— Ну и то, — хмуро дёрнул ртом Горыныч, — что падать с пьедестала больнее, чем ты думаешь.

— Хочешь сказать…

— Считаешь, такие люди сидят у себя дома, на сытом «заслуженном отдыхе», и со светлой печалью вспоминают былые деньки? — Горыныч покачал головой. — Вот только чёрта с два. Эти люди лишились всего — буквально всего. Нахальный не из тех, кого устраивают полумеры. Если он заполучает какой-то компромат, какое-нибудь оружие, то вгрызается в жертву бульдожьей хваткой и не останавливается до тех пор, пока не уничтожит её полностью, по всем фронтам.

Он опрокинул в себя ещё одну стопку; я покосился на стоящую рядом со мной, нетронутую. И правда, как старик умудряется столько пить и не терять здравый рассудок?

— Не только власть или деньги — всё. Он использует каждую лазейку, превращая людей в изгоев. Разрушает семьи. Уничтожает перспективу. Превращает в ничто репутацию.

— Я понял, понял, — согласился я.

— Ну, — развёл руками Горыныч, — а раз понял, то сообразишь и остальное. После такого падения, а особенно для таких людей, всё либо заканчивается самоубийством, либо…

Илана Медведева с громким стуком захлопнула книгу.

— Либо стремительно к нему идёт, — заключила она.

Мы оба повернулись к ней.

— Что ты имеешь в виду? — уточнил я.

Илана встала, сцепив руки за спиной.

— Ничего особенного, — отозвалась она. — Только то, что не обязательно быть крутым старым мафиози, чтобы знать подобных типов.

— Мне казалось, Медведевы достаточно влиятельны, чтобы защититься от подобных скандалов, — глаза старика сделались задумчивыми. — Так значит, я был не прав?

— Медведевы? Да, пожалуй, до нас добраться Нахальному было бы тяжело, — согласилась Илана. — Но в клане не только кровные Медведевы. Любой крупный род вбирает в себя десятки семей поменьше, сами знаете. Есть у нас один тип… был. Работал на отца…

Она замолчала, видимо, что-то вспоминая; я внимательно глядел на Илану. Признаться, я был удивлён тому, как спокойно и даже легко она относится к своему «пленению» здесь.

— Знаешь, — хмыкнул я внезапно, — журналисты, посланные Нахальным, обвиняют меня в том, что я тебя похитил. Как ты смотришь на то, чтобы выйти и опровергнуть это?

Илана усмехнулась в ответ.

— Опровергнуть? А ничего, что это чистая правда?

— Что с того?

Она помотала головой.

— Прости. Для того, чтобы что-то заявить репортёрам, нужно выйти, а если я выйду отсюда, придётся снова вернуться к папаше.

— Плохие отношения в семье?

— Не то слово, — она поморщилась. — Так что да. Я совершенно не против этого похищения; находиться здесь, с Горынычем даже… занятно. Но вот возвращаться домой — последнее, чего я хочу.

Я поднял глаза к потолку и пожал плечами.

— Ладно, ладно, просто предложил. Так… что там с тем типом?

— С тем типом, — кивнула Илана. — Его звали Александр Вульф. Он был у отца…

— Погоди-погоди, — встрепенулся Ратибор, сощуривая глаза. — Алекс Вульф? Тот самый Алекс Вульф? Я был свято уверен, что он мёртв после тех событий…

— Жив, — поморщилась Илана. — По крайней мере, был жив, когда я последний раз о нём узнавала.

— Поистине, день открытий, — заметил старик.

— Погоди, — отозвалась девушка. — Это ты ещё не узнал, где именно он сейчас находится.

А вот и то самое место. Хлопнув дверцей машины, я задрал голову повыше, рассматривая большую надпись над входом.

Если так задуматься — идеальное место, чтобы залечь на дно. В голове, конечно, рисуется совсем другое — грязные трущобы, заброшенные заводы… Стереотипы из боевиков. Тогда как это место… Если Илана сказала правду, и этот Вульф здесь, то он, наверное, очень интересный человек.

Постояв ещё пару секунд, я быстро начал подниматься по ступенькам здания с надписью «Цирк уродов».

Кретины.

Вэйли подбросила апельсин в руке.

Самовлюблённые, самоуверенные, безмозглые кретины. Никакой оригинальности, всё по классике — чёртово семейство богатеньких и властных мудаков, которые думают, будто им всё можно.

И даже ещё неизвестно, кто хуже в исторической перспективе: бестолковый глава семейства, в придачу к природным упрямству, честолюбию и садизму заимевший старческий маразм — или его тупые отпрыски, ошалевшие от безнаказанности и свободы.

Да уж.

Вэйли Лактариус аккуратно чистила апельсин, складывая толстую кожуру на приборную панель одноместной космической яхты. Чёрт, уж лучше бы её отправили ловить беглых космических пиратов или накрывать очередную спрятанную в астероиде лабораторию наркоторговцев.

Нет ничего хуже галактического аристократического семейства.

Но какой смысл теперь делать круглые глаза и прикидываться, будто удивлена? Ничего неожиданного, даже закономерно, что Галактическая Разведка для Упреждения Злодейских Деяний отправила её сюда, следить за странными проблесками активности на этой забытой всеми богами планетке. Или лучше сказать — сослала?

Вэйли скривилась, вспоминая лицо начальства.

— Капитан Лактариус, — вслух передразнила она, — вам будет непросто работать в ГРУЗДе с таким обострённым чувством справедливости!

Тряхнув головой, она поправила ярко-карминовые волосы и сердито уставилась к экран. Тишь да гладь. Объект затих, будто притаился, и теперь в ожидании новой активности можно было провести здесь, на орбите, неделю или две.

Во всём этом был только один плюс. Земные фрукты. Вэйли отправила в рот дольку апельсина. Да уж, из галактических шишек никто явно не пробовал эту штуку, иначе эту планету уже превратили бы в апельсиновый завод. Надо будет позже опять смотаться вниз, пополнить запасы; пока же — работа.

Сидеть и пялиться в пустой экран в ожидании неизвестно чего.

Название организации — дурацкое, как справедливо считали многие, но с традицией, доставшееся ещё от кого-то из отцов-основателей, романтиков и идеалистов — не вполне передавало то, чем занимались её агенты. ГРУЗД не был галактической полицией, не был корпусом супергероев в зелёных обтягивающих трико. Скорее… кучкой бюрократов с бумажками, полыселых и обрюзгших, но дотошных и хватких, как бульдог. Как налоговый инспектор, чьё тихое покашливание за плечом доводит до инфаркта богатейших меценатов Галактики.

Вэйли сунула в рот вторую дольку апельсина, окончательно уходя в дебри размышлений и почти не следя за экраном.

…Галактика — чертовски большая штука. В Галактике не сотни, не тысячи, даже не сотни тысяч — в ней миллиарды обитаемых планет и триллионы необитаемых. Цифра, которую нелегко представить не только дикарю, но и развитому существу из самого центра галактической ойкумены. И это первое, что нужно знать о ней.

А второе — это неоднородность, прямо вытекающая из подобных масштабов. Пока на одних планетах бегают завёрнутые в шкуры существа, впервые пытаясь добыть огонь при помощи палочек, жители других давно уже освоили деление бозона Хиггса.

Именно благородные отцы-основатели ГРУЗД когда-то, тысячелетия назад, проталкивали в Империи закон о невмешательстве. Именно они создали службу, стоящую на страже этого принципа. Можно владеть планетой, можно повесить на стену в рамочке сертификат о владении, можно проводить там выходные, устраивать сафари, выкладывать в соцсети фоточки на фоне экзотических пейзажей — нельзя лишь вмешиваться в исторический процесс…

Вэйли выплюнула косточку. А, кого она обманывает. Можно.

Можно, но не сразу, а лишь после прохождения всех юридических формальностей, инспекций, проверок и разрешений. И вот тут-то в дело вступает ГРУЗД.

Бедные отцы-основатели.

А может, и не бедные. В конце концов, разве в их время было иначе? Взяточничество и кумовство — понятия вечные как мир. Отсталые планеты захватывались, тонули в крови, превращались в охотничьи угодья, опустошались ради ресурсов, выкачивались до последней капли из-за двух процентов годовой прибыли; так было всегда и так будет всегда — по крайней мере, пока Галактика не схлопнется или не налетит на небесную ось.