Сосредоточиться на ее словах не получалось: комната большая, человек на двадцать. Непривычно. На прежнем месте работы люди обычно «приклеивались» к месту почти на целый день. А здесь кипела жизнь. Люди не шумели, но вели себя активно — входили и выходили, усаживались за столы, что-то искали в бумагах, порой негромко переговаривались.

К их столу тоже кто-то подходил, задавал Петровне вопросы, а улыбающийся гротескно-толстый парень в очках оставил даже печатную плату. Торик так старательно все это игнорировал, что не заметил, как позади на стульчике притулился мужчина, внимательно слушая их разговор.

Торик начал пылко возражать, что до сих пор легко обходился без рисования блок-схем, ведь программы прекрасно пишутся и так, и тут мужчина присоединился к беседе:

— Здравствуйте. Это наша принципиальная позиция. Дело даже не в том, что программистов у нас много, а машинного времени на всех не хватает. Просто мозг у человека работает по-разному, когда он нажимает клавиши или когда проводит линии и стрелки на бумаге. Почему бы не использовать все возможности мозга, особенно если это приводит к более качественной работе?

— И особенно если этого требует начальник отдела, да, Дмитрий Сергеевич? — весело подхватила Петровна.

Тот слегка смутился. Торик взглянул на него. Улыбчивое лицо с проницательными глазами, острый нос и шапка неопределенно-пегих волос, переходивших в пышные бакенбарды, а затем и бороду. Все вместе оставляло ощущение доброго волшебника, мудрое лицо которого обрамлено пушистой рамкой.

— Мы не то чтобы требуем обязательно рисовать алгоритмы на бумаге. Но это очень желательно, особенно поначалу, чтобы старшие товарищи (взгляд в сторону Петровны) могли вовремя вмешаться и поправить, пока мы не наломали дров в непривычной системе. Разумно?

Возражений у Торика не нашлось. Ладно, схемы так схемы. Была бы работа интересная.

Когда начальник отошел от стола, Петровна прикрыла рот рукой, понизила голос и сказала:

— Правда, он похож на Гэндальфа?

— На кого?

— Ты не читал Толкиена, «Властелин колец»? Там один волшебник — по описанию в точности как наш Дмитрий Сергеевич!

— Нет, я… — промямлил Торик и решил, что однажды непременно раздобудет и прочитает эту книгу.

* * *

Сама работа оказалась специфичной — на самом краешке между программированием и чистой физикой. Здесь тоже применялись формулы и алгоритмы, но, чтобы построить их правильно, приходилось представлять себе траектории потоков электронов, не забывая об ограничениях цифровых интерфейсов.

Затейливые эстафеты единичек и ноликов носились в недрах промышленных установок, больше всего напоминавших батискафы. Внутри, в глубоком вакууме, при строго поддерживаемых температурах, творилась Технология. А ошибки в программах, если такие случались, приводили не просто к странным цифрам или графикам на экране, и даже не к зависанию компьютеров. Одна из ошибок стоила жизни двум инженерам-испытателям. Другая чуть не превратила всю установку в лужу раскаленного металла. Обе они случились еще до прихода Торика, но все о них помнили и извлекли жестокий урок.

Ошибок в этих программах быть не должно. Поэтому они обвешивались веерными тестами, эмуляторами оборудования, генераторами случайных воздействий и прочими заклинаниями тестировщиков. Работать приходилось в тесном взаимодействии с «железячниками» — специалистами по аппаратной части. Одним из них оказался Вася Ишутин — тот широченной души парень, что оставил тогда на столе у Петровны печатную плату.

* * *

Как обычно, Торик не сразу научился различать снующих вокруг людей. Петровну он легко находил по необычной внешности, к тому же она была не только начальницей, но и первым человеком из этого маленького мира, с кем он познакомился.

А потом он заметил еще и Иру Лошадкину. Высокая, с пышной темной шевелюрой, она была настолько активна, что могла заполнить собой любое пространство. Она быстро двигалась, много говорила, часто смеялась и казалась вечной девчонкой, случайно угодившей на собрание скучных взрослых.

Рядом были и другие девушки. Яркая и улыбчивая толстушка Элла, дама, приятная во всех отношениях, хотя в глазах ее порой чудилось что-то недоброе. Чуть подальше сидела Нина, программистка, удивительно похожая на Жанну Самари с картины Ренуара. Иногда проходила мрачноватая брюнетка Тришкина — у нее в программах вечно находились странности, хотя университет девушка окончила с красным дипломом.

Но чаще всего Торик общался с Ольгой Сомовой: именно она раньше вела его участок работы. Ольга тоже была чуть старше него, но настолько не походила на Лошадкину, словно они были антиподами. Миниатюрная Ольга одевалась изящно, говорила неторопливо и взвешенно и при этом прекрасно знала себе цену. Она единственная комментировала свои программы очень тщательно, честно готовила полную документацию, чтобы другие смогли быстро в ней разобраться.

Хотя чудинки у нее тоже были. Свои программы она называла с изрядной долей иронии. Например, одну из внутренних программ назвала «КПСС» — контроллер поиска свободных соединений. Другая называлась «СССР» — система синхронизации и согласования реакций. Петровна хваталась за голову, посмеивалась и лишь надеялась, что эти шуточки не выйдут отделу боком. Ольга спокойно кивала, переделывала название, заменяя его на безобидным, а в следующий раз снова изобретала двусмысленные имена.

Плюс было в ней что-то еще — непонятное и загадочное, недосказанное. Торик подумал, что у этой девушки есть свой секрет, но ошибся.

У нее было много секретов.

* * *

Разумеется, в отделе работали не только девушки. Электроникой и периферийным оборудованием занимался Герман. Длинные почти белые волосы, почти невидимые брови и даже ресницы. Когда он на тебя смотрит, остается впечатление от встречи не то с ребенком-переростком, не то с инопланетянином.

Герман прекрасно управлялся с интерфейсами. Говорил с ними, порой даже что-нибудь напевал, и тогда Торик вспоминал одного из героев Стругацких, который бубнил: «Тут у нас сигнальчик, модулированный пилообразненько». Петровна гордилась, что именно у нее в секторе работает лучший в конторе специалист этого профиля.

Были у него и свои причуды. Из спичечных коробков Гера наделал себе миниатюрных — с ладонь — этажерочек, где хранил тщательно отсортированные радиодетали — резисторы, конденсаторы, микросхемы. Это Торика не удивило: у них с отцом были примерно такие же. Удивительным было другое — у Германа к каждому отделению была еще приделана крохотная ручечка, сделанная из половинки канцелярской скрепки! Это сколько же времени он потратил, чтобы любовно соединить все это?

Торик никогда не мог понять увлеченности людей, месяцами собирающих из крошечных деталек модель парусника или здания. То ли дело писать программы — невидимые, неслышимые, порой капризные, но работающие с поразительной быстротой и в точном соответствии с заложенной в них логикой. Недоглядел, недодумал — получи ошибку или сбой.

Совсем как у тех японцев, что месяцами складывали в строго определенном порядке костяшки домино, чтобы при запуске все фигуры выпадали именно так, как задумано. На ходу ничего не поправишь — как сделал, так и работает. Буквально все надо продумывать еще на берегу.

Пока Торику здесь все нравилось. Может, он наконец оказался на своем месте?

* * *

С другими секторами Торик почти не пересекался, но их руководителей тоже постепенно научился узнавать.

Кирилл Филимонов, которого все звали Филином, лощеный, в неизменных затемненных очках, иногда приносил компьютерные игрушки и увлеченно рубился в них, пока его не успевали отловить подчиненные. Хотя о делах тоже не забывал. А порой тяжко вздыхал, садился с кем-нибудь из своих за стол и методично разбирал текст программы, выплевывая ехидные замечания.

Эдик Жаров не говорил, а вещал, не спрашивал, а требовал отчета, не интересовался, а ставил перед необходимостью объяснять. Торик радовался, что по работе они не общались.