— Но главное — наш стоп-кран работает!

* * *

— И в чем будет наша новая задача? — Зоя приготовилась записывать.

— Сделаем так. Я погружаюсь как обычно, без мнимой части. Ты отслеживаешь засыпание, минуты через три-четыре начинаешь понемногу смещать фазу.

— В какую сторону? К плюсу или к минусу?

— Эм-м… Я забыл, где у нас водятся химеры?

— Поняла, к минусу. И… насколько сильно?

— Давай начнем с того, что минут за пять дойдем до двадцати градусов, посидим там минут десять. А потом снова уйдем по фазе в ноль.

— Ага, равномерная трапеция, хорошо, сейчас я ее отрезками программно задам, и попробуем.

* * *

…Кожа на пальцах задубела и уже почти не болит, когда берешь аккорды. Я сижу в Двудомике с гитарой. Вокруг знакомые с детства светло-зеленые стены, настолько привычные, что я их почти не замечаю. Я вытягиваю указательный палец и ставлю баррэ — теперь указательный лежит поперек грифа, а остальные пальцы, как свита, пристроились рядом с отдыхающим командиром. Дело вроде нехитрое, но пока мне трудно — еще нет мышечной памяти. Да и аккорды, такие привычные, если берешь другими пальцами, ощущаются совсем иначе.

Я ставлю ре-минор на пятом ладу. Теперь надо поставить соль-мажор на третьем. Подвинул руку, ставлю пальцы и… с удивлением вижу, как пальцы проминают и струны, и гриф, словно он сделан из пластилина, а не из дерева. По ощущениям, пальцы прошли гриф насквозь и встретились с большим пальцем, будто и нет никакого грифа, а я сжимаю воздух. При этом я вижу, что гриф есть, он никуда не делся, а пальцы вошли в него, став невидимыми. Боли не чувствую, лишь удивление и тревожное ощущение — нет, не чуда, а опасности, фатальной алогичности происходящего.

Пытаюсь вытащить руку из грифа, но это невозможно. Теперь моя левая рука — это и есть гриф, гитара стала естественным продолжением моего тела. Дрожание струн я воспринимаю примерно как шевеление волос на ветру. А само звучание гитары примерно как бурчание в животе — что-то не слишком приятное внутри меня, но с этим уж ничего не поделаешь. Проблема в том, что если я теперь — гитара, то эту гитару больше никто не держит, и… Ой, так и есть: я начинаю медленно заваливаться. Моя попа, которая теперь барабан гитары, просачивается сквозь сиденье и опускается на пол. И что дальше? Я пройду сквозь пол, потом увязну в земле, на которой стоит Двудомик? Может, пора уже запускать стоп-кран?!

Нет, подожду еще немного. Мне интересно и странно — я теперь сижу на полу, но не где-то под сиденьем, а просто в середине Двудомика. Будто взял и сел на пол. А гитару положил на сиденье. Впрочем, она и так лежит себе спокойненько на сиденье, отдельная, словно никогда и не была частью меня. Я встаю с пола, беру гитару, вытягиваю указательный палец и беру баррэ.

Фух… обошлось, похоже, мы вернулись из фантасмагории к нормальному погружению. Больше ничего интересного тут не будет. Ярко-желтый заливает мир Двудомика, я представляю, что мои струны не стальные, а стеклянные, слышу высокий свист и мысленно добавляю чудесный запах ванилина, пальцами продолжая терзать струны гитары. Мир послушно переворачивается, сжимается и… я выхожу в реал.

* * *

— Все хорошо? — спрашивает почему-то Вика, а не Зоя. Когда она успела прийти?

— Мы тебя потеряли, — тревожно сообщает Зоя. — Я уже собиралась экстренно доставать тебя.

— Поче… — Торик попытался заговорить, но получилось не слишком хорошо: горло пересохло. — Почему так долго? Там прошло всего несколько минут.

— Страшно было?

О, а Вика волнуется всерьез. Торик помотал головой в шлеме:

— Не особо. Скорее очень странно. Хотелось досмотреть, чем там дело кончится.

— А что ты видел-то?

Как им объяснить?

— Я был… Мы с гитарой на некоторое время стали единым целым.

Вика смеется:

— Ой, можно подумать, ты и так со своей гитарой не одно целое! Да и Семик мой тоже. Я так понимаю, раз уж вы в школе в это дело ввязались, музыка теперь с вами навсегда. Вот для меня гитара — это что-то чужеродное. Всегда боюсь ее в руки взять — вдруг что-нибудь сломаю или струну порву…

А Зоя, наоборот, серьезна:

— Полное слияние? Ты стал гитарой?

— Нет, скорее… она во мне проросла.

— А потом постепенно отпустило?

— Видимо, когда фаза ушла…

— У тебя случился сдвиг по фазе? — сегодня у Вики явно хорошее настроение.

Зоя согласилась, поскольку так оно и было, и лишь потом поняла второй смысл фразы и улыбнулась. Ей не слишком нравилось, когда люди применяли точные термины в бытовом смысле. Но тут важнее было поддержать компанию.

Торик наконец выбрался из тесных объятий сетки Фарадея, некоторое время еще посидел, приходя в себя, а потом задумчиво сказал Зое:

— А ты могла бы написать отдельный модуль, чтобы он без оператора мог сделать то, что ты сейчас делала?

— Плавно ввести по трапеции фазу, подождать и потом вывести? Да запросто. В принципе, ты и сам мог бы добавить такую функцию в драйвер.

Торик поморщился.

— Сделай лучше ты, ладно? Так надежней. И назовем эту штуку «торпедой».

— Ладно, напишу тебе торпеду. Хочешь сам потом попробовать? Аккуратней, такие погружения уже опасны.

— Я еще не решил. Просто пусть будет на всякий случай, пока мы нашли этот режим.

— Ога. Я там еще в начале сделаю ввод или подтверждение всех динамических параметров.

— Отлично!

* * *

— Как там твои женихи с того света? — поинтересовался Торик, когда с котлетами было покончено.

Вика тут же поставила тарелку на стол — от греха подальше — наклонила голову и непроизвольно уперлась сжатыми кулачками в бока:

— В каком смысле, «с того света»?

— Да ладно, не заводись. Фильм был такой «Жених с того света».

— А я тут при чем?

— Твои… скажем, корреспонденты, живут в Новом Свете, а мы — в старом. Значит, они — с того света.

— Выкрутился! — Вика еще сердилась, но уже улыбалась. — Да фигня все это. Пишешь-пишешь им, а толку? Большинство просто не отвечают. Остальные пару-тройку писем напишут и отваливаются. А кто-то мне сразу не нравится.

— Логично. Думаю, кому-то и ты можешь не понравиться.

— Да-а? Хотя… — она сразу сникла. — Эх, может, ты и прав. Мама мне всегда говорила…

— Вик, ну, не сразу все получается.

Прикусив губу, Вика чуть помолчала, но потом все же решилась:

— Ладно, ты — не подруга, завидовать не будешь. У меня пока осталось двое — Джарвед с Аляски и Берт.

— Тоже из Штатов?

— Ну да.

— И как они?

— Берт — красавчик, но он как-то уж очень спешит. Вопросов не задает, о себе почти не рассказывает. Мне те, что потом отвалились, и то больше подробностей выдавали — про себя, про свой город, ну хоть что-то. А Берт какой-то мутный. Типа, я много болтать не люблю, приезжай к нам, тут поговорим.

— Да, странно. Похоже, ему все равно, какая ты. Может, он это самое…

— Чего?

— Девушек набирает в бордель?

— Да ты что! Хотя… не знаю. Мне такое в голову не приходило. Он в последнем письме что-то написал про деньги, но я не совсем поняла. Посмотришь?

Она вернулась с распечаткой.

— Вот. Я вижу, что четыреста долларов, а дальше? Это он хочет мне на билет прислать?

— Хм… Нет, тут все наоборот. Не на билет, а на оформление временной визы. И не он тебе пришлет, а хочет, чтобы ты ему выслала денег на оформление.

— Я?! Да я его знать не знаю. И как деньги отправить туда, это надо долларов купить, потом как-то их…

— Вик, я думаю, это мошенник. Простой сове… гм… американский вымогатель. Он тупо хочет денег. Вот почему ему совсем неинтересно о тебе спрашивать.

— Кошмар какой! Слушай, хорошо, с тобой посоветовалась, вот бы влетела!

— Осторожней, подруга. Народ всякий попадается.

— Да уж!

— А Джарвед тоже красавчик?

Вика вздохнула.