Во вторник он побрился, тщательно вымылся до пояса, нашел в шкафу относительно чистую рубашку и отправился… просто погулять. Да ладно, кого он обманывает? Ноги сами несли его к аптеке. Девочка в окошке стояла незнакомая, но тетку постарше, что бродила по служебному помещению, он узнал — Катина начальница.

— Извините, а когда я смогу увидеть Катю?

— Селиванову? Она у нас больше не работает. Купите что-нибудь?

— Ну, давайте гидроперит, что ли.

— Вот, пожалуйста. Заходите к нам.

Слова звучали бессмысленно и формально, а факты оказались беспощадными. Ну да, все правильно. Что же она так и будет тут всю жизнь сидеть и ждать, пока он соизволит за ней прийти? Домой к ней он решил не заходить: какой смысл? Скорее всего, она уже давно замуж вышла. Муж, дети, крепкая семья… О чем он только думает? Раньше это никогда его не интересовало, наоборот, воспринималось лишь как препятствие, помеха.

Надо же, подумал Торик, а подсознание у меня — молодец! Брякнул в аптеке вроде бы вообще наугад, что попало, и угодил в цель. Горло начинает побаливать, а значит, гидроперит очень даже пригодится. Таблетка на стакан горячей воды, и краска для волос превращается, превращается… в отличное полоскание для горла! Он улыбнулся, и даже не криво. Впервые за все эти дни.

* * *

Выйдя из очередного сеанса игры в старый DOOM, где он часа четыре бегал и стрелял по однообразным монстрам, Торик мельком посмотрел на монитор. Взгляд зацепился за незнакомую иконку со стилизованным изображением зеленой пули. Подпись ему тоже ничего не говорила: «NJHG». Вирусы, что ли, завелись? Будто мало ему своих бед!

Удалять иконку смысла не было. Для начала надо с ней разобраться. Он открыл свойства иконки. Хм… «все страньше и страньше», как говорила Алиса: иконка вела к исполняемому фалу EXE, лежавшему в папке с программами для управления погружениями. Дата создания — прошлый год. И что, он целый год не видел этой иконки? Хотя… Он вспомнил, как жил все это время, сколько всего случилось. Запросто мог смотреть мимо и не замечать. Не удивительно при его-то наблюдательности.

NJHG — что это? Выглядит бессмысленно, будто кодировка сбилась при наборе. А может, так и есть? Он переключил клавиатуру на русский регистр и набрал эти буквы. Теперь получилось «ТОРП». Тоже ерунда какая-то. Или нет? Что-то на самом краешке сознания вроде бы даже откликалось в ответ на эти буквы. Ну, давай, соберись! Завязывать надо с этими игрушками. Устал, словно разработал целую программу, а по сути, переливал чужие пикселы из пустого в порожнее. Торп, торп… Торопись? Не то.

Может, что-то служебное или математическое? Зоя вполне могла написать программу для каких-нибудь проверок или пересчетов. Зоя… Да, тогда они работали вместе. Славное было времечко… Каждая неделя приносила новый прорыв в неизвестное! Она придумала движитель, фазовые подкрутки, стоп-кран, торпеду. Торпеду? Так может, это и есть тот самый загадочный ТОРП? Конечно! И время примерно совпадает. Значит, вот куда она ее положила. А вот это интересно. Это надо будет посмотреть и попробовать. Но не сегодня. Глаза слезились. От перенапряжения? Или причина — в сожалении об упущенных возможностях?

* * *

Зоя все-таки здорово писала программы. И чего она прозябает в своем музыкальном магазине? Ведь могла бы стать крутым разработчиком! Правда, неизвестно, что у нее в голове. Может, она не решается на большие перемены в жизни, а может, наоборот, все продумала и сознательно отказалась от этой возможности, оставила ее для себя лишь в качестве хобби. Ладно, сейчас не время об этом думать.

Торик настроил «Торпеду» на небольшую девиацию фазы, запустил систему и привычно зафиксировал на себе сетку Фарадея. Сегодня неопределенностей было две — для старта он выбрал еще неисследованную точку. И уж тем более неизвестно, куда занесет его фазовый сдвиг. Вполне может быть, что здесь вообще окажется серая зона — без всяких погружений. Но все-таки… Он уснул.

* * *

…размеренно гребу, знакомо отталкивая воду — ни много ни мало, а ровно столько, чтобы можно было плыть долго-долго. Байдарка скользит бесшумно. Родители тоже молчат — отец отдыхает, прикрыв глаза, а мама гребет синхронно со мной. Полнейший штиль — наш семейно-путешественный флаг безвольно свисает вниз, не в силах пошевелиться.

Это не река, а что-то огромное — берегов не видно, кораблей — тоже. Только чуть впереди — другая байдарка, четырехместная. На ней наши компаньоны — семейная пара физиков и две их дочери-старшеклассницы. Они тихонько переговариваются, но отсюда их почти не слышно: слишком далеко. А вокруг во все небо наливается закат. Не оранжевый, а скорее, розоватый. Странно подсвечивает невесомые облачка, будто мы все сидим в театре, и все эти краски — дело рук умелого осветителя.

Где-то там, у горизонта, как раз куда мы плывем, едва угадывается громада неясной вертикали. Что бы это могло быть? Скала? Горы? Я смотрю на воду, провожая взглядом мелкий бурунчик — навсегда убегающий в прошлое гребок весла. Следующий гребок — теперь левой рукой — я делаю чуть сильнее, чтобы лучше ощутить воду, и теперь бурунчик издает тихий плеск. Нос байдарки послушно уходит слегка вправо. Отец даже с прикрытыми глазами замечает это и говорит: «Курс держать! Принять влево!» Я чуть заметно нажимаю педаль, руль байдарки слегка меняет положение, и лодка снова идет верным курсом.

Да, все правильно. Нам еще плыть да плыть до своей цели. До самого края этой огромной кофейной чашки. Вода теперь мутно-коричневая, словно насыщена илом. Или кофе. Интересно, какая она на вкус? Я не могу просто бросить грести, иначе мамино весло стукнется о мое. Поэтому сначала предупреждаю: «Суши весла!», и мы кладем весла поперек лодки практически синхронно. Мама не спрашивает зачем. Спросить можно позже. Все это не обсуждается: мы, как команда, притерлись уже давным-давно. Я опускаю руку в воду — она горячая! Мы что, действительно плывем в чашке с кофе? Как так? Почему не разогревается байдарка? И где отец? На его месте теперь топорщится, почему-то не опадая, пустой плащ. Плач. «Плачь не плачь, горю не помочь», — вдруг говорит мама басом. Из эмалевой глади воды — или все-таки кофе? — высовывается любопытный дельфин и улыбается. Сколько зубов-то у него! А я все машу обожженной рукой, пытаясь заодно смахнуть, стряхнуть наваждение. Мир переворачивается, но я еще там и успеваю подумать: а вдруг весь этот горячий кофе теперь прольется, и вывинчиваюсь в привычную реальность…

* * *

Встречать Торика было некому. И рассказать об испытанном тоже некому. Это понятно. Но почему правая рука слегка побаливала, словно после ожога? Получается, какие-то события или переживания при погружении могут оставлять вполне реальные следы? Такого еще не случалось.

Опасная штука, но, пожалуй, это даже круче, чем рубиться в DOOM! Так вот ты какой, прощальный подарок Зои, незамеченный и неоцененный вовремя. М-да, как-то нелепо все у них с Зоей получилось. Да еще эта никчемная скомканная салфетка расставания, когда не знаешь, что сказать, чтобы не сделать еще хуже.

* * *

Он все-таки придумал, кому можно позвонить. Секрет оказался прост: тому, кто знал его задолго до всех этих историй с работой, с учебой, с прибором. Курбатову, ударнику из их школьной группы. Уже после школы Торик однажды попытался сходить к ним на репетицию, Семен помог, но тогда все вышло не очень хорошо: музыка новой волны его откровенно напугала, оттолкнула. Может, зря? Может, надо было все-таки поддерживать связь со своей бывшей группой?

— Борис, это ты? Привет!

— Кто это? — такое знакомое хлюпанье носом! — А, Толян, ты, что ли? Привет, пропажа! Сколько лет, сколько зим!

— Да уж, лет много, а зим еще больше…

— Как это? Опять мне зубы заговариваешь?

Торик прямо-таки увидел мысленным взором, как Боря улыбается и в шутку грозит ему пальцем.