Собственный дом с садом, пара машин, красавица-жена, ничуть не подурневшая после родов, сын — казалось бы, все есть. Вот только жена вдруг превратилась в помесь Золушки и американки времен шестидесятых — этакое вечно улыбающееся, щебечущее нечто, живущее интересами мужа, дома и семьи. Идеал домостроя и непрекращающийся ад в семейной жизни! Ворон не считал себя бездушной штамповкой и почти физически не мог говорить «я люблю тебя, дорогая!» на завтрак, обед и ужин. Он предпочитал действовать, а не сотрясать воздух пустыми словами. Не стремился к идеалу «как у всех» и обладал гордостью и самоуважением, чтобы не примеривать на себя навязываемую роль образцового мужа.
Самое забавное, сын вырос таким же. Пусть они и не общались, Ворон знал о нем многое. Генетика порой поразительно однозначна (не валить же все на характер бывшей супруги, которая даже сына умудрилась достать). Основной проблемой сейчас являлся именно он: мальчишка вполне мог ввязаться в авантюру с Зоной, а просто прийти стукнуть кулаком по столу и запретить Ворон считал себя не в праве. Да и не помогло бы: когда-то его собственный отец пытался давить и выбирать за него, в результате все окончательно разрушил.
В отношениях с сыном сильно помогал Выдра, но Ворон готовился к не слишком приятной поездке и разговору, допуская возможность, будто все надумал и проблемы не существовало. Ничего страшного. Разберутся. Разница в возрасте дает преимущества, главное — умение при необходимости наступать себе на горло и слушать больше, чем говорить.
Алла прилетала нечасто. Визиты чаще всего зависели от ее настроения, но Ворон знал: ему стоит всего лишь набрать несколько цифр и произнести единственное слово: «Приезжай».
Несколько раз он так и делал. Кажется, Аллу именно эти периоды его слабости убедили в том, что она по-настоящему ему дорога. А еще она оказалась особенной. Учитывая их знакомство, иначе и не могло быть. Мало какая девица так спокойно будет относиться к перестрелкам и трупам, не устраивая грандиозных истерик в процессе спасения.
И главное, Алла вовсе не собиралась менять ни его, ни себя. У нее имелась собственная жизнь, и она умела уважать чужую, что в свою очередь совершенно не мешало быть вместе. Не удавалось им лишь одного: просуществовать бок о бок дольше месяца. В последний раз все обернулось скандалом, они не общались почти полгода, но… Алла все же прилетала.
На третьем этаже располагались многочисленные кафе, рестораны, бистро и пиццерии. Самые престижные из них занимали места у огромных стеклянных стен, через которые удавалось наслаждаться видами либо на стоянку машин и эстакаду, с фоном в виде обширных лесов и полей, либо на взлетно-посадочные полосы.
Сами кафе поражали фантазией владельцев или нанятых ими дизайнеров. Сделанные в стиле ирландских пабов и салунов времен Дикого Запада забегаловки привлекали внимание деревянным интерьером. Рядом располагались заведения типа столовая. Как ни странно, без посетителей они не оставались. Компот из сухофруктов и суп вызывали у многих ностальгические чувства. «Шоколадница» привлекала внимание стенами из воздушных шариков. За стеклянными дверями с неоновой подсветкой притаилось интернет-кафе. Оно казалось заманчивым, но только в случае, если бы Ворон не слонялся здесь четыре часа кряду и время от времени его общества кто-нибудь не искал. Отрывать его от приема пищи еще позволялось, но читать Ворон предпочитал в тишине и полностью посвятив себя процессу.
По прозрачной крыше бил дождь, эхо подхватывало стук капель и разносило по всему огромному залу. Акустика здесь оказалась хоть для оперной арии, и даже многочисленная мебель, в том числе и мягкая, не усмиряла шелеста. Голова от него не болела, обыкновенные люди воспринимали его как должное, в конце концов, они находились в общественном месте и давно перестали замечать шарканье сотен ног, одинокое покашливание, приглушенный гул голосов. Ворона же корежило. Звук уж слишком напоминал тот, который издавал приближающийся хмырь. Пару раз он резко оборачивался, ожидая увидеть порождение Зоны непосредственно за плечом и инстинктивно нащупывая рукоять пистолета.
Оружие отсутствовало. У Ворона еще не отшибло мозги, чтобы носить пистолет вне Периметра, тем паче по аэропортам, хотя разрешение у него имелось. Многие сталкеры отрастили паранойю величиной с Эверест и не видели никакой разницы между Зоной и реальностью. Уподобляться им не хотелось, но и беспечностью он не страдал.
Хмырь даже не намечался в виде едва заметного глазу черного вихря на полу, да и с чего бы ему здесь появляться? Ворон прекрасно понимал, что нервничает зря, однако сердце, вначале ухнувшее вниз, теперь пыхтело, вскарабкиваясь обратно на подобающее ему в груди место, а шелест, будь он неладен, все продолжался и продолжался.
В этот раз он тоже резко дернулся. Вероятно, потому и заметил типа в темном бесформенном пальто, накинутом на рясу священнослужителя. Стоял он довольно далеко — лица особо не разглядишь и не запомнишь, а вот взгляд Ворон уловил отчетливо. Тот казался злым и ненавидящим. Вряд ли так можно смотреть на человека, которого видишь впервые в жизни, пусть и его манера одеваться или поведение лично тебе противны.
«Если б у меня ирокез на голове стоял или пентаграмма во всю куртку была вышита, я бы еще понял, — подумал Ворон. — А так-то чем я не угодил?»
Между незнакомцем и Вороном прошла группа лиц из Ближней Азии: человек тридцать в черных спортивных костюмах с баулами, чемоданами на колесиках, спортивными сумками, рюкзаками. Вдобавок все они галдели на своем языке, как стая галок, и совершенно перекрыли обзор. Воспользовавшись этим, тип исчез, оставив после себя весьма неприятный осадок и чувство обеспокоенности.
Ворон достал мобильный телефон и отстучал эсэмэс-сообщение: «Под два метра ростом, телосложение типичное десантурское, серое бесформенное пальто, ряса в пол». Перечел, фыркнул, подумал, что более идиотского описания давно не видел, но стирать не стал, отослал как было на несколько номеров.
Звонок последовал сразу же. Доктор, которому в случае чего пришлось бы Ворона латать, обеспокоился первым (иной раз казалось, Роман терпеть не может работать, вот и делает все возможное, лишь бы не обзаводиться пациентами). А еще он был настоящим другом.
— Вот сейчас точно не ко времени, — пробормотал Ворон себе под нос. Пришлось отвечать, а затем долго уверять, будто глупостей делать не станет и скорее всего ошибся.
Вряд ли маньяк подстерегал его в здании аэропорта намеренно. Более вероятно, они столкнулись случайно. Главной же неприятностью оказалось то, что Ворона тот знал в лицо. А если знал, значит, готовился к встрече: скорой, судя по ненависти.
«Везет мне на уродов, — подумал Ворон. — Редко, но метко».
— Нет, группа поддержки мне не нужна, ОМОН тоже без надобности, — ответил он и задумался. — Погоди, перезвоню.
Он быстро прервал разговор и отключил звонок. Было бы совершенно некстати, зазвони телефон в самый неожиданный момент.
Существовало слишком много «если», но Ворон отбросил их все. Попавшийся ему на глаза мужчина слишком ненавидел, соответствовал предположительному портрету маньяка-убийцы и вряд ли являлся просто попом, которому именно Ворон отдавил любимую мозоль в какой-нибудь дискуссии. И охотился: не именно за ним, а за кем-то еще.
Пытаться устранить кого-то в аэропорту — нонсенс. Проще подстеречь, например, на улице, но вряд ли маньяк специально выбирал самые сложные пути для осуществления убийств. Он подстерегал жертву там, где она ожидала нападения меньше всего. Дим, вполне возможно, сам впустил его в свой бункер. А если нет, пробраться в тот не составило труда: не через дверь, а например, выломав стену.
«Я вовсе не обязан играть в частного детектива», — подумал Ворон и позвонил Нечаеву.
Мыслили они, похоже, на одной волне, потому что «засланец ЦАЯ» первым делом упомянул в приветствии о необязательности вести расследование.
— У дураков и быков, — проворчал Ворон.