— Спасибо, Мария Петровна, я уже…

— Очень хорошо. Видишь ли в чем дело. Нам сейчас никак нельзя завалить этот проект. Ты в нем — ведущий программист. Поручить мне его больше некому, после ухода Сомовой. Ты знаешь, что этой установкой интересуются французы, но это еще не вся правда.

— Не вся?

— Рассказывать об этом не надо, но… Есть вариант, что кроме этой фирмы наша тема привлекла еще три фирмы, тоже во Франции. Перспективы впечатляющие. Будут новые фонды, новые люди. Разумеется, это отразится и на статусе, и на зарплате. Понимаешь?

Он кивнул.

— Но, чтобы все это закрутилось, и установка, и программа для нее должны работать не хорошо, а просто безупречно. Для этого нужно, чтобы ты был в рабочей форме, в полной боевой готовности, офицер. Невзирая на потери. Соберись! Отложи лорда Уукрула…

— Я не… — Он покраснел.

— Да, я в курсе. Ты же не установка наша — не в вакууме работаешь. Вот что мы с тобой сделаем. Полное переключение, а потом полное погружение.

— Как это? — Торик даже вздрогнул: она что, и об этом знает?!

— Три дня ты не подходишь к компьютерам. Совсем. Это не наказание. Пе-ре-клю-че-ни-е. Надо встряхнуть мозги. У тебя хорошо с английским? Отлично. Сверчкову срочно нужно перевести одну важную статью из американского журнала. Пойдешь в патентный отдел, назовешь вот этот номер, тебе дадут журнал. Выносить его никуда нельзя. Словари у них там есть, много. Возьми пару тетрадей. Через три дня жду от тебя полный перевод статьи. Мне не показывай! У меня нет допуска. Отдашь Сверчкову лично в руки, под роспись. И сразу забудешь все, что переводил. Понятно?

Он ошалело кивнул.

— Потом со свежими силами вернешься к работе над программой. А прямо сейчас, где не дописано, поставь времянки, чтобы хоть не разваливалось на ходу. Лошадкина пока несколько тестов твоей программы проведет с эмуляторами обмена. Я сама ей скажу. Держись, ты нам очень нужен.

Домой он пришел с новым ощущением. И в родителях что-то изменилось. Видимо, они приняли решение, потому что за столом отец откашлялся и высказал главное: они сильно огорчены. Они считают, что Торик пожалеет о своем выборе, но пока вынуждены с ним согласиться. Жить на съемной квартире — это не выход. Так что будут разменивать квартиру на две, и пока искать варианты. Ну и картошку посадят вместе.

А там видно будет. Может, он еще передумает.

* * *

Июнь 1991, Город, 26 лет

Звенящий июнь принес с собой не только жаркие дни, но и целый выводок бывших студентов, а теперь сотрудников. Стол, оставшийся от Ольги, больше не пустовал. Там поселилась Янина, улыбчивая блондинка и неожиданно сообразительная программистка. С легкой руки Лошадкиной, девушку с первого же дня окрестили Янчиком.

Жизнь в отделе забурлила. Новичков надо было вводить в курс дела. Опытных сотрудников — вовремя загружать работой.

Однажды утром Петровна подозвала Торика и торжественно сообщила, что он назначается руководителем группы программистов, но его прежние задачи тоже остаются за ним.

Работа в отделе шла полным ходом. Перспективную систему доделали, она успешно прошла все внутренние испытания, и теперь ее отправили во Францию, чтобы испытывать уже там, на месте. Техническими параметрами французы оказались очень довольны: новая система значительно превосходила их аналоги во многих отношениях.

В воздухе повисла перспектива долгосрочного сотрудничества.

* * *

Июль 1991, Город, 26 лет

На работе Торик тоже радовался и гордился общими успехами. А вот дома было тягостно. Покупали газеты с объявлениями, обзванивали все предложения. Вариантов вроде нашлось много, да все неподходящие. Торик уже был согласен на что угодно, лишь бы вопрос поскорее решился. Все устали. Хотелось и быстрее разъехаться, и ничего не делать, оставив все, как есть.

Еще через десяток вариантов подыскали такой, что устроил всех. Торик не возражал. Пусть квартира еще дальше от работы, и пусть там постоянно летают самолеты. Зато полноценная двушка. И даже с балконом, хоть и непонятно, зачем на первом этаже делают балконы. Главное — у него будет своя квартира!

* * *

Помочь с переездом Торик пригласил Семена. А тот взял с собой Вику: чем больше людей и рук, тем лучше. Девятиклассница здорово вытянулась, стала меньше похожа на пухлую девочку-картинку, как в младших классах, и больше на Семена: проглядывали семейные скулы и ямочка на подбородке.

За один день с переездом не управились, пришлось еще и второй выходной захватить. Устали. Болели руки — сколько всего перетаскали, ноги — сколько лестничных пролетов пройдено? Даже в голове, казалось, устала «мышца», которой приходилось думать, что куда поставить и как вместить невмещаемое.

В перерыве сели передохнуть на новой кухне.

— А супа не будет? — удивилась Вика.

— Супа не обещаю, но можем попить чай с плюшками, — великодушно объявил Торик.

— Ну хоть-хооть, — привычно протянула Вика, что у нее означало «хотя бы так, если нет ничего другого».

Разговорились. Вика очень просила сходить с ней на «Ласковый май» — группа как раз собиралась приехать с гастролями через неделю. Семен категорически отказался: такую музыку он не будет слушать даже под дулом пистолета. Торик поначалу поддакивал, он тоже считал такую музыку навязчивым примитивом.

Вика поняла, что ее никто не поддержит. Разом осознала, что ее мечта скоро промелькнет и скроется за горизонтом, и глаза ее наполнились слезами. Голос задрожал, и она решилась на последнюю попытку:

— Ну, пожа-а-луйста! Одну меня мама точно не отпустит!

И Торик неожиданно для себя согласился. Правда, тут же пожалел об этом, но слово было сказано. Вика заметно повеселела. Она уже предвкушала удовольствие, и даже движения ее, казалось, стали легче и проворней. Когда она убежала за очередной стопкой книг, Семен глянул в глаза Торику, отрицательно покачал головой и выразительно покрутил пальцем у виска, имея в виду то ли Торика, то ли Вику, то ли всю затею сразу.

В этот день управились уже часам к трем дня. Ребята попрощались и ушли, а Торик впервые остался один в своем новом жилище.

К этой мысли надо было еще привыкнуть.

* * *

Концерт состоялся. Торик сразу понял, что отправился с Викой не зря: одну ее сюда отпускать точно не стоило. Толпа щерилась подвыпившими пацанами. Они орали, хорохорились друг перед другом, задевали окружающих. Понятно, что драться Торик не смог бы, но присутствие рядом с девушкой взрослого уже отпугивало значительную часть нахалов.

Музыка Торику не нравилась. Все, как он и предполагал: примитивные слова, простенькие мелодии, бесконечные повторы, ломающиеся голоса мальчишек, поющих мимо нот. Но Вика словно не замечала всего этого. Она искренне увлеклась происходящим и получала удовольствие. А во втором отделении не усидела на месте, вскочила и начала азартно пританцовывать со всеми, вовлеченная в общий ритм.

Впрочем, Торик не только отбывал повинность. Один фрагмент текста ему даже понравился:

Кто-то другой и, может быть, случайный

Рядом с тобой и рядом с нашей тайной…

В этом что-то было. Конечно, не такое изысканное, как в бабушкиных стихах времен Серебряного века, но здесь хотя бы проглядывал некий образ. Вот уж не ожидал!

В финальной песне Вика уже не только танцевала, но и пела вместе с солистом, периодически виновато оглядываясь на Торика:

Взрослые, ну поймите нас, взрослые!

Мы хотим просто жить чуть поправильней вас.

И именно в этот момент, на концерте заурядной группы, на стадионе, полном подростков, Торик особенно остро осознал, что «взрослые» — это теперь он сам! Как ни странно, до этого он всегда ассоциировал себя со школьниками и студентами. А теперь выросло поколение молодых ребят и девчонок, для которых взрослый (если не старый) — он. Надо же!