Самолично, сопровождаемый солидным Денисом Домициановичем, с которым, несмотря на разницу в годах, успел сдружиться, Валька обошел дощатые вагончики с таджиками, заглянул и к торговым людям из далекого Азербайджана. С таджиками говорил долго, Вальку они понимали через слово. Просил не клянчить и не воровать на улицах, взамен обещал нормальную, человеческую зарплату за чернорабочий труд на стройке, разрешил взять бесплатно немного материалов с объекта для обустройства в вагончиках. Детей велел свести в заводской душ, отмыть и доставить в городскую поликлинику на осмотр. Таджики, робко столпившись в кружок, смотрели на Вальку с вниманием, не галдели и не перебивали, кивали в ответ послушно.

– Ох, и разворуют они у нас полстройки. Зря ты, Валя, им разрешил, – с сожалением сказал Порошевич, когда они вместе покинули резервацию.

– Не разворуют, – уверенно возразил Валька. – Если ты уважаешь людей, то и они тебя уважают. А если уважают, то красть не будут. Да и зачем им красть? Они теперь заработать могут.

– Дай-то бог, – вздохнул Денис Домицианович, и во вздохе его было сомнение.

В палатках у азербайджанцев переговоры пошли живее. От имени восточных торговцев речь держал их старшина, которого все остальные звали Кямран-бей. Дюжий, складный брюнет, с породистым лицом, похожий на гравюрный портрет поэта Низами. «Ему бы с профессорской кафедры вещать, а не торговать с лотка дыней и арбузом», – невольно подумалось Вальке. Кямран-бей, узнав, кто именно пришел в его палатку, кинулся со всех ног к дорогим гостям, не теряя, однако, при этом достоинства. На Валькины пожелания торговать честно, ответил горячими уверениями в собственной порядочности и клятвами аллаху. Но и не преминул пожаловаться. Очень уж высокий бакшиш назначила местная милиция, так сразу не потянуть. Вот если бы скостить? И с просительной хитрецой заглянул в глаза всемогущему гостю.

– Никакого бакшиша никому не платить, – жестко постановил Валька. – А будут угрожать, сообщите в секретариат, мне доложат, – Валька протянул Кямран-бею визитную карточку с телефоном. – Главное, торгуйте без обмана. На комбинате труд тяжелый, и рабочему деньги даются нелегко.

– Об чем речь, многоуважаемый, да продлит аллах твои дни. Самая честная цена будет, лучший товар, – заверил Вальку Кямран-бей. И тут же подоспевший подручный сунул в руки Кямран-бею два объемистых пакета. – Вот, примите с уважением. Скромный дар от чистого сердца.

– Что вы, не надо, – Валька отстранил от себя оба пакета, свой и Порошевича, испугавшись, что Кямран-бей понял его неправильно и в скверном смысле.

Кямран-бей пакеты сразу отставил, и тяжко вздохнув, полез в поясную сумку. Извлек на свет щуплую стопочку американских долларов, выжидательно посмотрел на «дорогих» гостей, может, нужно дать больше.

– Этого совсем не надо! Да что же вы! – с досадой вспыхнул Валька, и, увидав в лице Кямран-бея полное и уже какое-то внеземное непонимание, торопливо пояснил:

– Ничего не надо! Вообще! Ни сейчас, ни потом!

Кямран-бей понял. Деньги убрал и обозначил поворотом головы легкий поклон. Вот уж, повезло, так повезло. Если этот странный русский не шутит, то ему посчастливилось заиметь покровителя на самом верху. Выше уж и быть не может. Видать, он, Кямран-бей, чем-то русскому приглянулся. Конечно, такого большого человека беспокоить по пустякам он не станет, и милиции платить, конечно, придется. Но Кямран-бей уже знал, что денег давать нужно будет куда меньше, и тут свою роль сыграет вот эта крошечная картонка с телефонами. Милиции неприятности тоже не нужны. Однако, так нехорошо. Кямран-бей решительно поднял с полу пакеты.

– Вот, многоуважаемый, от всего сердца. Отказать нельзя. Обида может быть. Ты пришел, как гость, принес добрую весть в мой дом. Справедливость принес. Нельзя так уйти. Я хороший хозяин, как отпущу гостя с пустыми руками? Одна дыня, немного гранат, чуть-чуть помидор. Возьми.

Валька смущено переступил с ноги на ногу, украдкой взглянул на Порошевича. Денис Домицианович коротко кивнул. Валька протянул руки, взял пакеты, один передал Порошевичу.

– Хорошо. Спасибо вам. Но только в следующий раз я заплачу. Иначе, больше к вам не приду.

Кямран-бей белозубо улыбнулся. Он был доволен. Когда Валька с Денисом Домициановичем уже отошли от его палатки к ожидавшей их машине, он, неожиданно для себя, выкрикнул им вслед:

– Я буду торговать честно! Слово Кямран-бея!

Денис Домицианович, неловко пристраивая в руках громоздкий пакет, однако, посетовал Вальке:

– Это все лирика. Но вот скажи ты мне, почему мы должны этой ерундой заниматься? Ведь есть же мэр, есть же городской муниципалитет в конце концов. В каждую бочку затычку не вставишь, каждую выгребную яму не вычистишь.

– Денис Домицианович, что говорить, вы же сами все знаете. Господину Извозчикову это, простите, до одного места. А порядок в городе должно навести. Ведь это ваш город. И мой теперь тоже, – кротко возразил ему Валька.

– Ох, нахлебаешься ты, мой милый, со своим идеализмом! Помяни мои слова. И я, старый дурак, вместе с тобой, – Порошевич беззлобно чертыхнулся. У его пакета с треском оторвалась ручка.

Тридцать первого марта Валька вылетел в Москву. Дел на комбинате было невпроворот, но пропустить первое апреля он никак не мог. Ни за какие златые горы и сахарные коврижки. Первое апреля был Анин день рождения. И если бы Мухогорск смело ураганом, смыло селем или даже весь ГОК рухнул бы в тартарары, то и это бы не удержало Вальку на месте. Верный Костя встречал его в аэропорту на новенькой «вольво-850». Удивленному шефу он пояснил:

– Закупили оптом. Пять штук. Три месяца уж как. Две в подарок туда, – Костя многозначительно возвел очи горе, – одну Квитницкому, одну на семейные нужды для САМОГО, одну, стало быть, вам.

– Ну и ладно, – миролюбиво согласился Валька. Настроение у него было отличное, и спорить не хотелось. Да и что машина, подумаешь? В сущности, ерунда. У Кости он спросил, не уточняя:

– Как вы тут без меня?

– Нормально. Вашу новую тачку Быковец тишком хотел пустить в разъезд для своих дел, ну, в смысле, пока вы в Мухогорске. Чтоб не стояла зазря. Только наш Олег Дмитрич врезал ему по рукам. Вот я целых три месяца дурака и валял. Родителей ваших когда возил, по мелочи. В общем, солдат спит, служба идет.

Валька велел Косте везти себя домой, но не на собственную квартиру, а на Комсомольский проспект. Маму и Барсукова он не видел черт его знает сколько времени, лишь порой звонил. И, понятно, теперь хотел сделать старикам приятное. Покупку подарка для Анюты он отложил на завтрашнее утро. К тому же, сказывалась и усталость.

Дома было все по-прежнему. Да и чему меняться-то за прошедшие пять месяцев? Мама охала вокруг Вальки, сетовала, что сын похудел, осунулся лицом, металась между комнатой и кухней, то и дело запихивала в него какую-нибудь еду. Барсуков тоже не умолкал ни на минуту. Сначала отчим, распираемый любопытством, одолевал Вальку вопросами, но, скоро уразумев, что Вальке вести беседу с набитым ртом неэтично и затруднительно, перешел на повествовательную стезю. Пересказал все-все подробности своего служебного житья-бытья за время Валькиного отсутствия, не опустив ни одной прозаической детали. И учетную статистику по успеваемости, и сколько отчислили студентов в последнюю сессию, и что ректор Садовничий похвалил его, Барсукова, грамотой, и что вновь Дружников расщедрился – подарил факультету с десяток ксероксов и огромный, дорогущий, лазерный принтер. И как ездил с водителем Костей несколько раз на работу и с работы на новенькой Валькиной иномарке. Так только, дабы доказать неверующим, что пасынок его непростой человек. Больше и не надо, у Викентия Родионовича и своя, отечественная «семерка» вполне хороша, и субординацию нужно соблюсти. У декана ведь такой машины, да еще с персональным водителем, не имеется, вот и не стоит дразнить гусей.

Вальке самодовольное воркование Барсукова отнюдь не мешало, наоборот, было приятно, оттого, что привычно. Оно служило как бы символом домашней стабильности и покоя: бодро развевающимся флагом на башне форта, означающим, что за стенами бастиона все в порядке и разумном равновесии. Барсукову он вручил подарок: сделанного из бронзы медведя на малахитовой подставке. В передних лапах мишка держал отбойный молоток, а внизу, по малахиту, шла выгравированная золотом надпись – «Мухогорскому ГОКу 60 лет». Викентий Родионович млеющим голоском пискнул от восторга и тут же объявил, что Валькиному презенту непременно будет видное место на его рабочем столе. Еще бы, думалось Викентию Родионовичу, штука солидная, и досужий посетитель не раз спросит, причем здесь Мухогорский комбинат и какое к нему отношение имеет заместитель декана по учебной части. Вот тогда у Барсукова выпадет не один случай похвастаться.