— Похоже, что ты действительно силён, Йошида, — Мори был всё так же спокоен и безучастен. — Против людей. Но знаешь, в чём прелесть этих созданий? Они сильны настолько, насколько сильными изобразил их художник. То есть, я.

Да-да, мы уже поняли, что ты офигеть какая творческая личность! Не люблю творческих личностей, возможно, потому, что я и сам такой.

— Чисто из любопытства, — уточнил я, раздавливая щупальцами голову нарисованного бойца (в сторону брызнула антрацитово-пепельная кровь), — зачем ты нагнал всех этих ниндзя в своём «Саму-рамене», если умеешь такие вещи? Нарисовал бы побольше этих монстрюг, и всё.

— Ты неопытный, невежественный дурак, — заносчиво прокомментировал Мори. — Творения должны быть выполнены с душой, чтобы ожить; это не ремесло, это искусство, и…

— Вот как? — хмыкнул я. — А я-то думал, ты у нас мангака со стажем! Юкино говорила, в своё время ты выпускал по несколько журналов в день, отрываясь от карандаша только на маленькую тарелку лапши в день!

Вообще-то я не помнил, что именно говорила мне Юкино на эту тему; возможно, что-то другое? Кажется, она упоминала, что с деньгами у молодого Хидео было как раз неплохо… Впрочем, это и неважно.

Что важно, так это реакция нашего художника. А она была именно такой, какую я и «заказывал» — невозмутимость японца дала заметную трещину; Хидео моментально заткнулся и чуть побагровел.

И тут же пропустил сразу два удара; одна ложка заставила его рухнуть с каменной плиты, на которой он стоял, вторая — кажется, сломала ребро-другое. Японец стиснул зубы от боли — но, не издав ни звука, атаковал в ответ.

Карандашная линия скользнула у меня над головой; я еле успел отпрыгнуть, но тут же другая чиркнула меня по щеке, оставив глубокую царапину, а сверху спикировал новый нарисованный монстра — чудовищных размеров птица с заострёнными когтями и полуметровым клювом.

— Хочешь удержать меня, несмотря ни на что, не считаясь с потерями? — весело хмыкнул я, запуская несколько щупалец вверх. — Знаешь, что я думаю об этом, Хидео? Ты достойный продолжатель дела тех, старых якудза. Которые убили твою мать.

— Не смей!.. — взвыл было Хидео, подрываясь встать вертикально.

— А что? Вылитая копия, — заключил я. — Беспринципный ублюдок, достигающий цели любыми средствами. Знаешь, сколько твоих людей погибло или покалечилось сегодня там? Просто потому, что тебе захотелось удержать меня лишний часик в своей ловушке.

— Заткнись! — Хидео, кажется, и сам понимал, что, ярясь, пропускает удары, но ничего не мог с собой поделать. Один из столовых ножей мощным ударом вырвал у него из рук простой карандаш, другой опустился на него сверху вниз, раскалывая «оружие» пополам.

— И что теперь? — я с иронией поглядел на Хидео; щупальца отбросили в сторону мёртвых птицу и йети, которые, впрочем, и так быстро развоплощались.

— Дурак! — выплюнул Хидео, поднимаясь на ноги. От его невозмутимости не осталось и следа, теперь он весь буквально кипел гневом. В сущности, это несложно — только подтолкни. — Сила не в инструменте! Сила в художнике!

Я закатил глаза.

— Банальность на банальности, Хидео! «Сила самурая не в мече, сила самурая — сам самурай!». Хочешь что-то доказать мне — так покажи эту силу!

Рычащий от злости Хидео взмахнул рукой, и пять чёрных карандашных линий прочертились из-под его пальцев.

— Не рассуждай о том, чего не знаешь, Йошида Распутин! Сила это не игрушка! Сила это оружие! Сила…

— …это вкусно и питательно, — заключил я.

И потоки карандашных и чернильных линий устремились ко мне, вытягиваясь из фигуры замершего Хидео.

…поглотить чью-то Силу не так-то просто; Сила, заключённая внутри и выпускаемая небольшими порциями, недосягаема. В случае со старухой Рюдзин мне удалось всё провернуть так легко лишь потому, что Сила ещё только переходила в неё из источника — Обелиска. С Хидео же…

Ну, нет лучше способа заставить кого-то выпустить Силу наружу, во всей её мощи, чем довести его до белого каления. Гнев — то, что способствует получению Силы… и её же потере.

Вот и отлично.

Зашатавшись, Хидео рухнул на покрытые мхом камни и мятую траву; я долго выдохнул — и оглянулся на Голицыну.

— Ну вот. Я же говорил, что помощь мне не нужна.

— Я… я в вас не сомневался, Великий Мастер! — в глазах Антона Голицына горели звёздочки и сердечки. Если он и был разочарован тем, что я оказался Распутиным, то сейчас, после этого боя я полностью реабилитировался в его глазах. — Он потерял свою Силу, навсегда?..

— Увы, но это вряд ли, — я покачал головой, подходя ближе к упавшему без чувств японцу. — Сила восстановится, внутри него её ещё достаточно. Но ближайшие день-два он колдовать карандашом не сможет, да и вообще — больному прописан постельный режим. Ну-ка…

Два щупальца обвили Хидео — осторожно, чтобы не сломать новые рёбра, он всё-таки пригодится мне живым — и я понёс его в сторону припаркованной машины.

— Великий Мастер, вам дать бумажную салфетку? — подобострастно уточнил Голицын, семеня следом.

— Чего? — искренне удивился я.

— Салфетку. У вас кровь на щеке.

— Обойдёмся без салфетки, — отозвался я. — Потечёт и перестанет.

Дойдя до припаркованной машины, я распахнул багажник и мягко, но настойчиво утрамбовал Хидео внутрь. А что? Отличное место, чтобы полежать. Всё равно он пока без сознания. Тут его никто не потревожит, тут он никого не отвлечёт… а потом я привезу его в поместье и поговорю с ним по душам.

Какое-то время они шагали в темноте; удивительно, но Виталий и Григорий умудрялись идти по этим гулким пустым коридорам практически бесшумно. У Вэйли так не выходило, хоть она старалась.

Наконец, она прервала молчание.

— Кто это был?

Как она и ожидала, Виталий с Григорием поглядели не на неё, а друг на друга.

— Думаешь, это был кто-то значимый, Григорий?

— Всего лишь глава Якудзы и фактический правитель Японии, Виталий.

Дружное пожимание плечами и снова тишина.

Якудза, Япония… вроде слово «Япония» попадалось в местных новостях. Какая-то страна? Но что правитель страны делает в этой грязи…

— Если, — она помотала головой. — Слушайте, вот что. Если этот правитель Японии… он идёт к выходу, а Йошида вот-вот должен появиться с другой стороны, то не сделали ли мы ошибку, отпустив его?

Снова взгляд друг на друга.

— Думаешь, они встретятся, Виталий?

— Скорее всего, Григорий. Ведь это его ресторан разгромил Йошида.

— Но…

— Какие шансы у Мори, Виталий?

— Практически никаких, Григорий. Нужно быть дураком, чтобы это не понять.

Вэйли поморгала.

— Если Йошида настолько силён, то зачем… мы вообще его ищем?

— Потому что с нами ты, — на этот раз слова Григория были обращены к ней.

— Ты — особый случай, — подтвердил Виталий. — Мы в этом разбираемся.

— Вы думаете, что я…

— Это наша работа — разбираться в чьей-либо уязвимости.

— И в чьей-либо смертоносности.

— Йошида слишком силён для атаки в лоб.

— Но вполне уязвим для неожиданной атаки со стороны.

— Так что продолжаем патрулировать, Виталий.

— Продолжаем патрулировать, Григорий.

…обратно в катакомбы я шёл в приподнятом настроении.

А почему бы не пребывать в приподнятом настроении, когда избавился от одной животрепещущей проблемы, да ещё и поднял в процессе свою Силу?

Кстати, о Силе.

— Занятно, — заговорил я, когда мы с Голицыным оказались внизу. Больше здесь не слышалось ни шагов, ни голосов, если кто тут и находился, кроме нас, то достаточно далеко, и я не приглушал голос. — Эти катакомбы… Просто пропитаны Силой. Наверное, у них богатейшая история.

Я ведь не забыл об этом. О том, что где-то здесь — вероятно, намного глубже, намного дальше, но всё-таки — скрыты Оттиски огромных размеров. Добраться до них — и многие проблемы были бы решены щелчком пальцев.

— Разумеется, Великий Мастер, — с готовностью подтвердил Голицын. — Катакомбы, по слухам, куда древнее наземного города. Можно лишь гадать, что здесь происходило тысячи лет назад…