— Теорию групп изучаете? — заинтересовалась девочка, и тут же оглушительно чихнула и смутилась. — Ой, извините!
Торик посмотрел в ее пытливые широко распахнутые глаза. Откуда школьница может знать про теорию групп? Это же высшая математика!
— А ты… — начал было он, но тут как раз подошел троллейбус.
— О, это мой! — обрадовалась девочка.
«Ничего себе школьники пошли», — лениво подумал Торик. Через пару минут, как по команде, к остановке подрулили сразу четыре троллейбуса. Линейное группирование исправно собирало их в кучки.
Значительно позже Торик осознал, что в жизни группируются не только электроны и транспорт. Но и люди. Причем не любые, а подходящие по неким общим условиям.
Если повезет.
* * *
Испытания прибора Торик с Семеном условились провести вместе. Казалось, их нетерпение переливается через край. Красивое схемное решение и экстравагантный внешний вид прибора в новом корпусе — дело хорошее, но ведь главное — как все будет работать. Вдвоем испытывать судьбу удобно: один надевает шлем и спокойно лежит, дожидаясь засыпания, а другой управляет прибором.
Начали со старого режима, когда идет только тепловое воздействие. Голову окутало знакомое расслабление, Торик вроде бы стал проваливаться в легкий сон. Но никаких странных запахов не почувствовал. А вот у Семена даже засыпания не получалось. Зато расслабление срабатывало. Он рассмеялся: «Ты смотри, эта штука меня конкретно тормозит! Но спать не хочется. И думать не хочется. Просто спокойно и вяло, как после пива».
Друзья стали понемногу добавлять напряжение. Начали с маленького, потом постепенно увеличивали. Дошли до того, что кожей лба ощущали слабенькие удары тока. И ничего! Торик специально подобрал точно такую же частоту воздействия, как на старом приборе, но и это не помогло. Никаких необычных явлений друзья так и не заметили.
Тысячи беспокойных мыслей метались в голове Торика, грозя выскочить наружу, совсем как иголки у Страшилы Премудрого, когда тот слишком долго размышлял. В чем причина? Новый прибор собран неправильно? Семен не перенес из прошлой конструкции что-то важное? Доработки сделали схему хуже? А может, вообще ничего не было? Вдруг этот чертов запах ему просто примерещился? Или все-таки Роберт прав, и полусонный мозг принял за жареную картошку всего лишь запах обожженной кожи? Организм иногда очень легко обмануть. Получается, все было зря? Или они не учли еще какой-то фактор? В любом случае, дальнейшие опыты пока ставить бессмысленно.
Грустно. Но что поделать — бывает и так.
* * *
Универ, как оказалось, учил своих студентов не только тому, что предусмотрено программой. Наука, теория — это все хорошо. Но главные уроки касались людей. Как люди взаимодействуют? Как сдать зачет и не спугнуть капризное настроение преподавателя? Как убедить декана, что прав ты, а не он? Как сдать лабу с первого раза?
Лабораторные работы, или просто «лабы», — непременная часть технического обучения. Задача ставится типичная: собрать установку, получить результаты, выполнить расчет и сдать лабу. Но, помимо этого, Торик с интересом наблюдал, как окружающие студенты подходили к самому процессу. Торик условно определял их как тех или иных животных, и варианты при этом получались очень разные.
Больше половины делали «как положено»: послушные «собаки» честно собирали установку, что-то там измеряли, старательно заносили данные в таблички, строили графики и потом со всем этим отправлялись на защиту. Бесконечно терпеливые преподаватели слушали их лепет, тыкали пальцами в неправдоподобные кривые, задавали каверзные вопросы: почему это график идет вот так, а не как в учебнике. Предполагалось, что при этом студенты лучше усвоят предмет. На самом деле они учились изворотливости (пригодится в жизни), а также умению совершать невозможное — за десять минут осваивать тему, которую лектор до этого излагал два часа.
Кое-кто выбирал метод слабой обезьяны. Некоторые обезьянки притворяются немощными, хилыми и глупыми (хотя на самом деле они просто хитрые и ленивые). Более приспособленные к жизни обезьяны жалеют их, не обижают, а иногда еще и прикармливают. Раз в стаях приматов это прокатывает, почему бы не попробовать тот же подход студентам?
Человеческие ленивцы пресмыкаются, униженно улыбаются и взывают к щедрости души остальных. Техника безупречно отработана еще в школе, при списывании. Неспособные и такие беспомощные на вид, они вымаливают результаты, уже полученные другими. Если повезет, можно даже установку не собирать. Зато у них очень острый слух. Если кто-нибудь сдает лабу, ленивцы внимательно слушают, что говорит преподаватель, запоминают правильные ответы, а потом просто их повторяют. Так и сдают.
Была и еще одна категория студентов — мудрые вОроны. Эти собирали установку очень условно, только для вида, снимали некие данные и тут же их отбрасывали. А вот потом начиналось высокое искусство. Зная конечную формулу, они рассчитывали идеальную кривую — именно такую, которую предполагалось получить. Затем ловко добавляли нужную долю правдоподобных ошибок, и — вуаля! — вот они, вожделенные «практические» результаты! Именно к этой категории относился Роберт. После того, как он пару раз показал Торику свой «уникальный беспроигрышный метод», тот тоже взял его на вооружение, однако применял редко, лишь в случаях, когда послушно-собачий метод «как положено» выдавал явную чушь.
Да, Универ всех учил жизни по-своему.
* * *
Делу — время, но иногда к Торику в гости заходил Валерыч. Порой один, чаще с Робертом. Интересная штука: при полной внешней несхожести порой Торику чудилось, что Валерыч — такой же романтик, как дядя Витя, но тоньше душой. А еще он писал песни. И даже больше: казалось, песни являлись к нему сами.
Как-то раз их компания пребывала в меланхолии. Торик переживал неудачу с прибором. Роберт тихонько бренчал на гитаре психоделическую песенку из «Пинк Флойд» под названием «The Lunatic is on the Grass». Точных слов он не знал, поэтому просто мурлыкал мелодию. Валерыч заинтересовался настолько, что даже перестал есть. Потом стал подтягивать мелодию, тоже без слов. Это выглядело даже забавно: два студента синхронно кивают головами и слаженно мычат британскую песню под спотыкающийся аккомпанемент. А потом…
Говорят, когда людей озаряет некая мысль, в их глазах появляется Свет Истины. Вот сейчас Торик впервые наблюдал такой момент сам. Валерыч, не особо задумываясь, сидел, ел и слушал нытье Роберта, а потом темно-карие глаза его вспыхнули. Кустистые южные брови почти сошлись в гримасе отречения. От чего? От этого мира? От прозы жизни? Валерыч вскочил и нервно бросил: «Дай гитару, а?» В два счета подобрал несложные аккорды, быстренько что-то там прикинул, бормоча слова и мотая головой, затем вдруг успокоился, глубоко вздохнул и запел чисто и уже без поправок, как на концерте:
Безмолвных глаз не может быть:
Всегда расскажут о себе.
Я все могу тебе простить,
А взгляд — скорее нет.
Готов простить тебе неправду слов,
Всего неправду, но не глаз!
Надежду вечно я искать готов —
Ее терял я много раз…
И словно сон передо мной
Глаза твои, одни глаза.
Я верю им, я сам не свой,
Всему, но только не слезам.
Первая строка по мелодии почти совпадала с флойдовской, но дальше развивалась совсем в другую сторону. Друзья восхищенно переглянулись. Да, и Торик, и Роберт любили музыку, оба играли на гитаре, порой сочиняли песни, но вот чтобы песня внезапно родилась готовой буквально за минуту — такого с ними не бывало ни разу! Казалось, это человеку не по силам.
Но вот Валерыч каким-то чудом сочинял именно так. Песни его получались странными, непохожими друг на друга. И в них неизменно под легким налетом философии пряталась маленькая история о любви.
