— Да, ты права, мы поругались. Но мы поругались по конкретному поводу, мы не объявляли войны друг другу, просто Лена начала грубо ковыряться в душе одного террориста, я ей сказал, что так нельзя…

— Почему нельзя?

— Потому что нельзя силой заставлять людей служить себе. По крайней мере, без веских причин.

— Наверное, ей показалось, что убийство сотни людей — веская причина.

— Наверное. Но… нет, так все равно нельзя! Он был уже не опасен, я заглянул в его душу и увидел, что он перегорел, он больше никому не причинит зла, судьба отпустила ему всего несколько месяцев. Мучить его было ненужно.

— Она хотела узнать имена сообщников?

— Имена, адреса… Это тоже было ненужно, я заглянул в будущее, они больше не представляют опасности.

— Силы добра обожают творить ненужное зло. Это легко объясняется — творить зло приятно, человек по своей природе хищник, это его инстинкт, а следовать инстинкту всегда приятно. Те, кто служит свету, подавляют свои инстинкты, но когда они решают, что могут сделать исключение, они оттягиваются по полной программе. Самые страшные преступления всегда совершаются во имя добра.

— Этот порядок мне не нравится.

— Мне тоже, но это закон природы, с ним ничего не поделаешь, даже если ты мессия. Чтобы менять законы природы, нужно быть богом.

— Думаешь, мне следует с ней помириться?

— Боюсь, это уже невозможно, те, кто служат добру, неспособны к компромиссам. Если ты придешь к ней мириться, она заставит тебя подчиняться, она потребует, чтобы ты выполнял приказы ее хозяина, а если ты воспротивишься, она скажет, что ты против добрых дел, а значит, и против нее. Как говорится, кто не с нами, тот против нас.

— Так что, у меня нет выбора?

— Выбор всегда есть, из каждого безвыходного положения есть по крайней мере два выхода. Ты можешь, например, покончить с собой.

— Не хочу.

— Тогда придется с ней драться. Я рекомендую напасть первым.

— Нет!

— Почему? Это даст тебе преимущество.

— Это заставит меня чувствовать себя неправым.

— Тогда забудь то, что я только что говорила, не нападай первым ни в коем случае. Но не забывай, она всегда будет чувствовать себя правой, такова ее природа.

— Понятно. Слушай, эта баба… не та, которая мессия, а та, у которой я сейчас живу, она говорит, что моя задача — предотвратить конец света.

— Есть такое толкование "Апокалипсиса", оно считается еретическим, но некоторые его разделяют. Христос стремится устроить страшный суд, а антихрист старается продлить существование мира. По-моему, бред.

— Почему?

— Потому что Христос — сын божий, он в другой весовой категории, чем антихрист, их борьба похожа на поединок между водителем трамвая и бабкой, старающейся успеть. Знаешь этот анекдот?

— "Не успела", подумал водитель и захлопнул двери перед самым носом.

— Вот именно. Именно так, скорее всего, и произойдет конец света.

— А если предположить, что Сатана — четвертая ипостась бога?

— Тогда у антихриста есть шансы. Только в этом случае твое положение не безнадежно.

— А если предположение неверно?

— Тогда ты погибнешь. По любому, хуже уже не будет.

— Это точно. А чтобы конца света не было, я обязательно должен убить Лену?

— Да, — ответила Лена, материализовавшаяся посреди комнаты, — только у тебя ничего не выйдет.

— Пришла на зов любви? — съехидничал я.

— Нет, — Лена печально покачала головой, — любви больше нет, и мне открылось, что ее никогда не было. Ты был прав, мы с тобой слишком разные, а жизнь действительно непохожа на рекламу "Доктора Дизеля". Мы никогда не сможем быть вместе. Я благодарю тебя за то, что ты помог мне найти господа, я думала, что это любовь, но я была неправа. Я не могу любить тебя, мы служим силам, которые сражаются между собой с момента сотворения мира, а сейчас как раз начинается новая кампания. Мне очень жаль… мне на самом деле очень жаль!

— Что ты от меня хочешь?

— Ты должен отречься от нечистого.

— И все?

— Все.

— Что будет дальше? Страшный суд?

— Все будет в соответствии с волей господа.

— То есть, страшный суд.

— Пути господни неисповедимы.

— Не увиливай от ответа!

— Я не увиливаю! Я действительно не знаю, какова божья воля по этому вопросу.

— Ты лжешь, — заявила Зина.

Лена обернулась к ней и отрывисто бросила:

— Заткнись, ведьма.

Зина судорожно сжала челюсти и начала строить страшные рожи. Казалось, она хочет что-то сказать, но не может, потому что ее челюсти свело судорогой. Впрочем, почему казалось? Так оно и есть!

— Я отменяю заклятье, — сказал я.

Зина открыла рот, подвигала челюстью туда-сюда и закрыла рот. Лена повернулась ко мне.

— Ты зря встаешь на пути господа, — сказала она. — Ты рухнешь в прах и он промчится по тебе и не заметит тебя. Ты подобен колючке в дорожной пыли, самое большее, на что ты способен — занозить его ногу и заставить потратить лишние пять минут.

— Я не встаю на пути бога, — возразил я. — Я встаю на твоем пути, а ты вовсе не бог. Ты подобна попугаю, который думает, что говорит разумные вещи, но он только повторяет услышанное, иногда он повторяет к месту и многие думают, что он способен говорить, но на самом деле попугай говорит ерунду. Просто иногда ерунда слишком похожа на правду.

— Моими устами говорит господь! — воскликнула Лена. — Он дал мне силы и я не убоюсь зла!

— Еще бы, — усмехнулся я, — глупо бояться самого себя.

— Во мне нет зла! Зло во имя добра не есть зло!

— Ага. А добро во имя зла не есть добро, правильно?

— Правильно, — удивилась Лена, — а к чему ты это сказал?

— Цель оправдывает средства, давай, убивай, насилуй, клевещи, предавай, — процитировал я Егора Летова. — Правильно?

— Не запутывай меня! — заорала Лена в полный голос. — Мне всегда говорили, дьявол искушен в риторике, ты всегда пытаешься представить черное белым. Так запомни — со мной это не пройдет, тебе меня не искусить!

— Когда ты не была такой упертой, ты была привлекательнее. Сейчас ты как будто одержима.

— Да, я одержима! Я одержима добром! А ты… в последний раз спрашиваю — ты отрекаешься от Сатаны?

— По правилам надо спрашивать три раза, — заметила Зина, — а это только второй.

— Хорошо, — согласилась Лена, — во второй раз спрашиваю, ты отрекаешься от Сатаны?

— Так во второй или в последний? — улыбнулся я.

— Во второй.

— Угу.

— Что угу?

— Я понял.

— Что ты понял?

— Что ты спрашиваешь меня во второй раз.

— Так ты отрекаешься или нет?

— Это смотря в который раз ты спрашиваешь.

Зина хихикнула, Лена повернулась к ней и нахмурилась. Зина перестала хихикать.

— Еще раз отменяю заклятье, — провозгласил я.

Зина сложила губы трубочкой и сделала серьезное лицо, но выглядело оно все равно издевательски. Лена повернулась ко мне и сжала губы.

— В третий раз спрашиваю тебя — отрекаешься ли ты от Сатаны?

— Я еще на второй вопрос не ответил.

— Так отвечай!

— На какой вопрос — на второй или третий?

— Не паясничай? Ты не отрекаешься от Сатаны?

— Нет.

— Что нет? Отрекаешься или нет?

— Давай так — ты отречешься от бога, я отрекусь от Сатаны, и мы будем жить долго и счастливо.

— Не искушай меня! — завопила Лена. — Я никогда не отрекусь от господа, я избрана им и будет сделано так, как сказано. У тебя последний шанс, Сергей, отрекись от Сатаны, иначе…

— Что иначе?

— Иначе будет плохо.

— Конкретнее, пожалуйста.

— Ты умрешь.

— Мы все умрем.

— Так ты не отрекаешься?

— Нет.

— Ты выбрал.

Лена вскинула руки к небу и запрокинула голову. Размытой тенью Зина набросилась на нее сзади, заломила руки и впилась клыками в шею. Бог богом, а ускоренный режим никто не отменял.

Лена захрипела и всплеснула руками, Зина рухнула на землю как подкошенная, она старела на глазах, ее кожа желтела и покрывалась старческими складками, мягкие и шелковистые волосы в одно мгновение стали блеклыми и свалявшимися. Кровь Лены, хлынувшая широкой струей из прокушенной шеи, залила плечо и образовала на полу маленькую лужицу, но рана затягивалась на глазах. Еще секунда и она переключится на меня и…