Долгие секунды казалось, что вот-вот Зарецки выправится и сбросит погребающие его под собой джунгли. Но природа сильнее любой магии разумных. Кадорг медленно, незаметно поначалу, начал клониться вперед. Оплетающие его лианы затрещали, зверье метнулось прочь из-под рушащейся туши осадника.
Тяжкий грохот, треск и плеск возвестили о падении на долгие лиги вокруг. Лицевым забралом капрал пришел как раз в сияющую голубым лужу «ведьминого студня».
Чем началась для Конрада Зарецки карьера кадавризированного организма, тем и закончилась. Оставшиеся ему двадцать восемь процентов биологической адекватности бесследно растворились, окончательно истекая в живую бесконечность Мекана.
«И ни во сне, ни наяву уж не отпустит топь...»
Все.
Казалось, все затихло. Не от уважения к смерти — тесайрский фронт от такого отучает сразу и навсегда, — а от масштабности потери, размера катастрофы. Которую распоследняя здешняя тварь не разумом — чутьем возьмет. Самая распоследняя...
Кроме высокородной.
Из трясущейся кучи пальмового листа неуместно доносились возмущенно-недовольные вопли. Опасное зверье потихоньку обживало безопасный оазис, одержанный разрушительной мощью разума, и надо бы прибрать оттуда Леах ау Риер ау Сниотта, уари Инерс. Это если по правилам. А если по совести...
Единственное, чего мне хотелось сделать по-настоящему, — это одним ударом тесака снести голову проклятой мрази.
Однако жизни наши друг на друга в этом походе записаны. Хочешь не хочешь, а спасай. Как оправдаться, если светлоэльфийская стерва найдет судьбу свою неминучую не при участии моем, так хоть в присутствии, еще не придумалось. Так что, скрепя сердце, пришлось указующе вытянуть руку в сторону пальмового стога и скомандовать:
— Харм, апорт!
Пес посмотрел на меня укоризненно, но не шевельнулся. Пришлось повторить приказ.
— Апорт!!!
Только тогда он поднялся и, набирая ход, потрусил исполнять.
Самое время. Стог уже изрядно осел и потихоньку подавался под атакой меканских тварей и всепожирающего биорастворителя. Еще немного, и все можно будет спокойно списать на несчастный случай. Но нет — возмущенный визг эльфи возвестил об удачном завершении по крайней мере первого этапа спасательной экспедиции. Из пальмовых листьев показалась голова пса с болтающейся в зубах фигуркой Инорожденной.
Харм в три прыжка вынесся из гущи одержания и швырнул поноску к моим ногам, как негодную падаль. Каковой, если вдуматься, высокородная Леах ау Риер и была все без малого пять сотен лет своей жизни. Светлая эльфь возмущенно встрепенулась, очухиваясь, но пес тут же припечатал ее меж лопаток стальной лапой. Не в полную силу — хребет не сломал, хотя стоило бы. Так, только вода болотная чавкнула.
Не знаю, как четвероногий кадорг угадывал, когда Инорожденная Дня открывала рот не для вдоха, а для злобной тирады, но именно в такие моменты он с абсолютной точностью взрыкивал и усиливал нажим, снова и снова окуная эльфь в лужу. Поэтому все взвизги и выкрики мерзавки завершались скорым и неотвратимым «плюх!».
Наконец высокородная заткнулась. Должно быть, вдоволь нахлебалась болотной жижи. И поделом — в сравнении с ее выражениями лужа куда чище смотрится. Хоть рот от всей этой грязи прополощет. — Фу, Харм! — нехотя отозвал я пса. — Фу! Хватит! Кадорг медленно убрал лапу и отошел в сторону, утробно рыча на одной ноте. Леах проводила его опасливым взглядом через плечо. И не зря. Поверить, что урок пошел светлоэльфийской дряни впрок, пес не мог, поэтому оставался настороже.
Добрую дюжину секунд она только шумно сопела, приподнявшись на локте. Молча. Затем отвернулась и принялась подыматься на ноги. Отворотил физиономию и я, занятый дезактивацией едва сдерживаемого песчаными отмелями «ведьминого студня». Все внимание ушло на соответствующее заклятие. Как-то не ждал я уже от Инорожденной дальнейших пакостей. Норма за день и так перевыполнена — на пару лет вперед, не меньше.
Напрасно успокоился, как оказалось. Этот кладезь неиссякаем. Хорошо, что Харм успел несерьезно, совсем по-щенячьи взвизгнуть. Тут не захочешь — обернешься.
Вовремя. Не отряхнув толком ошметья лиан и грязь, Леах вытащила из-за пояса свой магический жезл и запалила на нем даже с виду нехорошее заклятие. Оранжево-зеленое свечение оттенка высшей тошнотворности. Как оно скажется на кадорге, в сторону которого жезл был весьма недвусмысленно направлен, я предсказать не брался. А узнать на собственном опыте и примере ни в чем не повинного пса и вовсе не был намерен.
— Не сметь!!! — одним прыжком я оказался между Хармом и Инорожденной, занесшей магический жезл. — Только попробуй!
— Что тогда? — прошипела взбешенная до предела женщина эльфийской крови.
Отвечать мне не потребовалось. Под судорожно сжатыми пальцами сам собой закрутился жгут бешено вращающегося воздуха, словно бич, выбивающий из болотного ковра клочья мха и грязные брызги. Лицо свело не хуже руки, кожа на скулах натянулась до боли, аж задеревенела. Так, наверное, ощерился, что кадоргу с его стальной пастью до моего оскала далеко будет.
Беснующуюся эльфь зрелище, похоже, проняло. Причем не знаю, что ее убедило больше — смерч в моей руке или моя перекошенная рожа. Так или иначе, ощерившись в ответ и согнувшись, будто перед прыжком на добычу, жезл свой Леах все-таки отвела в сторону — медленно-медленно, широким дуговым жестом. Заклятие, правда, с него не сняла, оставив наготове.
И то хлеб. Если не ошибаюсь, сие означает явную готовность к переговорам. Эмоции и прочая шелуха не в счет. Так начнем, не мешкая.
— Зачем же так с собачкой, а? — По уличной, клановой привычке серьезные разборки всегда с ернического тона начинать привык.
— Отойди! — Невозможность мгновенно исполнить свой замысел эльфь не остановила.
— Не, не выйдет. — Тянуть время, пока та не остынет, вряд ли осмысленно, но все-таки...
— Пес-ссс! Ос-сскорбил меня! — соизволила дойти до объяснений высокородная.
Уже лучше. Значит, точно договоримся. Осталось только найти условия, на которых договор удовлетворит нас обоих. Ну и Харма, разумеется. Желательно целиком, а не частями. На фиг мне кадорг, разнесенный на части заклятием?
Целый, конечно, тоже даром не сдался, но так хоть справедливо будет. Не дело за собственную глупость и злобу других наказывать. Хотя это как раз в эльфийских традициях. Причем именно у Инорожденных Дня. Ночные, те причину искать вовсе не приучены.
— Ну не так уж, чтобы очень... — Оттяну гнев высокородной на себя, тут не помешает.
— Не тебе с-судить! — зашипела она в ответ. Увы, не вышло сбить стерву с толку. Попробуем иначе. На совесть надавим, хотя какая тут совесть... Одно самомнение с завистью пополам. И все-таки надо попытаться.
Отвлекая внимание эльфи, я повел свободной рукой вдоль поредевшего строя кадоргов. Отступившие с горем пополам железные парни сгрудились ярдах в двадцати от нас, милосердно скрывая за собой беснующиеся джунгли и безжизненные остовы погибших. И нельзя сказать, чтобы вид у выживших был особо дружелюбный.
— Пес тебя оттуда вытащил! Прибьешь его — кто тогда за тебя встанет?!
Следуя моему жесту, Леах обвела взглядом строй отдельной КадБригады Оррей-Гайт и то, что не слишком надежно за ним скрывалось. Ее перекошенное злобой лицо постепенно поменяло выражение. Не то чтобы эльфь раскаивалась или хотя бы успокоилась. Скорее сквозь маску бешенства проступили непривычные прежде для высокородной черты страха и бессилия. Не знаю, что именно она разглядела в напряженных фигурах кадавризированных посмертно солдат, но зрелища этого хватило с лихвой. Я понял, что могу выпустить воздух, скрученный в смертельное оружие, из уже изрядно уставшей руки.
Таким образом, к достижению договоренности мы теперь были не в пример ближе. Во всяком случае, инициативу проявляла сама высокородная.
— Пока эта тварь гуляет без привязи, с места не сдвинусь! — Голос эльфи звенел на пределе.
Да хоть бы она на том месте и корни пустила, мне-то что. Но общая миролюбивость посыла ясна. Правда, кто еще тут тварь, если посмотреть. И Леах на привязи лично я увидел бы с куда большим удовольствием...