разум сталкивается с непознанным, в душе активируется магическое. И только потом, когда непостижимое познается, разум навешивает на осознанное другой ярлык. Незнакомое техническое устройство, неизвестное природное явление, новая элементарная частица, единство и борьба противоположностей… Ярлыков много, разумные существа придумывают их постоянно. Ни один ярлык не отражает сути явления, к которому он приклеен, но без этого труднее мыслить. Чтобы предсказывать поведение первооснов бытия, люди ломают головы над дифференциальными уравнениями, они решаются только в частных случаях, но эти случаи дают человечеству основание полагать, что оно докопалось до истинной сути вещей. Но это не более чем иллюзия, истинная суть вещей непостижима. Если мыслить в религиозных категориях, молено сказать, что бог непознаваем. Ваши философы любят повторять, что природа тоже непознаваема, но они не понимают, что природа и бог тождественны. Ты зря так реагируешь, в этих словах нет ничего обидного. Рано или поздно тебе придется понять, что лишь на словах ты признаешь свое несовершенство, а на деле все еще нуждаешься в иллюзиях, и главная из них — иллюзия значимости. Ты не готов признать себя безымянной каплей в океане вселенной, ты хочешь думать, что твоя жизнь и твоя душа имеют ценность не только для тебя. Разум говорит, что это неправда, и тогда ты перестаешь мыслить и начинаешь верить. Вера помогает жить, она дает опору в пути к горизонту. Жизнь разумного существа подобна путешествию по льду — малейшая оплошность либо уводит тебя в сторону, либо сбивает с ног. Но у тебя есть вера, она подобна костылю, который ты втыкаешь в лед при каждом шаге. Вера не дает тебе сбиваться с пути, это так удобно, что ты больше не мыслишь своего бытия без костылей, хотя и догадываешься, что, отбросив их, сможешь не ковылять, а идти или даже бежать. Это получится не сразу, вначале ты долго будешь набивать шишки, и никто не даст гарантию, что ты не сломаешь шею. Но если тебе повезет и твоя жизнь не прервется, ты научишься скользить. И тогда, если у тебя еще останутся силы, ты начнешь учиться летать».

«И что мне это даст?» — спросил я.

«Ничего, — рассмеялся Вудсток. — Ты повторяешь типичную ошибку молодых рас, которые ищут во всем выгоду. Но выгода имеет смысл только тогда, когда желаемого не хватает на всех. Стоит удовлетворить базовые потребности, и понятие выгоды уходит. Яхры не ищут выгоды, они вообще не понимают, что это такое».

«Они ищут развлечений».

«Это лишь одна из сторон их пути. Их путь отличается от вашего, но кто может сказать, какой из них правильнее».

«Чаще всего из двух путей не верен ни один».

«Сам придумал?»

«По-моему, да. А может, и нет, может, это кто-то другой придумал до меня».

«В разных мирах эти слова повторяли множество раз. Ты прав, из двух путей чаще всего не правилен ни один. Хочешь узнать единственно правильный путь?»

«А он вообще существует?»

Вудсток снова рассмеялся.

«Конечно же, нет, — сказал он. — С тобой приятно общаться, ты удивительно быстро все схватываешь. Было бы обидно, если бы ты не смог выбраться с Шотфепки».

«Мне тоже. Кстати, я так и не сказал тебе спасибо».

«Это лишнее. На Шотфепке я ничем тебе не помог, я отрезан от Шотфепки барьером».

«И не можешь его обойти?»

«Могу, но не хочу. Если какой-то мир не желает иметь со мной ничего общего, я тоже не хочу вмешиваться в дела такого мира. Яхры считают, что я опасен, я могу их разубедить, но не хочу».

«А на самом деле ты не опасен?»

«Любое знание опасно, а знание персонифицированное опасно вдвойне. Жизнь полна опасностей, со мной или без меня. Зубов бояться — в лес не ходить».

«Волков», — автоматически поправил я.

«Можно и так сказать, — согласился Вудсток. — Да, я опасен, но не сам по себе, а только как носитель знаний. Моя личная агрессивность близка к нулю, я никогда не нападаю первым, я только отвечаю ударом на удар. Есть расы, которые считают, что недопустимо даже это».

«Лицемеры».

«Нет, не лицемеры. Во вселенной достаточно рас, не приемлющих никакого насилия в принципе. Взять хотя бы тех амебообразных существ с планеты, которую ты назвал Трилар».

«То-то они показались мне такими доброжелательными».

«Легко быть доброжелательным, когда тебе ничто не угрожает. Слон имеет право быть добрым, но добрая крыса долго не проживет».

«Намекаешь на то, что люди похожи на крыс?»

«Не намекаю, а говорю открытым текстом. У вас больше мозгов в черепе, вы умеете произносить слова и делать вещи, у вас есть культура и наука. Но ваши эмоции недалеко ушли от крысиных. У вас нет врожденной этики, ваш разум не имеет встроенных тормозов. В этом ваша сила».

«По-твоему, быть похожим на крысу — хорошо?»

«Это не хорошо и не плохо, это просто есть. Чтобы что-то было хорошо или плохо, надо сравнить это с чем-то другим».

«А если сравнить людей и, например, нопстеров?»

«Люди сильнее».

«Да ну!»

«Я имею в виду не тело, а дух. Нопстеры от рождения сильны телом, и потому им незачем упражнять душу. Когда предки нынешних нопстеров жили в пещерах и грелись у костров, им не приходилось выставлять караул для защиты от хищников. У нопстеров никогда не было естественных врагов, кроме вредителей и паразитов. Нопстеры не умеют озираться по сторонам, жизнь нопстеров всегда была спокойной и размеренной, и когда они приблизились к пределу, они не смогли отступить от привычного бытия. Они никогда не переступят порог».