Но я тоже не из отряда травоядных. Почувствовав резкий прилив сил, я скинул с себя куртку и встал в боевую стойку. Подняв над головой меч.

— Эй, ушлепки! Клешни вверх! — решил поддержать меня Ян. Он тоже выхватил оружие — усыпанный драгоценными камнями скипетр, который он держал двумя руками на манер дубинки, — Не хотите по-хорошему, подходи по одному!

Движения у Яна были резкими и дерганными, он, готовясь к драке, активировал свои ускорители рефлексов. Для противостояния с местными вышибалами, а именно так я на глазок охарактеризовал бы преградивших нам путь монахов, наших имплантов было явно маловато. Но нас было трое, а их двое — численный перевес должен был сыграть свою роль. Но у монахов кое-что было припрятано под туниками.

— Мордой в землю, — произнес рыжий, доставая из-под туники короткокрылый пистолет. У вышибал не осталось ни малейшего сомнения, что мы причастны к взрывам и действовать они решили жестко и без промедлений. Второй тоже достал оружие, у меня на груди заплясала метка от его лазерного прицела.

Я прикинул расстояние до врага. Шагов двадцать. Даже если «берсерк» избавит меня от боли первого попадания, то хороший стрелок успеет нашпиговать меня свинцом, прежде чем я успею до него добежать. В том, что оба монаха умеют обращаться с оружием, я не сомневался.

— Ах вы так, да? — Ян раскачивался, готовясь рвануть вперед, — ну ладно, черти, сами напросились!

— Ян, стой! — крикнула Энн, — брось дубину!

Девушка тоже понимала бессмысленность атаки в лоб. Осознавал это и я. Но черт побери — я не мог себя заставить положить меч на землю! Я только его заполучил, только ощутил шершавую, натертую предками, поверхность его рукояти. Ян, остыв, бросил скипетр в пыль, я же стоял с мечом, как истукан.

Оба монаха перевели оружие на меня.

— На «три» ­– мы стреляем. Раз, — начал отсчет чернобородый.

Я не хотел сдаваться не только из-за «Сияющего». Евгеники убили меня в прошлой жизни, если я попаду к ним в плен в этой, но меня без вариантов ждет новая казнь. В том, что монахи тщательно исследуют нас, у меня не было никаких сомнений. Да и кража родового меча Елагиных как бы намекнет им, в какую сторону стоит копать.

— Два, — произнес чернобородый.

Скипетр, брошенный Яном, жалобно звякнул о какой-то камешек на земле. Чернобородый криво усмехнулся, явно представляя себе, как моя голова лопается, будто перезрелый арбуз. Мои пальцы на рукояти дрогнули — здесь я умру гарантированно, а в плену хоть какой-то шанс выжить есть. Но прежде чем мой меч позорно выпал из рук, случилось нечто разрушительно-неожиданное.

Дощатые ворота вдруг взорвались кучей летящих в нас и в монахов щепок. Однако никакого звука взрыва не было. В своих оценках я не ошибся, монахи начали разворачиваться на мете с нечеловеческой скоростью. Да и подготовка у них была что надо — оба синхронно приседали на колено, вытягивая руки с пистолетом. Если бы монастырь атаковали неизвестные, тяжко бы им с такой выученной охраной пришлось. Но из ворот на монахов перла не волна нападающих с оружием в руках, а корма магистрального автобуса. Рыжий с черным успели сделать по одному выстрелу, а потом автобус их снес, как шар для боулинга кегли.

Он понесся дальше и сшиб бы и нас, но колеса у него заблокировались и он пошел юзом, остановившись буквально перед самым моим носом.

— Чего ждем? Забегайте! — прокричал с водительского места Божко через открытое заднее окно.

Просить нас дважды не пришлось, Ян немного замешкался, подбирая брошенный скипетр, но в автобусе мы оказались через секунду. Божко даже не закрыв за нами дверь выжал из двигателя машины все, что тот мог дать. Из-под колес полетела пыль и щебень, Энн, не успев ухватится за поручень полетела на пол, увлекая за собой и меня.

— Гони-гони-гони! — проорал устоявший на ногах Ян, выглядывая в окно.

Как бы мне не было приятно валяться на полу в обнимку с обаятельной девушкой, я ухватился за пассажирское кресло и выглянул наружу. Сквозь облака пыли через проломленные ворота из монастыря выбежали оба мордоворота стреляя на ходу. А эти братья-монахи точно из касты элитных воинов! Примерно таких же я крошил на крыше замка Родригесов, дико мотивированных и напичканных имплантами. Зачем церкви, проповедующей смирение, эти грозные боевики?

Ловкой подножкой я сбил Яна на пол.

— Не стой под пулями!

— Куда едем? В отель, как я понимаю, нам путь заказан? — Божко, даже под обстрелом, оставался невозмутимым и говорил тоном истинного джентльмена.

— Да! — после стычки с боевиками церкви у ворот, у монахов не осталось ни каких сомнений в том, кто же устроил в их обители ограбление. И Артуро уже наверное дает показания, где он с нами познакомился, — Выезжай на трассу! Направляйся к отелю. Проедешь пару километров и разворачивайся!

В мотель возвращаться было нельзя. Благо мы отогнали «Скарабеев» со всем найденным в тайнике добром от него на добрых двадцать километров и спрятали их в заброшенном карьере. Но монахов надо было пустить по ложном следу, пусть и с помощью такого примитивного способа. Разведрон мы оставили в отеле, поэтому были слепы и глухи, как новорожденные котята. И нам ничего не оставалось другого, кроме как нестись по трассе на угнанном нами у монахов автобусе.

Церкви Фата Евгеники даже погоню за нами организовывать было необязательно. Монахам достаточно было обратиться в муниципальные органы правопорядка и нами бы занялась полиция Сиднея. А если они на короткой ноге с Омом — то и его гвардейцы бы тоже кинулись нас преследовать.

Неловко перевернувшись на полу, я чуть не порезался об валяющийся рядом меч. Надо бы ему срочно ножны организовать, пока родовой клинок меня не покалечил.

«Красивая железяка», — похвалила мой клинок Альта,— –«до боли знакомая».

«Как знакомая?» — я не понял, о чем речь.

«Близко. Даже слишком — он мне чуть шею не вспорол».

«И кто им размахивал?», — удивился я.

«Твой отец».

«И как ты могла об этом умолчать⁈ Зачем?».

«Затем! О каком доверии между нами была бы речь, если бы ты узнал, что мы с твоим папашей друг друга убить пытались?».

«Эээ, а что поменялось?».

«Ну ты же теперь мне доверяешь? Мы же теперь как родные? А меч на самом деле неплохой. Наше производство — настоящий хельсплав. Сухопутные такого делать не умеют».

«В смысле ваше⁈».

«А ты не знал? А ну да, ну да, родовой клинок должны окутывать легенды, уходящие корнями в седую древность. Вообще это клинок, только твой отец убрал плазменную рубашку и заменил ее на ультравибрацию. Как по мне — спорное решение».

«Чего убрал?».

«Плазменную рубашку. Раньше, при активации владельцем, вокруг меча появлялся слой высокотемпературной плазмы, причем хельсплава клинка рубашка не касается. С ней меч кроит броню как масло».

«Если эта такая классная штука, почему отец ее заменил?» — задал я вполне обоснованный вопрос.

«Потому что горящий синим меч — символ атлантов. Как ты понимаешь, твоему отцу не с руки было с таким бегать».

«Ты говорила что-то насчет того, что вы друг друга чуть не убили?».

«Я участвовала в штурме „Наварина“. Вместе с еще сорока храбрецами. Твоя семья уж слишком рьяно взялась за наши города в своем лене. Поэтому мы решили захватить ваш флагман и на нем пробраться в Бирюзовый Дол, чтобы совершить диверсию. К самому кораблю мы подошли без проблем, подавили системы безопасности. Высадились, но нас ожидал сюрприз — твой отец вместе со своими гвардейцами…».

«Так вас обдурили? Мудрых, всезнающих атлантов?».

«Подлость и военная хитрость не входила в число наших сильных сторон. Поэтому, наверное, мы и войну проиграли. Но не суть — на палубе вашего флагмана мы с твоим батюшкой и скрестили шпаги. Как итог — я была тяжело ранена и оказалась в кристалле памяти. А у твоего родителя шрам остался через все лицо».

Отца я помнил плохо, несмотря на то, что мнемонический имплант должен был сохранить в моей памяти его образ. Но какой-то блок в психике стирал его лицо. Я даже знал, откуда этот блок взялся — после убийства родителей, я долгое время не мог смириться с их потерей. Отцу же я не мог простить, что он меня покинул. Оставил. Он был таким сильным, что просто обязан был защитить себя и мою мать. Детская психотравма, ничего с ней не сделаешь. Поэтому в памяти у меня мелькали только черная борода с усами, голубые глаза и шрам, проходящий через бровь на щеку. Теперь я знал, кто ему этот шрам подарил.