Пескозмей — это здесь понимали. Достойный деликатес. По залу прокатился вздох с оттенком голодного сглатывания. Увесистый болт опять лег в цель, аж мишень задрожала. То есть Музафар затрясся. Надеюсь, в этот миг Судьба отвернулась и пропустила мимо ушей мое вранье, а то еще обратно через пустыню идти. Не будь Пемси, и я сейчас, может, не стоял бы здесь. По крайней мере, в целости и сохранности…

— Что ж, приятно видеть подобную умеренность в развлечениях столь высокого сановника Концерна Тринадцати. — Царедворец быстро справился с раздражением, явно питаемый мыслью о новой па кости. — И у нас есть скромный дар, сообразный вашим склонностям при выборе трофеев и свиты.

Тут Музафар Великолепный хлопнул в ладони у левого уха, еще раз — у правого и наконец прямо перед собой.

В одной из галерей позади трона заколыхались шнуры занавесей в хрустальных каплях подвесок. Кто-то шел сквозь них, раздвигая осторожно и точно. Шаги эти отдавались вдоль галереи легко, но как-то слегка жестковато, словно идущая — почему-то не оставалось сомнений, что это женщина — двигалась не своим стремлением, а внешней волей.

Гибкая фигура, укутанная полудюжиной, не меньше, полупрозрачных покрывал, вплыла в зал и остановилась перед троном. Невольно все расступились, давая место новоприбывшей. Мы и то отошли на пару шагов, хотя ничего устрашающего или неприятного в ней не ощущалось — просто чувство дистанции, требующее неукоснительного соблюдения.

— Танцуй! — как-то капризно прозвучал приказ Великого Визиря.

— Слушаюсь, мой повелитель. — Странный голос со свистяще-шипящими нотками прозвучал спокойно, но напряженно. Будто по струне, еще дрожащей от прежнего аккорда, провели листом осоки, длинным и острым, иссохшим на ветру до звонкого хруста. Словно собственное эхо заключал в себе этот голос, создавая ощущение необыкновенно слаженного дуэта, исходящего из одних уст.

Что-то в этом роде я уже слышал — кажется, на той же таможне…

Без особого требования публика, затихшая так, что все вышесказанное было отлично слышно, расступилась еще шире, образуя перед троном круг. Не слишком широкий, футов сорок, так что нам с женами пришлось отступить ненамного.

Из центра круга танцовщица чуть ли не нам под ноги пустила извлеченный из-под покрывал хрустальный шар. Остановившись в паре футов от носков моих парадных штиблет, он засиял огоньками активных точек и зазвучал, дав музыку начинающемуся танцу.

Та полилась спокойно и свободно — струнные, вроде иэрийской гитары, и мягкий духовой инструмент, скорее всего, гобой. То чередуясь, то сплетаясь, они вели мелодию, ритм которой больше всего напоминал морской прибой. Излюбленная тема ожидания, льющаяся из каждой хисахской раковины, заклятой на дальнюю связь.

Сбрасывая первое, фиолетовое покрывало, женщина обошла круг, протягивая руки в пространство, точно в поиске чего-то недостающего, вернулась в центр пустующей площадки и закружилась там, все так же пытаясь плавными, гладящими движениями нащупать в воздухе нечто невидимое.

Безуспешность и этой попытки стоила ей следующего покрывала — синего. Теперь танцовщица не сама пыталась найти, а звала, заманивала нечто, по ее мнению, однозначно существующее и необходимое, показывала каждым движением всю ласку и осторожность, с которой примет неведомое, согласись то прийти на зов.

Вновь пожертвовав очередным, голубым покрывалом в долгом взмахе обеими руками — почти броске, — танцовщица, похоже, достигла своей цели.

Нечто явилось — это было видно в каждом ее движении. Нежное, бесформенное и любопытное, оно вилось вокруг постепенно проступающей сквозь ткань гибкой фигуры, поддаваясь на осторожную ласку и постепенно доверяя себя призвавшей.

Та почувствовала свой успех и власть, медленно переступая теперь вокруг довольной и покорной добычи — сама охотница, но не убийца. Скорее наездница, готовая усмирить и обучить пойманного скакуна, сделав его верным помощником в деле. Естественно, еще одно покрывало, зеленое, было совершенно лишним при этом и отлетело в сторону небрежно и легко.

Любое обучение начинается с игры, а лучшей формой для первых игр разумных и неразумных существ был и будет мяч. Сноровисто и быстро танцовщица придала полностью подвластной ей добыче необходимую форму и пустилась в игру, заставляя ту повиноваться каждому движению танца.

Иллюзией это было или реальностью, но раз за разом мне казалось, что невидимый мяч проминает округлым боком прозрачную ткань желтого покрывала. Все шире и свободней он кружил в руках своей всевластной повелительницы, взлетая и вновь возвращаясь по мановению ее руки, пока в очередном прыжке не увлек за собой покрывало, сорвав его!

Могу поклясться, что в танце этом не было ни крохи колдовства, ни один прибор не показал бы ничего — хоть брось сейчас тот же мяч-тестер прямо в круг, как клинок в загулявший вихрь…

Это была магия без заклятий, амулетов и зелий. Магия без магии.

Обучение сущности завершилось, настала пора пустить ее в дело. Размашистыми движениями пропуская меж ладоней невидимое, женщина вытянула и изогнула его, заострив на концах. Теперь это было оружие, и в движениях танца отчетливо угадывались приемы работы с сайсой, удары, блоки и колющие выпады.

Теперь оранжевое покрывало танцовщицы вилось в воздухе, как бешеное пламя на пожаре, следуя за взмахами невидимого оружия и отчетливо проминаясь под его древком. Когда прозрачная ткань широкой огненной полосой словно стекла с лезвия, ударив в пол перед тронным помостом, я удивился, как ковры на нем не вспыхнули.

Должно быть, так Тилла-Молния сражалась в поединке богов, давшем начало Войне Сил. Огненная стихия явственно читалась в каждом движении танцовщицы, вновь решившей сменить форму и назначение подвластной ей сути.

Размеренные шаги и жесты обрели еще большую легкость, а то, что было игрушкой и оружием, стало чем-то иным. Сразу угадать, что это такое, не получалось — что-то плоское и небольшое, сложенное из отдельных частей. Причем с новой ипостасью своего невидимого инструмента женщина обращалась куда более бережно и как-то… наравне, как с осознавшим себя партнером.

Что это, я понял, лишь когда первый лист несуществующей книги вырвался из пальцев танцовщицы. А затем одна за другой невидимые страницы полетели прочь, провожаемые гладящими взмахами рук. Она не пыталась их удержать — напротив, с охотой отпускала в полет, научив всему, чему могла, и теперь освобождая.

И все-таки казалось, что каждый лист уносит частицу самой создательницы своих новых сил и качеств. Закружившись в прощальном хороводе, они сорвали последнее, алое покрывало, обнажая ее суть и раскрывая тайну.

Точности выражений и таланту в преподнесении подарков Великого Визиря можно было лишь позавидовать. Мои склонности в выборе трофеев и свиты оказались одинаково полно отражены в образе танцовщицы. Женщина, дракон и змея в одном лице — драконидка!

Умеет же злыдень, когда захочет…

Увы, даже столь потрясающему моменту было не дано завершиться безупречно.

— Иза'манка! Иза'манка!!! — вдруг радостно заагукал султан, раззявив рот и указывая на танцующую драконидку толстым пальцем с непропорционально узким и длинным ногтем.

Словно подрубленная сравнением с ящеричной обезьяной, та опустилась на колени, завершив танец круговым движением рук. Но даже высочайшая глупость Его Великолепия не смогла испортить впечатление. Мы застыли, не в силах отвести взгляда от гибкого чешуйчатого тела, прикрытого лишь украшениями. И спорю, не многие в зале захотели поддержать монаршью «шутку» приличествующим смешком. На миг застыв неподвижно, теперь женщина драконьей крови медленно поднималась.

Что ж, танец оказался истинным даром нам, а талант танцовщицы — даром Судьбы ей самой, ее стране и расе. Не думал, что когда-нибудь за что-нибудь смогу быть благодарен Музафару Подколодному, то есть Великолепному, но вот же…

— Дарю эту наложницу вам, о блистательный, — прервал во мне борьбу раскаяния с неприязнью означенный гад. — Дабы уравновесить сверкание вашей свиты второй жемчужиной под пару удивительной охотнице.