Кодер все эти премудрости освоил и теперь передавал знания Торику. «Если правильно поставить молодняк, однажды он сможет делать за тебя твою работу», — говорил он, и, похоже, в его понимании это касалось не только программирования. «Если не доходит через голову, пусть доходит через руки! Потерял программу? Отлично! Поздравляю! Набирай еще раз, и больше не забывай сохраняться». Советы так и сыпались.

Торик не ленился, он просто пока мало знал. Опыта не хватало, но он быстро учился. И главное — у Кодера относительно него имелись далеко идущие планы. Если правильно поставить молодняк…

* * *

Апрель 1986 года, Город, 20 лет

Зима сменилась весной, а там и до лета совсем немного осталось. В добрый мирный день, 26 апреля 1986 года, по радио объявили о какой-то аварии. Сообщения были осторожными и невнятными. Где это? Что там случилось? Что за город-то? Непонятно. Тернополь, что ли? Это где-то на Украине?

Чернобыль? Нет, никогда не слышали, наверное, какой-нибудь мелкий городок. И что там такое? Химический комбинат? Электростанция? Атомная? Да вы что! Быть не может такого! Знаете, какую защиту делают на атомных электростанциях? Там ничего не может случиться, конструкторы все предусмотрели! Все, да не все… Да ладно, говорят, туда отправили специалистов, они там, на месте, быстренько разберутся и все наладят. Это очень далеко, нас никак не касается!

Кто же знал тогда, что чернобыльская авария затронет очень многих, чуть ли не каждого?

* * *

Май 1986 года, Кедринск, 21 год

Это лето в Кедринске выдалось прохладным. А впрочем, оно и к лучшему: жару Торик никогда не любил.

Дел хватало. Они с отцом разбирали домик над Пральей и перевозили оттуда все что можно, обновляли сарай: расширили его, перекрыли заново. А на очереди уже стоял вычерченный отцом изящный садовый домик с острой треугольной крышей.

Они вообще теперь много времени проводили вместе. Причем руки-то работали, а головы были свободны, и вот они говорили и говорили обо всем на свете. Словно возмещая время, упущенное в детстве.

Чувство юмора у отца было нестандартное, далеко не каждый мог его оценить. В том, как он шутил, смешивались новые ситуации и старые обороты речи, стихи из прошлого века и реалии нынешнего.

Вот Торик вечером берет тетрадь и исписывает ее формулами, просто чтобы не утратить навыки математических преобразований. Нормальный человек сказал бы: «Хватит ерундой заниматься! Отдыхай!» Но отцу скучно говорить такое. Он на лету переиначивает Пушкина и декламирует:

— Ленись, мой сын. Наука сокращает нам дни быстротекущей жизни!

А в ответ на возмущение веско изрекает, подняв палец:

— Не нам предугадать дано, как отольется наше слово!

И ведь попробуй возрази!

Конечно, они не только шутили, но и просто говорили обо всем на свете, одно легко перетекало в другое.

— Почему подростки ведут себя так невыносимо? — вспомнив о бескрайнем море бунтов у Андрея, как-то спросил Торик.

— Знаешь, это в людях тянется еще от обезьян.

— Как это?

— Обезьяны живут стаями, у нас это называется обществом. Когда стая становится слишком большой, кто-то в ней должен умереть или уйти. В жестоких стаях, например, у волков, старых и слабых загрызают молодые и сильные. А у обезьян — не так.

— Молодые уходят?

— Не совсем. Сами они уходить не хотят: им и так хорошо живется. Взрослые обезьяны тоже не хотят их прогонять — они к ним привыкли, оберегают их. Но надо, чтобы стая распалась. Поэтому обезьянья молодежь инстинктивно начинает вести себя отвратительно, делать глупости, всем вредить, кусаться и драться, обижать других обезьян. Вот тогда остальные обезьяны на них сердятся и со спокойной совестью прогоняют из стаи.

— А люди?

— Люди… — Отец вздохнул. — Прогоняют подросших детей, чтобы те заводили свои семьи и жили отдельно. А наша большая стая — общество — организует для них всякие возможности: отправляет их на далекие стройки, на Целину, или куда там нужно стране.

* * *

Июль 1986 года, Кедринск, 21 год

Бабушка София с тетей Таней пришли к Васильевым на чаепитие. Все вместе сидят за столом в саду, неспешно подливая чай из самовара, угощаются конфетами «Птичье молоко» из коробочки и обсуждают последние новости.

— Мы все ждали, думали, Миша приедет, — с грустью говорит бабушка. — Он и собирался, а потом заболел, ослаб.

— Да, годы берут свое. Ну а у вас какие новости?

— Ой, у нас недавно случилось настоящее нашествие! — оживляется тетя.

— Я такого никогда в жизни не видала, — вторит бабушка.

Тетя встала и начала жестикулировать.

— Вот представьте: вся дорога мимо нашего дома, вся улица, сверху донизу, во всю ширину — серая.

— Снег сходил лавиной? — пытается угадать отец.

— Мыши! Сплошной ковер из движущихся мышей, будто их с неба сыпали! Никого не кусали, даже на цыплят не нападали, просто шли непрерывным потоком почти два дня.

— Вот, поди, котам было раздолье! — подключилась мама. Она как раз принесла блюдо с творогом и теперь так с ним и стояла: заслушалась.

— Какой там! Все окрестные коты по такому случаю забирались на крыши домов и оттуда с ужасом смотрели на этот бесконечный серый поток. Собака у соседей, у теть Нюры, с визгом заползла в свою будку и два дня отказывалась оттуда вылезать, даже поесть не пришла!

— Странно. Одно дело — нашествие саранчи, — рассуждал отец, — но чтобы мыши…

— Да еще в таких немыслимых количествах! А потом этот поток мельчал, скудел и наутро третьего дня разбился на отдельные группки-островки и мало-помалу исчез. Но вот тут коты все-таки успели поохотиться на отстающих. Кеша наш потом четыре дня отказывался от еды. И это при том, что сам он мышей не любит.

— Чудеса, по-другому не скажешь!

— Перед войной что-то похожее было вроде, — неуверенно заметила бабушка.

* * *

Сентябрь 1986 года, Город, 21 год

Короткий последний семестр. Торик шел на занятия в лабораторию на втором этаже. Коридор, обычно просторный, сегодня плотно заполонили «козера» — так называли здесь первокурсников. Они взволнованно переговаривались, то и дело тыкая пальцами в стенды со списками. Разница между поступившими и не поступившими проявлялась очень ярко. Одни откровенно радовались и даже приплясывали на месте, другие удрученно стояли, озираясь и пытаясь пережить свой провал. Некоторые держались нейтрально — то ли хорошо владели собой, то ли от природы были более спокойными.

Торика посетило странное ощущение турбулентности, завихрения, неоднородного движения времени. Ведь где-то внутри, в глубине души, он до сих пор ощущал себя таким же козером. Да, на пути встретилось много трудного, горького, отчаянно интересного и безмерно чуждого и скучного. Но ведь сам-то он не изменился, остался таким же. Разве нет? Получается, вроде как уже и нет: рядом со студентами, у которых обучение еще впереди, он чувствовал и различие. Он стал другим. А череда незнакомых молодых лиц в привычном коридоре…

Внезапно взгляд его упал на невысокую девушку, спокойно стоявшую у колонны. Знакомый островок в море хаоса? Неужели…

— Зоя? — не веря глазам своим, уточнил он.

Она изменилась, как-то оформилась, что ли. Пропала детская пухлость, четче и немного жестче стали черты лица. Отрешенный и задумчивый взгляд девушки вдруг словно проснулся и потеплел.

— Привет! Ты откуда здесь?

— Это ты откуда? Поступаешь к нам?

— Поступила. На факультет теоретической математики.

— А чего не прыгаешь, как они? Поступила и сама не рада?

— Как сказать? Рада, но я знала, что обязательно поступлю. Уж если бы меня не взяли, я не знаю, кому здесь нужно учиться.

— Ой, знаешь, далеко не всегда сюда попадают лучшие.

— Вот и я о том же.

— Нет, я к тому, что даже лучшие иногда почему-то не попадают. Находятся неожиданные причины, обстоятельства.